– Да, вижу, что не мальчик. Не юли.

– Мне нужно оружие. Много оружия. Пистолеты и «оптика».

– Ого.

– Как-то так.

– На охоту решил сходить? На крупную дичь.

– На самую крупную, опер. На самую. Ты на такую не ходил.

Мужчины замолчали. Шумно взмахивая крыльями, мимо них промчалась какая-то большая птица.

– Видел?! – вскочил оборотень. – Сова какая огромная? Они расплодились в этом году сил нет. К чему бы это?

– Не знаю, может, экология у вас тут лучше, чем в других местах. А может, просто мышей много. Или крысы.

– Крысы – это плохо.

– Согласен. – Они помолчали еще минут пять.

– У тебя деньги-то есть или надо в порядке шефской помощи от верховного комиссара по делам беженцев?

– Деньги есть, не вопрос.

– Эх, ну ладно. Зарекалась ворона говно клевать. Что конкретно?

– Хорошую «оптику». СВД можно, можно иномарку, я на курсах был, почти с любым стволом могу работать. Главное условие – у меня будет дальность метров восемьсот—девятьсот. Пару «ТТ» и пару чего-нибудь полегче. Естественно, все должно быть идеально чистое, никаких следов в пулегильзотеке – это в интересах всех участников концессии. Плюс патронов.

– Курсы. Хе-хе. Знаю я твои курсы. Сам-то – тот еще «оборотень». Что у вас там в журналистских кодексах написано про правила поведения на войне? Что там в руки брать нельзя никогда? Ладно, прокурор – это не моя фамилия. Сроки?

– Вчера.

– Да, вырос наш мальчик-стажер. Ты уверен, что оно тебе надо? Потом поздно будет. Зона убивает, парень, даже «красная» зона. Я теперь могу авторитетно судить.

– Я в зону не пойду.

– Не утомляй, все так говорят.

– Все говорят, а я не пойду.

– Твои слова – да в прокуроровы уста… Ладно, сделаем. Ты единственный, кто повел себя… – «Оборотень» задумался. – Ах…и тут ломаться: по понятиям повел. Своих не бросают, друзей не сдают, так?

– Так.

– Ну, пошли спать. Я тебе на террасе постелил. Утром порешаем твою проблему. Охота – хорошее занятие.

Он уже переживал это несколько раз в жизни, но в последнее время – все реже и реже. И вот – опять это чудо. Он видел сон во сне, сон про сон, сон про сон во сне. Он уже не мог точно сказать – сколько ему лет, какое время года, но похоже, что весна. Он бежит по ослепленной солнцем Москве, где-то в самом центре, может, это Гоголевский бульвар, или уже Остоженка, или – Обыденские переулки. Рядом с ним красивая незнакомая девушка – у нее длинные прямые волосы цвета пшеницы и какое-то неправильное, удивительно красивое в этой неправильности лицо.

Они бегут рядом, то держась за руки, то обгоняя друг друга, расцепляясь на поворотах. Мир вокруг ярок и чист, они разбегаются и со всей силы прыгают прямо в центр неглубоких весенних луж. Солнечные брызги взлетают до самого неба, переливаются бензиновой радугой и медленно, как в замедленной съемке в кино, падают на серую морщинистую мостовую.

Они обгоняют прохожих и кричат им в лицо: Run with те! – прохожие не понимают, а они, хохоча, несутся дальше, и вот впереди уже серой лентой толстая река, и на том берегу нет еще ничего лишнего, нет гротескового уродства, только свежая зелень теплой московской весны…

Этот сон всегда был предвестником, он знал, как проснется, как выйдет из него. Правый висок неожиданно пробивала боль – короткая, резкая, нестерпимо яркая, как вспышка сверхнового солнца. Она ослепляла на какую-то долю секунды, потом всю голову заливал жуткий жар, потом боль, локализуясь в виске, начинала всасываться куда-то в глубь тела и постепенно отступала, отпускала. Он просыпался в холодном поту и понимал, что времени остается все меньше и меньше. Сколько еще таких вспышек он переживет? Когда очередной сон про сон окончится, не начавшись? Он не знал и не хотел гадать. Он корчился на смятой простыне, прогоняя страх и память о боли, а чей-то чужой голос внутри гулко кричал, срываясь на истерику: Run with те! Let's run!

