Одновременно с этим Тимоха чувствовал, как другие пули, гораздо больше, горячее, страшнее и злее, разрывают его грудь, живот и ноги. Он успел расстрелять обе обоймы и теперь лежал, тяжело дыша. Киллер пытался встать, но уже не мог. Он поднял голову, прижав подбородок к груди, и увидел, что все его тело – одно сплошное кровавое месиво. Было тепло и совсем не страшно. Стремительно темнело, заходило солнце. Тимоха сложил руки с пистолетами крестом на груди и умер. Так, как и мечтал всегда.

Директору ФСБ России

Секретно

Экземпляр единственный

Довожу до Вашего сведения, что сегодня, в соответствии с ранее поступившими от Вас указаниями, при мониторинге был осуществлен перехват телефонного разговора между двумя неизвестными, который может представлять большой интерес в деле защиты государственного строя и законности. Расшифровку разговора прилагаю.

Один из абонентов носит псевдоним «Куратор», второй, предположительно, «Немец». Личности обоих в настоящий момент устанавливаются.

Куратор (К): Мне нужен (неразборчиво, предположительно – «Немец»)

Немец (Н): Кто говорит?

К: Вы меня не знаете. Я – Куратор. Все задания, которые вы выполняли, исходили от меня.

Н: Я не понимаю вас, вы ошиблись номером.

К: Не вешайте трубку. У вас остались деньги от последнего гонорара? Я могу сообщить вам серию и номера купюр.

Н: Кто вы?

К: Я уже сказал. Так у вас остались деньги?

Н: Так точно. Держу в руках. Говорите.

К: Купюры достоинством по сто долларов США, в упаковке «Зак-Банка». Серия АВ, номер 46 (далее неразборчиво – перечисляет номера десяти купюр). Достаточно?

Н: Три совпадают.

К: Отлично, так это вы? Вы готовы говорить?

Н: Да.

К: Вы совершили ошибку.

Н: Я знаю. Я исправлю, это случайность.

К: Случайностей быть не должно, все уже исправлено без вас.

Н: Я сожалею…

К: Я тоже, у вас есть шанс все исправить. Вы работаете только со взрывчаткой?

Н: Так точно! То есть никак нет. Могу с оптикой неплохо, с ножами, могу…

К: Устройство автомобилей знаете?

Н: Так точно.

К: Сегодня получите новые задания по старой схеме, но уже от меня. Больше никаких посредников. Я покажу вам купюру, следующую по номеру за самой нижней в вашей пачке. Ясно?

Н: Так точно.

К: Хорошо. До встречи. Не опаздывайте.

(конец записи)

Директор ФСБ дважды прочитал расшифровку. Куратор и Немец. Заказчик, возможно основной организатор, и исполнитель.

…Немец. Это проще. Не самая редкая кличка, но в разговоре есть зацепка – он взрывник. Значит, можно искать, можно и найти. Теоретически. Так. С Куратором все гораздо сложнее. Кураторов у нас, м-да, хоть пруд пруди. Кем он может быть? У киллера, убитого при отходе из ЦКБ, был документ прикрытия ФСО. Значит, Куратор – оттуда? Кто он? Уволенный, действующий? Зачем ему все это надо? Как он связан с золотом? Предположим, напрямую. Он – первое лицо? Вряд ли. За ним кто-то должен стоять, кто-то, кто-то, кто-то… Даже если возьмем Немца – не поможет. Исполнитель ничего о нем не знает. Какое задание может быть у Немца? Любое. Если у него тоже документы ФСО – это опасно. Звонить директору охраны? Нет. Нет, тысячу раз – нет. Он, конечно, не при делах, но Куратор может входить в его ближний круг. Что же делать? Так…

Директор поднял телефонную трубку:

– Срочно зайди.

Через несколько минут раздался стук в массивную дверь, потом створка осторожно приоткрылась.

– Вызывали, товарищ генерал армии?

– Без чинов. Садись.

– Так точно, без чинов. – Напротив директора сидел мужчина неопределенной внешности и неопределенного возраста. Не меньше тридцати, не больше пятидесяти. Темно-синий костюм, белая рубашка, безупречно повязанный галстук в тон. Аккуратная стрижка, ровный пробор.

