Его член пульсировал от воспоминаний о чистом аромате ее желания. Это не замедлило бег мыслей в его голове.

Шесть месяцев тому назад Виктории отказали от места.

Шесть месяцев тому назад Габриэль убил первого мужчину.

«…Теперь я привел тебе женщину».

Женщину, которая прожила на улицах достаточно долго, чтобы понять правила выживания, но которую все еще можно уничтожить знанием.

Женщину, которая не осуждала его прошлое.

«Мы делаем то, что необходимо, чтобы выжить».

Жар лизнул его кожу.

Габриэль бросил взгляд на спичку, которую держал большим и средним пальцами.

Синий огонь едва касался почерневшего дерева.

Глаза Виктории имели тот же живой, бесхитростный синий цвет, что и горящий огонек.

Надеялся ли второй человек отвлечь его сексуальным развлечением?

Виктория боялась того, что он мог найти в ее письмах.

Она солгала о своем имени. Лгала ли она о втором человеке?

Немедленно Габриэль вспомнил боль, блеснувшую в ее глазах, когда он сказал ей, что эти таблетки делают с женщиной.

Шлюха убила бы ее, а Виктория по-прежнему ее защищала.

Насколько далеко она пошла бы, чтобы защитить любовника? — задался он вопросом.

Где второй человек нашел ее?

Как он нашел ее?

Зачем он нашел ее?

Бросив спичку в камин, Габриэль встал.

Небольшой крупнокалиберный пистолет и длинный охотничий нож лежали в верхнем ящике прикроватной тумбочки из атласного дерева.

Орудия смерти.

Она пришла к нему без оружия; ей не найти оружия в его комнате. Смерть может исходить от второго человека или от Габриэля — но не от женщины.

Вытащив пистолет и нож, он бесшумно пересек комнату, которая в течение следующих нескольких дней, недель или месяцев будет служить Виктории спальней.

Через распахнутую дверь спальни донесся аромат свежезаваренного чая.

Габриэль застыл.

Вовсе не Гастон ждал его в кабинете.

Майкл сидел на краю столешницы из черного мрамора, наклонив голову, в черных волосах вспыхивали синие блики. Большой серебряный поднос упирался в его бедро; над серебряным заварочным чайником клубился серый пар. В одной руке Майкл держал коричневый глиняный горшочек, в другой — маленький сандвич без корочки.

Обе его руки были сплошь покрыты массой красных рубцов. Пальцы. Ладони. Тыльные стороны.

Габриэль наблюдал, как Майкл макнул сандвич в глиняный горшок.

Наружу он показался покрытый шоколадом.

Пульсация в паху Габриэля распространилась на левую руку, затем — на правую. Первая схватилась за охотничий нож, вторая — за небольшой крупнокалиберный пистолет.

Он не был готов иметь дело с Майклом. Не сейчас, когда его ноздри хранили запах страсти Виктории, а в ушах звенел голос того, второго мужчины.

Это не важно.

Страсть Габриэля; страсть Виктории.

Смерть.

Laissez le jeu commencer. Давайте же начнем игру.

Габриэль приготовил сцену; теперь он должен исполнить свою роль.

Он молча прокрался вперед и закрыл за собой дверь спальни.

Майкл внешне казался поглощенным своим сандвичем: но это было не так. Майкл знал о присутствии Габриэля.

Так же, как знал о втором мужчине в салоне.

— Я велел Гастону выставить тебя, Майкл, — нейтральным голосом произнес Габриэль.

Майкл медленно поднял голову, фиалковые глаза были холодно расчетливы. Морщины ожогов, иссекавшие руки, окаймляли и правую щеку — резкий контраст с совершенством его черт.

— Ты действительно думал, что я уеду, не повидав тебя, Габриэль? — тихо осведомился он.

Голос Майкла не изменился за те шесть месяцев, когда Габриэль слышал его в последний раз. Он был низким, страстным и соблазнительным, голос мужчины, который сделал себе состояние проституцией.

Нет, Габриэль не ожидал, что Майкл покинет его. Но он хотел этого.

После всех этих лет он все еще хотел защитить темноволосого ангела с голодными фиалковыми глазами.