Носорог так и не смог заснуть. Теперь, прищуриваясь на свет фар встречных машин, он гнал свой «БМВ» по прямой в сторону аэропорта, гадая, чем все это может завершиться. Эйфория отступила, пришло время холодного расчета. Куратору что-то от него надо. Это значит, что придется налаживать какой-то бизнес, поднимать старые связи и пугать старых знакомых своим голосом – голосом мертвеца, затосковавшего на том свете. Это как раз еще ничего. Это будет, по крайней мере, весело – такое хулиганское занятие, звонить из гроба и напоминать о долгах тем, кто, наверное, уже давно и с облегчением выкинул их из головы, перекрестился и выдохнул.

Но что захочет этот чертов подполковник? Почему он, кстати, подполковник? Носорог впервые в жизни задался этим вопросом. Когда они познакомились – без малого пятнадцать лет назад, – этот молодой щеголь уже носил две большие звезды. В таком возрасте это возможно всего в паре случаев: или ты чей-то протеже, или – добыт свои погоны кровью. Без преувеличения, кровью. Своей, чужой – не важно. Важно, что большой.

Костя не сомневался: этот человек убивал, убивал неоднократно и без сожаления. Мог бы давно убить и его, но не сделал этого лишь потому, что Носорог ему нужен. Носорог исполнял деликатные поручения, которые, как говорит куратор, куда-то записываются, а это – индульгенция. Это пропуск в рай и бумажка для выхода на свободу – если что. А заслужить ее очень трудно: нужно убивать, нужно уметь быстро найти очень много денег, оружия или взрывчатки, нужно украсть трехлетнего ребенка или изнасиловать тринадцатилетнюю девочку. Все это Костя уже делал по указанию куратора и, видимо, теперь будет делать вновь. И все это – включая изнасилования – делается «в интересах безопасности государства, старичок» – так говорил всегда молодой щеголеватый подполковник.

Костя чуть не заснул за рулем – встречный туристический автобус ослепил его фарами и оглушил сигналом клаксона. Носорог нервно дернулся и лишь в последний момент смог совладать с машиной, улетающей через обочину в арык. Турецкий диктор что-то невнятно бормотал по радио. Если верить указателям, до аэропорта осталось еще семнадцать километров. Времени до прибытия рейса – чуть больше часа. Ничего, подождем. Ждали уже, умеем. Носорог часто говорил о себе во множественном числе.

Директор ФСБ внимательно разглядывал казенный бланк. Результаты экспертизы, конечно, могли шокировать любого, но только не его. Тем более что внутренне он уже давно был готов к чему-то подобному. Эксперт должен был ответить на несколько вопросов, кратко, четко и понятно. Со своей работой он справился.

Вопрос первый.Является ли металл, из которого состоят представленные слитки, золотом? Если ответ «да», то каков процент золота?

Ответ первый.Указанный металл, представленный для исследования, является сплавом. Процентное содержание золота, одинаковое в каждом из десяти проверенных слитков, не превышает 60 %.

Вопрос второй.Содержатся ли в слитках, представленных на исследование, посторонние примеси? Если ответ «да», то какие именно?

Ответ второй.В представленных слитках действительно содержатся посторонние примеси, которые можно определить как медь.

Вопрос третий.Каким именно образом изготовлены слитки?

Ответ третий.Слитки изготовлены в заводских условиях, никакой дополнительной обработке или переработке не подвергались.

Дополнительный комментарий эксперта.

Детальное исследование представленных слитков позволяет сделать однозначное заключение: они изготовлены в фабричных условиях, с использованием сертифицированной техники. Основные параметры, как то: размер, вес и геометрия, – полностью совпадают с размером, весом и геометрией стандартных слитков, представленных для сравнения Центробанком. Процентное содержание металлов в данных слитках полностью совпадает. Дополнительно исследованные слитки, представленные Центробанком, также не являются золотыми на 100 процентов.