Они надеялись найти в Малколме какого-нибудь мастера, который починил бы им радиатор. Но и здесь они увидели лишь развалины обезлюдевшего рудничного городка. От большой гостиницы из красного кирпича остался один остов без крыши; уцелевшую стену, возвышавшуюся над грудой щебня, еще украшала вывеска банка, и куда ни глянь — только заброшенные рудники и битые бутылки.

В Мэррине было не лучше. Когда они подъезжали к Моргансу, «Джейн» уже ковыляла, как хромая утка, хотя они и останавливались то и дело, чтобы дать ей охладиться, а Динни в это время возился с радиатором. Морганс тоже опустел, и только в одном руднике на горе, по-видимому, еще шла работа. О некогда процветавшем городке напоминали лишь груды щебня и стекла да стоявшие без крыши облупленные стены гостиницы с уцелевшими кое-где в бывших номерах, вылинявшими обоями. Розовый дом пустыми синими глазницами смотрел на окружающее запустение.

Динни и Фриско, вскарабкавшись по склону к руднику, встретили старика рудокопа, который сказал им, что работы под землей почти не ведутся. Он сейчас занимается тем, что следит, чтобы козы не свалились в чаны с цианидом, Козы остались здесь после того, как рудники закрылись и рабочие с семьями уехали из городка. Теперь тут развелось целое стадо коз, и это форменная напасть. Старик считал, что здесь едва ли кто-нибудь сумеет починить им радиатор, кроме разве парня, который водит грузовик к руднику, но он как раз уехал в город.

Оставалось только наполнить бачок водой и тащиться дальше, чтобы до ночи добраться до Лейвертона.

Они проехали по скалистым кряжам, пересекли многомильные заросли акации, казавшиеся с высоты огромным серым озером. На горизонте появилась гряда холмов; издали голубоватые, они, по мере приближения к ним, становились все более темными, густо-синими. Салли, усталая и сердитая, все же нашла, что на эти синие холмы отрадно смотреть. Она решила добраться до вершины. Там, на плато, дремал городок Лейвертон.

Ближе к вечеру загрохотал гром, и Динни вдруг встревожился. Он был уверен, что они сбились с тракта. Тут «Джейн» подскочила и замерла на месте. Что за черт! Динни обследовал машину и не мог найти никаких повреждений. Фриско высказывал различные предположения. Динни и Салли заползли под машину и, лежа на спине, разглядывали ее сложное запыленное механическое нутро. Но было уже почти совсем темно, да и выходки «Джейн» им опротивели.

— Придется тут ночевать, а утром посмотрим, что можно сделать, — хмуро сказал Динни.

Салли сочла, что это хорошая мысль. Они разожгли костер, вскипятили котелок воды для чая, испекли в золе пресные лепешки и разогрели мясные консервы на ужин — совсем как в былые времена. Чувствуя себя совершенно счастливой, Салли прилегла, постелив плед, и стала смотреть в темную синеву ночного неба, осыпанную алмазной звездной пылью. Динни нарвал листьев акации и сделал для Салли «перинку» на ночь. Можете быть уверены, бывалый старатель уж как-нибудь устроит вас с удобствами, сказал Фриско. Он попросил Салли принести ему гитару. Когда он начал перебирать струны и запел, Салли уже не сомневалась, что это лучшая часть их путешествия.

— В конце концов, — лениво сказала она, — я не прочь, чтобы «Джейн» продержала нас тут денек-другой.

Фриско пел: «Славная девушка, милая девушка, косы, как смоль» и, не закончив, затягивал другую песенку:

— Все это очень хорошо, — буркнул Динни, — но, по мне, куда лучше двигаться в самую засуху с караваном верблюдов.

Поднявшись пораньше, он сразу взялся за машину и провозился с ней все утро. Салли помогала ему как могла, пробуя все средства привести «Джейн» в движение. Она старалась задобрить ее и взять лаской. Динни пускал в ход пинки и брань. Но, как доложил он Фриско, эту «упрямую бабу» невозможно заставить сдвинуться с места.

— Ничего страшного, — беспечно сказал Фриско. — Кто-нибудь проедет и поможет нам или подвезет до Лейвертона.

