Совершенно взбесила парижан история со смертью знаменитой и любимой парижанами актрисы мадам Рокур, которая славилась, ко всему прочему, своей помощью бедным. На ее похороны собралось огромное количество народу. Но когда толпа подошла к церкви Св. Роша, оказалось, что двери церкви закрыты, а священник запретил не только отпевать ее, но и велел похоронить за кладбищенской оградой, поскольку актеры — это дьявольское племя и на кладбищах вместе с другими людьми их хоронить нельзя. Возмущенные проявлением этой дикой средневековой практики в просвещенном XIX веке любители театрального искусства разбили двери церкви и, не обнаружив там принципиального священника, которому, видимо, хотели для профилактики начистить харю, двинулись к дворцу Тюильри. Возмущение поклонников усилилось, когда они узнали, что священник, отказавший в погребении, сам не раз получал от покойной актрисы дорогие подарки и неоднократно обедал у нее.

Когда Людовику доложили об инциденте с попом, который отказался отпевать актрису, сытый король одобрил поведение попа: «Он прав. Эти актеры — безбожники, они отлучены от церкви и не имеют права на христианское погребение». Людовик был целиком солидарен с уважаемым служителем господа. А через несколько минут, выглянув в окно дворца, король мертвенно побледнел. Дворец окружала пятидесятитысячная толпа!..

Городская толпа — это действительно страшно. Городских толп боялись всевластные римские императоры. Наполеон говорил, что страшится бунта парижских предместий больше, чем сражения в открытом поле против 200-тысячного войска. Да и выглянувший в окно Людовик Очередной очень хорошо помнил, что именно с таких вот эксцессов четверть века назад начался для его предшественника путь на эшафот.

Трясущийся от ужаса король мгновенно позабыл и свое королевское мнение, и божьи заповеди, на которые только что ссылался, начал метаться по дворцу, крича, чтобы немедленно нашли этого козла в рясе и в три секунды заставили его провести все положенные обряды. А для проверки выполнения послал целый отряд своих бледных, трясущихся подчиненных, которые и сами чувствовали, что кирдык уж близок и поспешать надо шибко.

При Наполеоне подобного скотства священники себе не позволяли. Лишь однажды они попытались выкинуть финт и не совершить обряд с внезапно умершей известной балериной. Но искра поповского сумасбродства была подавлена, не успев разгореться, одним движением бровей Наполеона. И принципиальные попы, едва не приплясывая от усердия, провели все обряды чин чинарем. А Наполеон, вспоминая эту поповскую угодливость пополам с безнравственностью, говорил: «Я сделал все кладбища независимыми от священников. Я ненавидел монахов и выступал за упразднение их и хранилищ их преступлений — монастырей, где безнаказанно расцветали все виды пороков. Кучка подлецов, которые представляют собой позор человеческой расы».

С этой оценкой трудно не согласиться.

Короче говоря, к февралю 1815 года ситуация в стране накалилась настолько, что по Парижу уже ходили слухи о перевороте. И более того, переворот готовился. А бывший аудитор Госсовета де Шабулон приехал на Эльбу, чтобы доложить Наполеону о состоянии дел во Франции. Но тот и сам обо всем знал. Причем знал не только это. Наполеон был в курсе ситуации, сложившейся на Венском конгрессе, где союзники вот уже год делили его огромное наследство и все никак не могли поделить. Ругались, ссорились, словно вороны, тянули каждый к себе куски созданной не ими империи.

Наполеон думал. Марию-Луизу, подарившую императору сына, к нему не пустили. Может быть, на Эльбу приедет Жозефина? Она хотела приехать. Но, к сожалению, Жозефина, которую Наполеон, в отличие от Марии-Луизы, любил совсем другой, менее пылкой, но более зрелой любовью, похожей на преданную дружбу, не приехала — она умерла от дифтерии. Узнав об этом, Наполеон долго-долго молчал, глядя в одну точку. Больше ничто не держало его на острове.

И он решился. Это была, конечно, жуткая авантюра, но в какой момент своей удивительной жизни Наполеон не был авантюристом?.. Когда Наполеон принимал решение покинуть Эльбу, у него гостила мать. И сын решил спросить ее совета, предельно ясно объяснив Летиции все про смертельный риск мероприятия: достаточно одному преданному Бурбонам офицеру спустить курок, как в этой авантюре будет поставлена точка.

