И, заканчивая отступление о кадровой политике, сделаем последний штрих:
«Весной 1940 года Сталин вводит генеральские звания… При такой скупости командующих авиационными армиями Сталин не обижает: он им дает звания генерал-лейтенантов авиаций» (с. 34<359>).
В 1940 году командиры стратегической авиации еще в чести, «но вот Сталин на что-то решился, и начинается разгром» (с. 34<360>). Так когда решился? Что, после 1940 года? А до этого — еще нет? Так что же вы нам мозги парите о каком-то «19 августа 1939 года», когда Сталин, по вашим же словам, якобы, принял «окончательное решение начать войну» (с. 21<350>)? Какое 19 августа, а?
5
Через пятую сразу перескакиваем на шестую часть. Суворовский текст робко топчется на одном месте, надеясь убедить читателя пусть не фактами, так хоть хронометражем, так что не станем следовать его примеру.
6
Основная мысль здесь заключается в том, что в наступательной войне «предстоит бомбить не площади, а точечные цели… Предстоит бомбить не в стратегическом тылу, а в ближайшем тактическом, а то и прямо на переднем крае» (с. 38<363>). Вы смотрите, как все прописано: раз наступаешь — бомби строго вдоль линии фронта и исключительно малые объекты, а решил обороняться — залетай в глубь тыла противника и всыпай по площадям! Значит, приходится соглашаться, что Гитлер в 1940 году от англичан все-таки оборонялся, сравнивая с землей Ковентри, находившийся значительно севернее Лондона. А ковровые бомбардировки наступающих американцев времен корейской войны 1950–1953 годов есть неоспоримый признак глухой обороны США от натиска со стороны корейской военщины и китайских «добровольцев».[348]
Чтобы во всем разобраться, следует обратить внимание на то, у каких стран по прошествии Второй мировой войны оказался самый мощный флот стратегической авиации.
Такой флот на протяжении войны развили только США — с целью имитации активных военных действий против Германии в отсутствие оных, а также Англия — с той же целью.
Вторая мировая показала, что страна или воюет, или летает бомбить города противника, что, вообще-то, является воздушным террором, или, по сути, мероприятием, крайне близким к терроризму. То есть к тому, что в современном мире теми же Штатами считается самым тяжелым преступлением, и ими же регулярно совершается.[349] Так что ж вы, господа судьи, не посадили на скамью подсудимых Черчилля, Рузвельта и Эйзенхауэра, как вы сажаете сейчас ливийских террористов? И дальше в том же духе.
Ведь террорист, закладывающий толовую шашку в переходе или подъезде, не знает, пострадает ли от нее боевой генерал, фээсбэшник или чиновник. Более того, он даже уверен в том, что вряд ли от его действий его непосредственные враги будут терпеть какие-то неудобства. Конечно, может погибнуть и генерал, но такая вероятность ничтожна.
Вот и экипаж стратегического бомбардировщика, с пятикилометровой высоты атакуя города и заводы противника, не имеет ни малейшего представления о том, какие конкретные люди будут убиты их бомбами, тогда как низко летящий над полем боя пилот ближнего бомбардировщика отчетливо видит своих противников. Да и вероятность нахождения гражданского населения вблизи передовой и на поле боя — основной зоне действия такого самолета — крайне невелика. Все это можно весьма красочно показать на примере Хиросимы, когда американской бомбой было выкошено как минимум полгорода, причем, совершенно без разбору — все подряд, но на эту тему имеется не менее показательный, однако гораздо менее известный эпизод, относящийся не к азиатам, а к западным европейцам.
Припоминается мне рассказ одного английского военнопленного, опубликованный не так давно в журнале «Родина».[350] Этот военнопленный содержался в немецком лагере в окрестностях Дрездена, где он и попал под знаменитую бомбардировку этого города союзной стратегической авиацией 13 февраля 1945 года — в самом конце войны. Он вспоминает, что из-за всеобщей неразберихи и анархии, охватившей Рейх в его последние дни, в Дрезден сбежалось огромное количество гражданского населения, полагавшего, что там они будут в большей безопасности как от бесконечно наступающих русских, так и от англо-американских бомбежек. Дрезден являлся крупнейшим немецким госпитальным центром и городом огромной исторической ценности, а военного производства там практически не было, так что, по их нехитрым соображениям, там им было бы спокойнее.
Однако союзное командование рассудило по-другому. Их ведь на мякине не проведешь, ранеными да инвалидами не запугаешь. Что, говорите, промышленности мало, бомбить нечего? Так это же просто прекрасно — значит, и противовоздушная оборона слабая, ни один американский парень не погибнет смертью храбрых в этом эпизоде страшной войны с фашизмом, а уж что разбомбить эти герои — стратегические бомбардировщики — найдут! Ведь не точечные цели на поле боя уничтожать надо! Стратегические летчики больше по-честному по площадям лупят. А уж что там на этих пощадях: завод, город, поле, госпиталь — не важно!
Итак, в одну прекрасную весеннюю ночь город-госпиталь Дрезден был разрушен полностью. До состояния дымящихся развалин — весь город за одну ночь.[351] И вот рассказ английского военнопленного, ясно видевшего в лучах прожекторов серебристые «крепости» с американскими звездами, в числе прочих «площадей», щедро сыплющие бомбы и на лагерь с русскими, англичанами, французами, поляками и теми же американцами:
«Через распахнутую дверь я увидел низколетящие американские самолеты Б-17, на их корпусах белели звезды… Неожиданно один из самолетов стал приближаться к нам. Из его открытого чрева начали вываливаться бомбы. Звук, подобный шуму проходящего экспресса, казалось, разрывал наши барабанные перепонки. Потом наступила тишина. Бомбы падали все дальше и дальше в сторону деревни Нидерзидлиц.[352] Позже мы узнали, что эта воздушная атака стоила жизни 72-м пленным; погибли русские, французы, поляки и англичане. И ни одного немца. Мы медленно приходили в себя».[353]
Между прочим, по иронии судьбы, больше всего от американских бомб пострадал именно американский барак. Отметим странный выверт суворовской логики: все вышеописанные последствия действий стратегических бомбардировщиков по площадям он считает честными боевыми действиями, достойными хвалебной оды в трех томах с продолжением, а воздушным террором называет поиск и уничтожение врага на поле боя, которые должны осуществлять «крылатые шакалы» Су-2, Ю-87 и Никадзима. Странно? Ничего странного — спросите Суворова, где у него касса, и вам все станет понятно.
И еще один небольшой момент, характеризующий как эффективность англо- американских бомбардировок, так и устремления наших союзников в ходе их победоносного наступления с воздуха на Третий рейх в конце войны; обратимся к мемуарам Г.К. Жукова:
«Штаб Эйзенхауэра находился в громаднейших помещениях химического концерна „И. Г. Фарбениндустри“ который уцелел во время ожесточенных бомбардировок Франкфурта, хотя сам город авиацией союзников был превращен в развалины. Следует отметить, что и в других районах Германии объекты химического концерна „И. Г. Фарбениндустри“ оказались также нетронутыми, хотя цели для бомбардировок были отличные. Ясно, что на этот счет командованию союзников из Вашингтона и Лондона были даны особые указания. Сохранились и многие другие военные заводы».[354]
А химический концерн «И. Г. Фарбениндустри» — это немецкий синтетический бензин. Но раз это понадобится американцам, то важнейшие для обороны немцев предприятия можно не трогать. А вот госпиталя, городские кварталы да пленных своих бомбить — пожалуйста!
