Но у каждой армии существует Генеральный штаб, который должен войну планировать. А при нем — разведка, которая о всех потенциальных противниках сведения собирает. То самое Главное Разведывательное Управление, в котором наш беглый друг Суворов служил. И они обязаны были предвидеть, что ждет Красную Армию в Финляндии. А Генштаб на основе этого предвидения — готовить войска. Но из-за сталинских массовых посадок обе эти структуры были настолько обескровлены и напуганы, что не сумели, как следует, выполнить свои функции. Чего тут возиться, одним Ленинградским военным округом раздавим в пыль всех этих финнов — доложили Сталину согласно его же собственным рекомендациям. Долой войну, даешь парад!
Может, армия и неплохо воевала, под конец выучившись на собственном горьком опыте, однако пришлось ей спешно, под грохот орудий «линии Маннергейма», в снегу и на морозе перестраиваться именно от неспособности наполовину отстрелянного высшего военного начальства, и лично Сталина, трезво оценить ситуацию.
А это война всего-навсего с Финляндией, имеющей крайне слабую военную промышленность и людские резервы. Представим на минуту, что товарищ Сталин в начале своего вторжения в Европу опять вот так же, как в Финляндии, что-нибудь напутал? Опять бы направил в Генштаб свои скромные пожелания по направлению ударов, концентрации войск, стратегическим целям… И застряли бы наши войска прямо на границе. Забуксовали. Понесли потери и в авральном темпе начали учиться на своих ошибках. Стал бы ждать Гитлер, когда РККА учтет все просчеты и методом проб и ошибок дойдет до того, что сами же во многом и сформулировали в предыдущих, не «улучшенных» «отцом народов» планах? Нет, он просто начал бы мощное контрнаступление по всему фронту, и тут-то в своей приграничной полосе насобирал «котлов» и «мешков» еще похлеще, чем в реальном июне 1941 г. Вот бы и забрезжила эра арийского господства!
Причем, что интересно — Суворов, говоря, что «никто Гитлера не обманывал в Финляндии. Он и его генералы сами себя обманули. За что и поплатились» (с. 231), клеймит немцев за недооценку Красной Армии по итогам финской войны, однако напрочь забывая, что незадолго до Гитлера точно также «сами себя обманули» советские генералы со Сталиным. Практически одни и те же ошибки,[585] однако, Сталин — молодец, а Гитлер — соленый огурец. Недооценив финскую армию накануне войны, Красная Армия показала свою неготовность к организации крупных боевых действий. Скажите, что за бред, планировать наступление почти за полярным кругом именно зимой? Зачем, имея самые крупные в мире воздушно-десантные войска (по Суворову), брать полосу укрепрайонов именно в лоб? А ведь такие предложения были:
«Всех деталей я, конечно, не знаю, но неужели нельзя произвести десант нескольких дивизий с моря. Ведь мы видели, как японцы в Китае очень смело и нахально осуществляют успешные десантные операции. Здесь же уместно вспомнить, и об авиадесанте. Сейчас болота и озера замерзли. В таких условиях, во взаимной связи с наземными действиями можно высадить в тылу огромный десант тысяч 10–15 с техникой».[586]
Просто «наш вождь и учитель товарищ Сталин» считал «линию Маннергейма» вообще пропагандистским трюком, пока наши войска не уперлись в нее лбом. А между тем «разведка доложила точно», и сведения о линии финнов в Генштабе были. И характеристики ДОТов и ДЗОТов, и фотографии[587]… Потому Шапошников и просил для проведения операции значительные силы. Однако дядя с трубкой снова решил, что он умнее всех, разведка ему не указ, а Генштаб просто давно не отдыхал. Результат известен. И как при этом можно оценить действия командования армии, способного определить, с кем оно имеет дело, только после того, как войска понесут огромные потери и, не проспавшись от беспробудного шапкозакидательства, увязнут в тщательно подготовленной к обороне местности? Всем этим в Финляндии военно-политическое руководство СССР и вслед за ним Красная Армия показали свою слабость.
