Первым вернулся домой Том — рослый, плотный паренек, в свободной белой рубашке и праздничных брюках. Он выглядел немного усталым и задумчивым. — Неплохо прошел сегодня денек, — сказал Том. Утром он был на профсоюзном собрании, потом ездил на велосипеде в Куррайонг — надо было потолковать там с иностранными рабочими, а вечером Чарли О'Рейли затащил его к себе попить чайку. Оттуда он возвращался вместе с Эйли, и они заглянули к Мари. Там всегда бывает кто-нибудь по воскресеньям — заходят побеседовать со стариком Робби.

Салли любила, когда Том рассказывал ей, как провел он день. Она знала, что и ему доставляет удовольствие посидеть и поболтать с ней перед сном. Но сегодня ей нужно было поговорить с ним о своих делах.

Она рассказала Тому, что повздорила с Пэдди и что тот делал какие-то намеки насчет него и Морриса.

— Мне Пэдди не страшен, мама, — спокойно и серьезно сказал Том. — Я никогда не имел с ним дел, даже если мне и случалось иной раз прихватить с собой какую-нибудь безделицу. Да я это давно оставил. Игра не стоит свеч, как ты сама всегда говорила.

— Ты думаешь, я не понимаю, почему ты это делал, Том? — сказала Салли. — Я знаю, как рудокопы смотрят на это, а тебе хотелось показать им, что ты свой парень. Да ведь у нас и нет теперь такой нужды в деньгах.

Она давала этим Тому понять, что ей известно, откуда взялись его «сбережения», когда понадобились деньги, чтобы отправить Дика в Сидней. Том покраснел, но не опустил глаз. Не хочет признаваться, что делал это для меня и, значит, я его соучастница, подумала Салли.

— Не легко было дать вам всем приличное воспитание, — словно оправдываясь, продолжала она. — Хоть не бог весть чего хотела я для вас — только чтоб вы выросли честными, порядочными людьми, получили образование и могли заработать себе на хлеб. Но у нас здесь теперь такое творится, что всяким прохвостам, вроде Пэдди Кевана, все решительно сходит с рук, а вот если простой человек хоть чуть проштрафится, так его заставят отвечать не только за свою провинность, но и за всех жуликов, какие только есть в городе. Сейчас нужно быть особенно осторожным, чтобы не позволить никому замарать нас.

— Не тревожься понапрасну, мама, — ласково сказал Том, вставая. — Пэдди Кеван ничего не может нам сделать.

Салли не очень была в этом уверена. Том хороший мальчик, подумала она, положительный и стойкий, но не такой проницательный, как Дик.

Когда Моррис вернулся домой с поминок, на которые его неожиданно зазвали, столковаться с ним оказалось несколько труднее. Он был в прескверном расположении духа, потому что отчаялся получить плату за похороны или хотя бы за гроб. Вдова выла у него на плече, рассказывал он Салли, и взывала к нему при всех присутствующих:

«Какой же гроб вы соорудили для моего покойничка, мистер Гауг! Уж не знаю, как и благодарить вас за такую вашу доброту. Старик-то мой всегда говорил: «Мэгги, смотри, когда я загнусь, пусть мой старый друг Морри Гауг похлопочет обо мне в последний раз. Это не такой человек, чтобы содрать с тебя за дроги или за несколько досок, которыми он прикроет мои старые кости, или за карету, чтобы проводить старинного приятеля на кладбище». И до чего ж это умилительно — спаси вас господь! — как вы, старожилы, не забываете друг друга! Да что уж там, если бы не вы, мистер Гауг, так просто и не знаю, где бы я взяла денег похоронить моего старика. Ведь все эти обдиралы из нового похоронного бюро рады случаю набить себе карман за счет убитых горем вдов и несчастных сирот!»

Нелепо было бы объяснять захмелевшей старухе и всякому сброду, нализавшемуся за ее счет на поминках, что Мэт Уодлтон никогда не был его приятелем и вообще не имеет никакого отношения к первой партии старателей, притащившихся в Кулгарди на своих на двоих.

Салли оставалось только посмеяться над рассказом Морриса, ведь потери в таком деле неизбежны, — утешала она его. Она налила ему чая, и когда он немножко отошел и перестал сокрушаться из-за того, что ему пришлось похоронить старика Уодлтона за свой счет, рассказала, какая у нее была стычка с Пэдди Кеваном.

