Дождь закончился. Проснувшись ни свет, ни заря, Хин увидел, как по луговине важно расхаживает птица, величиною с дом. Осёдланная, грозная и нетерпеливая. Должно быть, Келеф разыскал её ночью, пока человек спал, тогда же и подготовил к перелёту: к седлу было приторочено такое множество пухлых мешков, что заднее сидение почти скрылось за ними.

Сам Сил'ан — лёгок на помине — появился в комнате, откуда ни возьмись:

— Проснулся? — оценил он. — Быстро к реке. Перекусишь, когда наберём высоту. И оденься как можно теплее.

«А может я лучше на карете?» — захотелось спросить Хину. Что ни говори, но при взгляде на огромную птицу, да ещё при слове «высота» (чего, как не птичьего полёта?) ему сделалось не по себе. Воображение оказывало дурную услугу.

Всё же он поднялся, ни словом не обмолвившись о своих страхах.

— Не вздумай есть! — строго повторил Келеф, так словно это было в самом деле важно.

— Хорошо-хорошо, — заверил Хин. От волнения — не очень-то и хотелось. — К чему такая спешка?

— Полетим кружным путём, — в своей манере объяснил Сил'ан.

Говорил бы уж: «Сам увидишь».

При ближнем рассмотрении мешки оказались не вполне мешками: скользкая чёрная упаковка без единого шва маслянисто блестела. Хин решил не касаться её. Вообще, он нарочно приглядывался к деталям, чтобы не хвататься судорожно за лавку при каждом движении злобной махины. А стоять спокойно она, похоже, попросту не умела.

Келеф наклонился над перегородкой, прежде чем занять своё место, показал, куда ставить ноги, чтобы включилась ментальная система, защищавшая оруженосца от перегрузок и выпадения из седла. Закрепил ремни дополнительной механической страховки, накрыл шкурой:

— Взлёт может быть неприятным, но я постараюсь осторожно.

Хин рассмеялся, изумлённый редкой заботой:

— Ничего не рассыплюсь, — и спросил, чтобы отвлечься. — А почему два места? Ты ведь летел сюда один.

Сил'ан сделал недоумённый жест, уже отворачиваясь:

— Боевое седло. Не успел ещё поменять.

Расстроенный паук забрался на чердак. Твари сопровождали птицу, пока могли, потом сделали прощальный вираж и полетели назад. Хин не мог оценить их стараний — глядеть по сторонам и, тем более, вниз ему поначалу совсем не хотелось. Поев, однако, он повеселел, привык к ветру — тёплая шкура пришлась весьма кстати — и редким взмахам огромных крыльев. Слева как раз восходило Солнце.

Над террасами,[*] нарезавшими небо ломтями, стлались туманы, спускаясь с холодных горных вершин. Птица поднималась всё выше, шум стих и ветер вдруг перестал донимать — словно над седлом возник невидимый защитный купол — и вот уже облака остались внизу. Лишь кое-где из холодного белого клубящегося моря поднимались чёрные острова. Их ледяные украшения ловили солнечные лучи и порою сияли так, что больно было смотреть. Птица взяла совсем близко к одной из вершин. Хин зажмурился — ему показалось, в следующий миг произойдёт неминуемое столкновение — но, не ощутив ни удара, ни боли, осторожно открыл глаза. Мелькнула чёрная хвоя, опушённая инеем, так близко, что, умей человек реагировать в сотые доли секунды, он мог бы протянуть руку и коснуться ветки. Правитель наклонился к креслу пилота:

— Ты отлично ей управляешь, — трудно было удержаться от похвалы.

Поля иззелена-жёлтой травы проносились под крылом, темнели широкие ленты рек. А в самых изумительных краях птица, словно угадывая мысли гостя, заходила на посадку. Оглядываясь, Хин понимал: нет, не нужно было идти к краю мира, чтобы поглядеть на чудо, и не за облаками вовсе раскидывались сказочные земли. Он смотрел, как призрачными куполами медуз взмывали в красное закатное небо сети, бросаемые рыбаками с плоскодонок, рельефно-чёрных. Как гордые белые птицы скользили по рассветной глади, оставляя за собой широкий расходящийся шлейф. Узкое русло мутной и тёплой реки вилось меж огромных, поросших лесом холмов. А воды высокогорного озера были так чисты, что виднелись мельчайшие песчинки, устилавшие дно, и лес, волей неведомых сил канувший в подводное царство. Источники бурлили зелёной лавой, а чаши гладких известняковых потёков, всегда влажных на вид, полнились светло-голубым нектаром. Многообразие ликов воды изумляло не меньше, чем ликов земли или небес. И ночами Хин больше не видел ужасов — лишь фонари рыбаков, словно светлячки, реяли над ночной водой. Покой овевал его и порою он думал, что счастлив был бы такой нехитрой жизни: и почему Дэсмэр назначила ему родиться уаном в Лете, а не простым рыбаком в Весне?