И мать благословила Наполеона. Стройная, сухая, сильная Летиция Бонапарт понимала: ее сын создан для истории, а не для семейного покоя. Он — небесный странник, и относиться к нему с мерками обычных землян или материнского эгоизма — так же глупо, как пытаться вместить море в наперсток.

Зачем он собрался вернуться? Затем, что Франция его ждала.

Как он собирался завоевать власть, имея на своем острове «армию» в полторы тыщи человек? Никак. Он больше не собирался воевать. Наполеон решил высадиться во Франции, дойти пешком или как получится до Парижа и сесть там на трон.

Простой план.

1 марта 1815 года небольшая флотилия из нескольких суденышек бросила якорь у южного берега Франции в бухте Жуан, неподалеку от того самого мыса Антиб, где когда-то молодой Наполеон провел полмесяца в камере каземата, ожидая казни. С Наполеоном было около тысячи солдат. Пока шла высадка, на берег сбежались служащие таможни. Увидев императора, они посрывали шапки с голов и поклонились ему.

Весть о том, что Наполеон высадился на южном берегу и пешком пошел в Париж, облетела Европу со скоростью пожара. Ужас и неверие в происходящее мешались в головах представителей европейских царствующих дворов. Страх перед этим едва ли не в одиночестве идущим по Франции человеком в простой серой шинели обуял Европу.

Когда французскому королю доложили о высадке, он недоумевал: «Почему же его не арестовали? На что он рассчитывает?»

Хороший вопрос!..

Незадолго до смерти Наполеон вспоминал один эпизод из своей долгой императорской жизни. Он ехал куда-то в карете. Когда дорога пошла в гору и карета замедлила ход, Наполеон выскочил из нее и пошел рядом. Может быть, он решил облегчить жизнь лошадям, или немного размяться, или просто заскучал, выкинув из окошка последний роман. (Чтобы скоротать время в дороге и быть в курсе последних культурных писков, Наполеон брал с собой в карету не только серьезные книги, типа Платона или древнеримских историков, но и развлекаловку — бульварные романы, которые читали парижане. Читал Наполеон быстро, и поэтому периодически из окошка кареты вылетал на дорогу очередной прочитанный романчик. Свита и охрана давно привыкли к такой форме критики и не удивлялись. Если же Наполеону случалось прочесть худлит дома, книга после прочтения летела в камин. И только серьезные книги он исписывал пометками на полях, берег их, иногда просил библиотекаря принести исчерканную прочитанную книгу, точно указывая цвет обложки и примерное место, где она должна стоять.)

Так вот, обогнав карету и идя по обочине дороги, Наполеон нагнал бабушку. А он очень любил стариков и детей. Улыбнувшись, Наполеон приобнял старушку и спросил:

— Ну, моя милая, куда же это вы идете с такой поспешностью, которая никак не пристала вашим годам?

— Мне сказали, что где-то здесь находится император, и я бы хотела посмотреть на него перед смертью.

— Вот еще! — развеселился Наполеон. — Зачем вам на него смотреть? Что хорошего он вам сделал? Он такой же тиран, как и остальные! Просто вместо одного тирана — Луи стал другой — Бонапарт.

— Может быть, вы и правы, месье, — сказала старушка. — Но только Наполеон — король народа, а Бурбон был королем знатных людей. Мы сами выбрали Наполеона, и если нам суждено иметь тирана, то пусть это будет тот, кого выбрали мы сами!

Это по обочине дороги, согбенная и настрадавшаяся, шла сама Франция. Вот на нее-то и рассчитывал всенародно избранный.

Когда Наполеон подходил со своим отрядиком к Греноблю, командующий гренобльским гарнизоном генерал Маршан твердо решил оказать «корсиканскому разбойнику» сопротивление. У Наполеона была горстка людей и ни одной пушки. А у генерала Маршана был целый полк артиллерии, три полка пехоты, полк гусар и саперный полк, который можно было на худой конец вооружить топорами. Маршан был уверен в победе!.. Сначала он решил вывести войска из города и разгромить человека в серой шинели в честном бою в чистом поле. Но потом какой-то червячок сомнения все же поселился в душе генерала, и он решил, что надежнее будет укрыться за высокими стенами Гренобля. «Отсель грозить мы будем шведу!»