— Кто доставил ее?

— Je ne sais pas. Мужчина. У него, — глубокие морщины на мгновение избороздили лицо Гастона, не способное скрыть испытываемый ужас, — были только коробки от мадам Рене. Я не знал, месье.

Габриэль верил ему.

Он мог бы предупредить Гастона, чтобы тот проверял коробки, приходящие в дом. Но больше в этом не было нужды.

Второй мужчина не повторит трюка.

Габриэль хотел сказать Гастону, к чему тот должен быть готов в будущем. Но он не знал, что второй мужчина сделает в следующий раз.

Габриэль не знал, кто умрет в следующий раз: мужчина или женщина.

Друг или враг.

— Отдай коробку Эвану, — вместо этого сказал Габриэль. — И пусть Джулиен займет место Эвана возле двери.

— Tres bein, месье.

Гастон развернулся.

— Гастон.

Он замер.

Габриэль посмотрел на бледно-голубое шелковое покрывало, лежащее на ковре в том месте, где оно соскользнуло с Виктории.

— Забери с собой шелковое покрывало.

Габриэль бесшумно ступая, прошел через свой кабинет и спальню, остановившись перед массивным шкафом. Открыв дверь, он начал перебирать пальто, брюки… пока не нашел ярко-голубой шелковый халат. Тот льнул к его пальцам словно женские волосы.

Виктория сидела с абсолютно прямой спиной на холодном кафеле перед унитазом. Ее лицо представляло собой безжизненную маску в обрамлении темных волос, собранных на правом плече.

Мерцание красного цвета с медными переливами играло в ее прядях.

Красивые волосы.

— Ее звали Долли, — глухо сказала Виктория.

Габриэль сжал в руке шелковый халат.

Он ничего не мог сделать, чтобы утешить ее. Но Габриэль хотел.

Гнев, бушующий в нем, лишь усиливал чувство собственного бессилия.

Второй мужчина все спланировал. И Габриэль ничего не мог сделать, чтобы остановить игру.

Но он хотел ее остановить.

— Три месяца назад мужчина попытался изнасиловать меня, — продолжила Виктория глухим потрясенным голосом. — Шел дождь. Долли помогла мне. Люди просто проходили мимо, опустив зонтики, не желая видеть, что происходит.

Габриэль напрягся; пульсация крови внезапно тяжелыми ударами начала отдаваться в его левом виске.

Он знал мужчину, который приставал к Виктории; он знал о нем все, кроме его имени и того, на что он пойдет, чтобы выполнить волю мертвого человека.

— Как этот мужчина выглядел? — спросил Габриэль обманчиво спокойным голосом.

Викторию не обманул его тон. На ее искаженном от ужаса лице отразилось понимание происходящего.

— Мужчина, которого вы ищите, — она громко сглотнула, — заплатил Долли, чтобы она спасла меня той ночью.

А потом он убил ее. Так же, как убьет Викторию.

Она прочитала правду в глазах Габриэля.

— Я нашла первое письмо под дверью на следующее утро, — судорожно сказала Виктория.

Габриэль ждал, пока она сложит вместе кусочки головоломки.

В ее тусклом потрясенном взгляде зажглось понимание, которое не исчезло, растворившись в безысходности, когда глаза снова потухли.

— Мне очень жаль, — сказала она с тем спокойствием в голосе, которое приходит после столкновения с насильственной смертью. В ее глазах больше не было голода. В них не было желания прикосновений ангела. — Он схватил меня сзади. Я не видела его лица. Но это и не имеет никакого значения, не так ли? Он убьет меня. Поэтому он дал Долли таблетки для меня, да? Он убьет любого, кто встречался с ним. Я права?

Габриэль не хотел врать.

— Да.

— Вы разговаривали сегодня с мистером Торнтоном.

— Да.

Габриэль застыл, словно натянутая стрела, прекрасно понимая ход ее мыслей, осознавая, что был лишь один вывод, к которому она могла прийти.

— Мистер Торнтон был жив.

Виктория озвучила страхи Габриэля.

— Но если он или его жена действовали заодно с тем мужчиной, которого вы ищите, они были бы убиты, не так ли?

Но если они не были связаны со вторым мужчиной, тогда ее преследовали двое мужчин, говорили глаза Виктории.