Последнюю остановку птица сделала у водопадов. О том, что последнюю, Хин догадался: мешков с кормом, которые птица склёвывала целиком, вместе с упаковкой, больше не осталось, а Келеф по этому поводу не тревожился.

Пугающее зрелище взбесившейся, грохочущей воды правитель не смог выносить долго. Тогда Сил'ан повёл его и птицу вдоль берега реки, к роще красных деревьев с широкими резными листьями. Там по камням, с высоты человеческого роста, журчал ручеёк.

— Миниатюрный водопад, — оценил Хин. — Для таких смельчаков, как я?

Множество опавших красных, желтоватых и оранжевых листьев укрывало землю, словно за Кольцом рек осенью. Правитель с удовольствием вдохнул аромат преющей листвы. От этого запаха день стал казаться тише и печальней, горизонт — дальше. Самые подходящие чувства для скорого расставания.

— Тебе не нужно огорчать семью, — сказал он, когда Келеф отпустил птицу. — Мы вообще можем попрощаться за стенами резиденции. И едва ли увидимся вновь. Ты прекрасно это понимаешь.

Сил'ан тонко улыбнулся. Эта улыбка скорее скрывала его чувства, чем отражала их:

— Глупостей не выдумывай. Отдохнуть после перелёта они тебя пустят, потом уже отправишься к своим.

— Прошлый раз мне запретили даже выйти из кареты, — недоверчиво отметил Хин.

Келеф перебил, спокойный, тоном, не допускавшим возражений:

— Пусть только попробуют.

Правителю почудилась угроза. Впрочем, он хорошо знал, что никто из детей Океана и Лун угрожать семье не посмеет. Только вся ли семья принимает решения?

— Глава семьи, — объяснил Келеф, с удовольствием рассматривая маленький водопад.

— Он же и отправил тебя в Лето?

— Нет. То был прежний.

— Его сместили? — Одезри искренне удивился. Ему отчего-то казалось, что кё-а-кьё у Сил'ан должны править пожизненно.

— Ненамеренно, — неохотный ответ ещё больше запутал дело.

— Это как?

Келеф вздохнул:

— Глава семьи, милый… мой… герой, — прежнее обращение он произнёс с долгими паузами, очевидно, не слишком уверенный, что нужно к нему возвращаться, — это совсем не мудрейший, умнейший, хитрейший или хотя бы больше всех жаждущий власти. Это тот, кто обладает самым жизнеспособным потоком. А уж это, в основном, происходит ненамеренно. Кому-то на определённом этапе жизни легко с людьми, вот как Вальзаару — контакт происходит сам собой. Другим, таким как мне, главой семьи не стать никогда. Я скорее себя доведу до безумия, чем… Впрочем, способы, конечно, есть — было бы желание. Бывали случаи у Сэф, когда самоуверенная особь вступала в волевую схватку с правителем и даже побеждала — отбирала его поток. И тогда, кто был никто — тот становился всем, а кто был всем — ниже последних в первом младшем поколении. Мощь потока ведь вообще определяет влияние и положение в семье. У меня с этим скверно. Альвеомир мог стать кё-а-кьё — так все думали, когда я уезжал в Лето. К тому шло…

— В твоей семье схваток за власть не бывало?

— Изверги мы что ли? — удивился Келеф. — Вальзаар не виноват, хотя, право слово, он не лучший кё-а-кьё в это тревожное время. Он не понимает людей — ещё бы ладно. Он не интриган. Я опасаюсь Сэф. У них такой глава! … Впрочем, — он надолго и невесело умолк, а потом, так ничего и не сказав, уплыл к реке.

Ожидая, Хин развлекал себя игрой, подаренной дочерью Эр-Ке из Рос, оттого что думать и тем более чувствовать ему сейчас совсем не хотелось. Игре его, ещё мальчишкой, обучила Вазузу, величая её «пятнашками». Маг предпочитал иное название: «драгоценная головоломка».