А вообще-то с тезисом о подвигах РККА в тех боях можно даже отчасти согласиться — в Финляндии Красная Армия действительно показала свою стойкость. Она проявила ее в преодолении невыносимых погодных условий на территории буржуазной Финляндии.[588] При этом не надо думать, что красноармейцы мерзли меньше, чем кто-либо другой на их месте. И мерзли они, и обмораживались, и умирали от холода на ночевках. Просто военачальникам на это было наплевать. Пополнение придет. А что потери, так на то и война, чтобы потери. Короче, погоду финскую наша армия выдержала. Но на территории СССР летом сорок первого этот опыт оказался без надобности.
А теперь вот что: Суворов говорит, что «из боевых действий в Финляндии следовал только один вывод: для Красной Армии нет ничего невозможного. Если она способна наступать в таких условиях, значит она способна наступить в любых других — хуже этого не бывает» (с. 220). Тогда вопрос: почему же Красная Армия не смогла наступать летом сорок первого? Почему наши контрудары не только не опрокинули, а даже не остановили немцев на стратегическом уровне?[589] Посоветуйтесь со своим многолампочным суперкомпьютером — может, чтобы остановить немцев в 1941 году нужна была массированная атомная бомбардировка? Даже сам товарищ Сталин, насмотревшись на этот кровавый бардак, в ужасе возопил на заседании Ставки по поводу защиты Киева: «Опыт показал, что Красная Армия не умеет наступать!».[590] Пришлось Жукову объяснять, что вообще-то РККА могла бы наступать, и очень неплохо, если бы перед этим частям не пришлось кружить по дорогам по трое суток без передыху, да в атаку идти не в лоб, а в обход, во фланг, на окружение, и желательно не с песнями, а во взаимодействии с пехотой и авиацией.
Немецкие танковые клинья вспороли советскую границу? Казалось бы, чего проще — переориентировать почти совсем изготовившиеся к наступлению советские части на отсечение прорвавшихся немцев. Ведь в Финляндии РККА была «способна наступать в таких условиях, значит, она способна наступать в любых других — хуже этого не бывает»!
Так вперед — ни тебе «минус 41 градус по Цельсию»; ни «глубина снежного покрова — полтора» метра, надо понимать; более того, нет «под снегом болота, которые не замерзают — снег их от мороза бережет»;[591] и что «светлого времени в декабре — совсем немного» — на дворе, слава Богу, июнь, чуть ли не круглые сутки светло; да и про «плотность минирования… сведения о полосе заграждений… узкие коридоры в снегу…» (с. 203–209) тоже можно не вспоминать. Осталась сущая малость — опытный и инициативный воинский состав на всех уровнях, плюс боеготовность да хорошая управляемость войск. А остальное, если все по-суворовски упростить — сущая ерунда.
Да только вот беда — не было у нас инициативы в войсках.[592] В тридцать седьмом извели. И с того самого времени проявлять инициативу в Красной Армии стало смертельно опасно. И ждали все военачальники приказа, а без приказа — ни-ни. Вот адмирал Кузнецов, командующий авиацией Балтфлота, поднял ночью на 22 июня всю свою авиацию по тревоге, благодаря чему, кстати, она от немецких ударов по аэродромам пострадала минимально, так с ним мигом из Москвы лично Берия связался и орал в трубку — расстреляю, гадина!!!
Но Кузнецов сроду был крайне упрям, за что всегда имел по службе неприятности, и окрику не внял. В виде исключения. А вчерашние лейтенанты делали только как прикажут. И только тогда, когда прикажут. А не прикажут — так и не делали. Вот и поплатились — без инициативы на войне нельзя. Ни в наступательной, ни в оборонительной. А оной инициативы у нас в сорок первом не было, а если где такой реликт и встречался, то только в виде упущения, которое нужно было немедля ликвидировать.