Второй мужчина хотел убить ее. Чего же хотел другой преследователь?

— Страх, — прошептала Виктория.

Габриэль потянулся к ней, чтобы расслышать ее, утешить.

— Что?

— Вы сказали, что он послал меня к вам из-за моих глаз.

Голодных глаз.

Острая боль скрутила живот Габриэля.

— Да.

— Нет. — Виктория уставилась в углубление фарфорового унитаза; Габриэль смотрел на ее склоненную голову. — Он выбрал меня не из-за моих глаз.

Габриэль боролся с собой, чтобы держаться от нее на отдалении.

«Вы не знаете меня», — обвинила его Виктория.

Но он знал ее. Он знал ее и хотел.

— Тогда почему, по вашему мнению, он выбрал вас? — спросил Габриэль напряженным голосом.

Виктория подняла голову и встретилась с ним взглядом.

— Он выбрал меня, потому что я была напугана. И потому что вы были напуганы.

И они все еще напуганы.

В глазах Виктории за пеленой страха и потрясения мерцало осознание.

— Вы говорили, что страх — это мощное возбуждающее средство.

Габриэль чувствовал, как внутри него словно сжимается пружина.

Секс. Убийство.

Страх был афродизиаком. Посредством секса мужчины и женщины обретали силу для сотворения новой жизни. Окончательную победу над смертью.

— Я замерзла, — внезапно сказала Виктория.

Ее грудь подрагивала.

Она вся дрожала.

Когда Торнтон трясся от страха, Габриэль испытывал только презрение. Когда дрожала Виктория, он хотел рыдать из-за той боли, которую причинил ей.

Глаза Габриэля оставались сухими.

Ангелы не плачут.

Ее нижняя губа слега подрагивала.

— Мне кажется, что я никогда больше не смогу согреться.

В его силах было согреть ее.

Ощущая дрожь в коленях, Габриэль вошел в ванную.

Взгляд поймал мерцание меди, блеск зеркала.

Стены сомкнулись вокруг него.

Виктория подняла на него взгляд, не ожидая ни тепла, ни утешения.

Не найдя в себе силы смотреть ей в глаза, Габриэль встал позади Виктории.

Она не осуждала его за то, что он был шлюхой. За ту опасность, в которую вверг ее. За плотское утешение, которое не подарил ей.

Габриэль хотел, чтобы она осуждала его.

Он сел на корточки. Ее спина оказалась между его разведенных коленей. Ее волосы сверкали, словно темный водопад. Медленно, осторожно, он накинул ей на плечи шелковый халат. Чувствуя ее тепло и хрупкость, вдыхая ее женственность и ранимость.

Почти прикасаясь, но не смея прикоснуться полностью.

— Я не позволю ему причинить тебе вред, — прошептал он.

Они оба знали, что он лжет.

Габриэль не мог остановить второго мужчину. Единственное, что он мог сделать — попытаться найти его до того, как тот найдет способ добраться до Виктории.

Желтый туман, словно ненасытный в своей жажде обладания любовник, заключил в объятия улицы Лондона. Двухколесный экипаж осторожно пробирался сквозь мрачную завесу, рожденную в огне угольных печей. Еженощная плата по счету человеческой жизни.

«Они были бы мертвы, не так ли?» Копыта лошади выстукивали дробь. «Они были бы мертвы, не так ли?»

Они были бы мертвы, если бы действовали заодно со вторым мужчиной.

Но Торнтоны не были убиты.

И Габриэль не знал почему.

Тусклый свет пробивался сквозь серные испарения ночи, словно сигнальные огни маяка.

Габриэлю не нужна была Виктория, чтобы узнать внутреннюю обстановку дома Торнтонов; Питер Торнтон описал ее в мельчайших деталях. Когда он просил ее помочь, он хотел узнать, можно ли ей доверять.

И в отличие от него самого, ей можно было доверять.

Он облокотился на металлические ворота, ведущие в парк, наблюдая за окнами особняка, чей свет отчетливо различался сквозь туман. Мысли о Виктории неотступно преследовали его.

Они жила у Торнтонов, будучи их слугой. Она заботилась об их детях, будучи гувернанткой.