— На этой дороге можно проторчать неделю — и ни одной живой души не увидеть, — проворчал Динни.

— Если вся беда в том, что нет воды…

— Потише, — пробормотал Динни, — миссис Салли услышит.

Следующий день они провели на том же месте и не видели ни одной машины — ни легковой, ни грузовика. После полудня загремел гром и упало несколько капель дождя. Весь день, в нестерпимую жару, Динни сидел под палящим солнцем, не сводя глаз с дороги, и Салли начала догадываться, что его тревожит. К вечеру опять загромыхал гром и молния сверкнула над холмами. Когда гроза замерла вдали, Динни, молчаливый и угрюмый, присел на корточки в темноте, у последних угольев догоревшего костра. А Фриско все так же пел и бренчал на гитаре, любезничал с Салли и подшучивал над их великолепным путешествием.

На четвертый день положение стало серьезным: в бачке оставалось совсем мало воды, а в мешках с провизией набралось муки лишь на небольшую лепешку. Но в этот вечер с устрашающей силой прозвучали раскаты грома, ослепительные молнии прорезали небо. Потом хлынул дождь; он хлестал пересохшую землю, низвергаясь сплошной стеной. В нескольких шагах уже ничего не было видно.

Динни мгновенно выставил под дождь бачок, а заодно и все котелки и тарелки, какие только нашлись. Салли и Фриско забрались в машину, потом туда залез и Динни, промокший до костей но «Джейн» оказалась ненадежной даже в качестве убежища. Дождь захлестывал внутрь и просачивался сквозь потрепанный верх. Он лил всю ночь, но Динни только ухмылялся и радовался.

— Давай, давай пуще! — кричал он, по обычаю всех старателей Кулгарди и Хэннана.

Салли и Фриско, промокшие и озябшие, скорчившись на переднем сиденье, прижались друг к другу и просидели так до рассвета. Салли пыталась вздремнуть, положив голову на плечо Фриско, а Динни мирно храпел, лежа на груде вещей, наваленной на заднем сиденье.

Поутру он разжег костер. Салли с Фриско стояли у огня, стараясь обсушиться; в это время на дороге показался грузовик, и они услышали веселый оклик:

— Все в порядке?

— Черта с два! — заорал Динни и кинулся к шоферу с расспросами.

Молодой парень окинул «Джейн» опытным глазом, заполз под нее и вылез через минуту, весь покрытый красной грязью.

— Похоже, что-то с карданом, — сказал он. — Попробую взять вас на буксир, чтобы дотащить хоть до Лейвертона.

Так он и сделал. И это было жестоким испытанием для нервов Салли — следить за грузовиком впереди и приноравливать «Джейн» к изменчивой поступи их добросердечного спасителя.

Салли испытала огромное облегчение, оставив Джейн у кузницы и условившись с помощником кузнеца, который был «отчасти и механиком», что он приведет машину в порядок.

Вся прелесть придорожного ночлега поблекла. Даже Фриско и Динни радовались ванне и удобной постели в лейвертонской гостинице. Прошло несколько дней, прежде чем «Джейн» опять готова была двинуться в путь. Но Салли неплохо провела это время, гуляя по широкому плоскогорью, откуда открывался вид на сотни миль вокруг—на привольно раскинувшиеся равнины и курчавую поросль кустарников, которые после дождя окутывались туманом и становились дымчато-лиловыми. Громадный синеватый утес, служивший ей ориентиром в пути, теперь был у нее под ногами. Глубоко в недра его зарылся рудник Ленсфилд. За ним рассыпались хижины рудничного поселка.

Фриско и Динни почти все время проводили на окрестных участках, беседуя со старыми золотоискателями. Салли слышала их разговоры о Ручье Черепов, получившем это название потому, что немало туземных черепов было омыто его струями. Когда-то, в давние времена, туземцы убили копьями лошадей у старателей, и старатели жестоко отплатили им.

Кто-то вспомнил Джимми Пьяницу, туземца, которого повезли в Леонору вскоре после того, как была построена железная дорога. Скованный по рукам и ногам, он выскочил из окна вагона и удрал—скрылся в зарослях, в еще не исследованных горах на севере. По словам Фриско, туземцы в окрестностях Лейвертона всегда были жестоки и вероломны.