Салли знала, что осуждение за кражу — самое обычное дело в жизни приисков. Человек, которого постигла такая неудача, представлялся жителям приисков скорее жертвой непосильной борьбы за существование, чем преступником, а потому заслуживал всяческого сочувствия. Женщины привыкли стоически относиться к тому, что их мужья и сыновья ежедневно рискуют жизнью, и по сравнению с этой непреходящей угрозой кража кусочка золота представлялась им сущим пустяком. Иной раз это благополучно сходило с рук — и тогда в доме появлялось новое пальто, кресло или красивый кухонный шкаф — мечта всякой хозяйки. Считалось, что человеку просто не повезло, если его присудили к нескольким месяцам тюрьмы в Фримантле за то, что сыщикам посчастливилось найти на нем или у него дома кусочек теллурида или золота. Однако все с тайным удовлетворением думали, что вот ведь не всегда все идет так, как хочется горным компаниям, по чьей милости люди, работающие под землей, уже к сорока годам превращаются в задыхающихся от кашля инвалидов.

Кое-кого привлекал риск: им нравилось надувать владельцев рудников и заставлять сыщиков изрядно потрудиться, чтобы оправдать свое жалованье. Горная палата тратила тысячи фунтов ежегодно на содержание специального штата сыщиков, и это было одной из причин, вызывавших недовольство рудокопов. Правительство таким образом разрешало владельцам рудников содержать свою особую полицию, которая и дома не давала рудокопам покоя. Более того, чтобы легче осуждать людей, заподозренных в краже золота, было извращено одно из основных положений английского судопроизводства.

В Горной палате любили повздыхать о том, как трудно уличить и добиться осуждения человека, подозреваемого в краже золота; однако это не помешало Мики Трою, в бытность его министром горной промышленности, заявить, что «законы, карающие за хищение золота, куда более суровы, чем законы, карающие за любое хищение, кроме разве кражи жемчуга. В случае обычного воровства виновность заподозренного должна быть доказана на суде, тогда как для обвинения человека в краже золота достаточно, чтобы при нем нашли золотоносную руду. Если вас поймали с куском руды, извольте доказать свою невиновность».

Стараясь взять себя в руки и оправиться от удара, каким явилось для нее осуждение Морриса, Салли непрестанно думала о том, что жизнь на приисках для нее сложилась уж очень нелегко. Ее глубоко возмущала мысль, что большинство рабочих, которым приходится представать перед этим судом, терпит столько лишений и несправедливостей. Их борьба была и ее борьбой. Думая об этом, Салли невольно выпрямлялась, несмотря на все свое горе и снедавшую ее тоску.

Никто не удивился, когда на следующее утро Мари-тана не появилась в суде, как обещала. Слух, что она собирается «подложить динамиту в свидетельские показания», вызвавший столько тайных волнений, оказался неразорвавшейся бомбой. Когда разбирательство закончилось без особых сюрпризов, многие облегченно вздохнули: ведь столько семей было на волосок от неприятностей.

Зато решительно всех возмутило заключительное слово старикашки Джоблина. Он попытался так истолковать свидетельские показания, что выходило, будто Моррис Гауг и его сын виновны не в единичном случае кражи золота, а в систематическом надувательстве горных компаний.

Когда судья объявил приговор, ропот негодования пронесся по переполненному залу. Каждому было ясно, говорил потом Динни, что обвинение против Тома и Морриса состряпано на пустом месте и что они пострадали безвинно, а потому вынесенный приговор казался всем особенно жестоким. Впрочем, этот судья славился суровостью по отношению к лицам, повинным в мелких кражах золота, — в этом он превзошел всех своих предшественников. Как правило, приговаривали к трем-четырем месяцам принудительных работ с заменой или без замены штрафом, и только за последнее время наказания стали более суровыми.

Таинственный взрыв, происшедший однажды неподалеку от дома судьи, указывал на то, что некоторые его решения вызывают недовольство в народе, но это не смягчило его приговоров. Судья продолжал все так же неуклонно действовать в интересах хозяев. За то время, что он оставался в должности, ни один человек, судившийся по обвинению в краже золота, не был оправдан, — напротив, всех обвиняемых, как правило, присуждали к максимальному сроку наказания.