– Задание срочное, отчеты – только мне. Нужно установить личность мужчины, которого могут звать Немец. Или как-то созвучно. Скорее всего, именно «немец». Судя по разговору – он военный или милиционер, может, даже из наших. Основная специализация – сапер, минер, диверсант, одним словом, работает со взрывчаткой, хорошо стреляет из снайперки. Может быть, спецназовец. Установить личность и начать поиск. Он сейчас в Москве. Второго зовут Куратор, это сложнее. Он может иметь притяжение к нам или к ФСО, скорее всего – имеет. Но – это не точно. Иностранцы тут исключены, стиль работы – сугубо советский. Школа, – директор криво улыбнулся. – Нас с тобой по похожим учебникам готовили. Уяснил?

– Так точно.

– В случае установления личностей и местонахождения – в визуальный контакт не вступать, фиксировать все действия. Они – профи. Оба, думаю, вооружены, и терять им вообще нечего. Попутно – фиксируйте все их дополнительные контакты. – Директор помолчал. – Если у тебя все получится, клянусь, станешь генералом. И звезду тебе лично президент повесит вот сюда, – он ткнул тонким пальцем в правый лацкан синего пиджака.

– Я не за звезды, товарищ генерал армии…

– Отставить. Сколько тебе нужно людей?

– Обойдусь своими, пять человек и три машины.

– Начинай немедленно. – Директор помолчал. – Удачи тебе. Ты даже представить не можешь, как это важно.

– Для вас, товарищ генерал армии?

– И для меня тоже. Все, свободен.

– Так точно, приступаю к выполнению. – Оперативник щелкнул каблуками и быстро вышел из кабинета. Директор откинулся на спинку кресла и покосился на линейку телефонных аппаратов. По идее, стоило бы сейчас снять трубку того, на котором нет ничего, кроме герба, и, после четвертого гудка, доложить обо всем, что стало известно. Но генерал не спешил. Президент любит доклады о законченных делах. Промежуточные итоги его раздражают. Ну ладно. С Богом.

Терри Уотсон работал над статьей целую ночь и только сейчас понял, что не ел со вчерашнего утра. Живот буквально прилипал к спине, жутко хотелось есть, но в холодильнике было совсем печально – одно яйцо, заветренный кусочек сыра и яблоко. «Каши не сваришь», – вспомнил журналист русскую пословицу. Конечно, можно позвонить в заказ пиццы, но Терри слишком следил за собой, чтобы питаться невероятно калорийными и жирными пирогами, которые в Москве с завидным упорством называли «пиццей» и даже «настоящей итальянской пиццей». Надо ехать в магазин.

Терри критически оглядел себя в зеркале – стоило бы умыться, что-то сделать со щетиной и мешками под глазами, но – это подождет. Взяв со столика ключи и сунув в карман портмоне с деньгами и документами, Уотсон вышел во двор. Нажал кнопку, припаркованный под деревом «рейнджровер» в ответ пискнул. Двигатель завелся легко. Передача, педаль, поворотник. Ехать – всего пару кварталов до проспекта Мира, там – несколько километров по прямой до «Азбуки вкуса». На улице еще не было машин, и Терри уверенно разгонял мощный внедорожник. «Проскочу или нет? – думал он, глядя на замигавший желтым светофор на пересечении с проспектом. – Проскочу!» Педаль газа ушла в пол. «Рейндж» взревел, срываясь с места. Из-за поворота, наперерез ему, точно так же на мигающий желтый, неспешно выползал огромный грязный автобус. Терри со всей силы, двумя ногами сразу, надавил на тормоз, приготовившись уже удариться грудью о руль, но все произошло иначе – педаль провалилась, а внедорожник продолжал лететь вперед. Стрелка спидометра дрожала на отметке сто сорок миль. Эта цифра и эта стрелка – вот и все, что увидел Уотсон в последний миг своей жизни. «Рейнджровер» пробил пассажирский автобус насквозь, взлетел над землей и, нелепо клюнув «кенгурятником» асфальт, рухнул на крышу, прямо на середине проспекта Мира. Юная девушка на новенькой блестящей черной «мазде» не успела даже понять, что происходит: просто что-то упало с неба, и все. Она погибла на месте, и спасателям пришлось потратить сорок минут, чтобы вырезать изувеченное хрупкое тело из груды металлолома.