— Я объявила Пэдди, — сказала в заключение Салли, — что не позволю ему превращать наш дом в склад краденого золота.

— Чушь! — раздраженно возразил Моррис. — Ничего подобного он не делает. Если и принесет иногда кусок золота, так тут же его и сплавит. Передаст Маритане, и та отвезет на установку в заросли. Даже если у него найдут золото, ты-то здесь при чем?

— Не в этом дело, — решительно продолжала Салли. — Я не хочу, чтобы мой дом попал в облаву. Не желаю я ничем рисковать и очень прошу тебя, Моррис, прими это к сведению и не связывайся с Пэдди Кеваном.

Моррис, должно быть, немножко выпил на поминках, чтобы хоть этим вознаградить себя за неудачу, подумала Салли. Лицо у него раскраснелось.

— Нельзя ли не командовать, моя дорогая, — сердито сказал он.

— Если ты выполнял какие-нибудь поручения Пэдди, — более мягко сказала Салли, — это надо прекратить. Нужно подумать о детях, Моррис; хотя бы ради них ты не имеешь права впутываться в эти махинации. Динни говорит, что в полиции появился новый агент, который будто бы поклялся покончить с хищением золота и уже принялся наводить порядок. Пригрозил Большой Четверке, что положит этому конец. Динни просил предупредить тебя, чтобы ты держался от этих дел подальше.

Так он скорее образумится, решила Салли. Динни ничего подобного не говорил, но, конечно, сказал бы, знай он, что это поможет ей убедить Морриса. Она успела перекинуться с ним всего несколькими словами, когда подавала обед, и он был чрезвычайно доволен, узнав, что Пэдди Кевана выставили за дверь — «надавали ему по шеям», как он выразился.

— Вероятно, Динни что-нибудь знает, — согласился Моррис. — Но чего вы вдруг всполошились? Я почти не имел дела с Пэдди. Если кто-нибудь из ребят обращался иной раз ко мне с просьбой вызволить его из затруднения, я брал у него золото и передавал Пэдди. Вот и все.

— Вполне достаточно, чтобы посадить тебя за решетку, — сердито сказала Салли.

— Да, черт возьми, — вспылил Моррис, — приходится ведь иной раз идти на риск, чтобы не прослыть трусом, даже если сам ты в стороне. Вся деловая жизнь в городе зависит от этого, и я не могу не считаться со своими клиентами. Большая Четверка лишит меня последнего заработка, если я стану у них на пути.

— Пусть так, — решительно заявила Салли. — Но я не хочу иметь к этому никакого отношения, и Пэдди Кеван в конце этой недели вытряхнется отсюда со всеми своими потрохами.

— Он не простит тебе, что ты его выгнала, — сказал Моррис.

— Не простит мне? — Салли вспыхнула. — Вот это мне нравится! Что такое должен он мне прощать? Может, ты считаешь, что я обязана к нему подлаживаться и строить свою жизнь, исходя из его удобств? Может, в угоду Пэдди Кевану ты хочешь, чтобы о нашем доме пошла дурная слава, чтобы полиция перевернула здесь все вверх дном? Что с тобой, Моррис? Ты так рассуждаешь, словно Пэдди Кеван и впрямь невесть какая важная персона. А он просто наглец и фанфарон — каким всегда и был.

— С мистером Патриком Кеваном далеко не так просто иметь дело, как с Пэдди Кеваном, — мрачно сказал Моррис. — Он теперь человек состоятельный и имеет больше веса в городе, чем мы с тобой. И, конечно, так же неразборчив в средствах, как и прежде. Я был бы счастлив не видеть здесь его гнусной хари, но предпочитаю все же не наживать в нем врага.

Салли подумала, что перехватила через край — не годится приставать к Моррису с ножом к горлу, чтобы он — хочет или не хочет — одобрял каждый ее поступок.

— Ну, так или иначе, мы можем обойтись без него, — сказала она. — Но ты был прав, Моррис. Мне не следовало пускать Пэдди Кевана в дом. Он стал совершенно нестерпим последнее время — распоряжается, словно он тут хозяин.

— Да ну его к дьяволу! — буркнул Моррис.

— Вот и я так говорю. — Голос Салли зажурчал, как ручеек. — Пойдем, родной, у тебя усталый вид. Пора ложиться спать.