Зато уж мистер Кеван дал людям повод поахать и поизумляться в этот день. Перед самым закрытием судебного заседания поднялся адвокат Пэдди и заявил, что Мистер Кеван готов заплатить штраф, наложенный на «его старого друга, Морриса Гауга». Это было преподнесено юристом как великодушный жест со стороны мистера Кевана и не могло не произвести благоприятного впечатления на тех, кто был связан с Пэдди и у кого совесть была нечиста. И действительно, потом они говорили, что Пэдди не такой уж плохой малый.

Компаньоны мистера Кевана увидели в этом ловкий маневр, рассчитанный на то, чтобы прекратить дальнейшее расследование и хоть в какой-то мере восстановить свою репутацию, пострадавшую от всего того, что говорилось на процессе. Рудокопы же посмеялись над фокусом, выкинутым Пэдди, а кое-кто даже ругнулся, возмущенный этой попыткой его адвоката одурачить рабочих.

Моррис категорически отверг предложение мистера Кевана. Он не разрешил и Салли уплатить штраф или подать кассационную жалобу. Это только потребует лишних расходов, сказал он. К тому же, раз Том идет в тюрьму, он пойдет с ним. Салли поняла, что Моррис сознает свою вину перед Томом и считает своим долгом разделить его участь.

Все эти дни Эми являлась в суд и сидела рядом с Диком. Она до того влюблена в него, что ей хочется, чтобы все знали об этом, думала Салли. Пусть все видят, что она делит с Гаугами это испытание как член их семьи. Давно уже злые языки болтали о том, что Пэдди неравнодушен к Эми Брайрли; шепотом передавались намеки и слухи, что это из-за нее Пэдди так зол на Гаугов. Присутствие молодой пары в суде вызывало улыбки и любопытные взгляды. Люди говорили, что Пэдди помертвел, точно у него живот схватило, когда увидел их рядышком. Да что и говорить, парочка хоть куда: смотрят друг на друга — не налюбуются.

Выходя в то утро из суда, Эми вдруг сказала:

— Мне так больно за Тома и за твоего отца, Дик, будто это тебя осудили.

— Пэдди метил в меня, — с горечью сказал Дик. — Только малость промахнулся. Думается мне, он и не предполагал, что дело так обернется, но тут вмешались сыщики и все приняло другой оборот. Сам он, конечно, не думал и не гадал, что попадет в такую историю.

Рудокопы и их жены окружили Салли, стремясь наперебой выразить ей свое сочувствие.

— Не горюйте, миссис Гауг. Том и Моррис скоро вернутся!

— Бросьте волноваться по таким пустякам!

— Все мы занимаемся этим понемногу.

— Для нас, ваших товарищей и друзей, это ничего не меняет.

— Не повезло — ничего не попишешь. Но ведь могло быть и хуже!

Так много искренних дружеских советов и добрых слов услышала Салли, что слезы, которые она изо всех сил старалась сдержать, брызнули у нее из глаз.

— Знаю, знаю, — сказала она срывающимся голосом. — А все-таки это очень тяжело.

— Не расстраивайтесь, милочка, — сказала, обнимая ее, Тереза Моллой. — Каждому ясно, что это Пэдди Кеван виной всему. Вот уж кого черти в аду заждались.

Полковник де Морфэ стоял на краю тротуара около своей машины, когда Салли появилась на улице в сопровождении Мари и Динни; следом за ними шла Эми с Диком. Фриско поспешно протиснулся сквозь толпу и подошел к Салли.

— Разрешите подвезти вас домой, миссис Гауг, — вас и Динни? — спросил он.

— Нет, благодарю вас, полковник де Морфэ, — холодно ответила Салли. — Друзья Пэдди Кевана не могут быть моими друзьями.

— Господи, Салли, — запротестовал Фриско, шагая с ней рядом. — Я нажал на все пружины, сделал столько, что вы и представить себе не можете, чтобы прекратить судебное разбирательство.

— Благодарю, — колко ответила Салли. — Пэдди было невыгодно, чтобы следствие продолжалось. Да и вам тоже. С Кейном, очевидно, шутки плохи.