Пристальный взгляд Габриэля переместился от Майкла и остановился на шоколаде, покрывающем сандвич.

Острая боль сжала грудь.

Двадцать семь лет назад Майкл был не в состоянии вынести запаха шоколада, не говоря уже о том, чтобы его есть.

— Когда это ты пристрастился к chocolat, mon frere?[14] — нейтральным тоном спросил он.

Габриэль знал, что его голос обладает той же умелой модуляцией, что и голос Майкла: оба они были обучены соблазнять, совращать, доставлять удовольствие.

— Шесть месяцев тому назад, — ответил Майкл. И засунул в рот покрытый шоколадом сандвич.

Губы Габриэля загорелись от воспоминания: шесть месяцев назад он поцеловал поврежденную щеку Майкла. А затем убил первого мужчину.

Как легко было бы потянуть за спусковой крючок и убить Майкла. Шесть месяцев назад.

Сегодня ночью…

— Как Энн? — отрывисто спросил Габриэль.

Теплота, затопившая глаза Майкла, и улыбка, осветившая его лицо, едва не поставили Габриэля на колени.

На одно леденящее мгновенье он не узнал человека перед ним.

Габриэль видел Майкла, истощенного голодом и страхом. Он видел его почти сошедшего с ума от боли и горя.

Никогда прежде он не видел счастливого Майкла. Но он видел его теперь.

Майкл нашел то, что Габриэль не найдет никогда: любовь. Принятие.

Мир.

И все это с женщиной, которая предпочла фиалковые глаза — серым. Темноволосого ангела — белокурому.

Мужчину, который ценил жизнь, вместо мужчины, который отнял жизнь.

Свет, озаривший лицо Майкла, мгновенно потускнел, фиалковые глаза снова стали холодно-расчетливыми.

— Почему ты не навестил нас и не выяснил все сам, Габриэль?

— Тебе недостает меня, mon frere? — насмешливо парировал Габриэль.

— Да.

На одну неосторожную секунду Майкл снял свою маску. В его глазах не было обмана, в голосе не было фальши.

Невидимый кулак сжался в животе Габриэля.

Майкл любил его, и Габриэль не знал почему.

Майкл никогда не осуждал Габриэля ни за то, что тот был безымянным ублюдком, ни за сделанный им выбор.

Габриэль хотел, чтобы он принизил, осудил его.

Габриэль хотел, чтобы он мог ненавидеть, и знал, что предпочел бы ненависть скрытому страху.

Он отвел взгляд от фиалковых глаз Майкла.

Они не изменились за те двадцать семь лет, что Габриэль знал его, — они были все еще откровенно голодными.

У Виктории тоже были голодные глаза.

Бесхитростные синие глаза, которые жаждали секса.

Любви.

Принятия.

Второй мужчина послал ему Викторию, потому что она голодала. Как голодал Майкл.

Потому что она желала. В то время как Габриэль был неспособен желать.

Но почему?

— Ты учил меня читать и писать, — сказал Габриэль, желая понять мотивы второго мужчины. Желая понять мотивы Майкла. — Почему?

— Ты учил меня воровать; я считал это справедливым обменом. — В голосе Майкла послышалась резкость. — Кто этот второй мужчина, Габриэль?

Габриэль бесстрашно встретил пристальный взгляд Майкла.

— Ты знаешь, кто он, — невозмутимо ответил он.

Это Майкл нашел Габриэля, когда тот был прикован на чердаке, словно собака, лежа в собственной грязи и моля о смерти.

Но Майкл не позволил ему умереть.

Габриэль сожалел, что он не позволил.

— Ты говорил мне, что он был вторым мужчиной, который насиловал тебя, — сказал Майкл.

Габриэля изнасиловали двое мужчин; одного он убил, второй был все еще жив.

Габриэль спокойно выдержал подозрения, мелькнувшие в пристальном взгляде Майкла.

— Я говорил, что был второй мужчина, — спокойно согласился он.

— Однако до того раза, шесть месяцев назад, ты никогда не упоминал, что был второй.

— Я не знал, что тебя так интересуют подробности. Прости меня, mon vieux,[15] — услужливо сказал Габриэль, намеренно подстрекая Майкла. — Я думал, твои интересы лежат в другой области.