Обратите внимание, Александр и его английский советник не просто хотят освободить отечество от оккупанта, а продолжить ту захватническую линию, которую они начали готовить еще в 1811 году — им непременно нужно вторгнуться в Польшу и Европу!..
Но, прекрасно все понимая про Кутузова, Александр ничего поделать с ним не мог, руки его были связаны. Вот как он объяснял свою скованность Вильсону: «Я знаю, что фельдмаршал не сделал ничего, что он должен был сделать… Все его успехи были навязаны ему. Он разыграл некоторые из своих прежних турецких штучек, но дворянство поддерживает его и настаивает на том, что он первенствует в национальной славе этой войны. Через полчаса я поэтому должен дать этому человеку орден Георгия первой степени… Но я не буду просить вас присутствовать при этом, я бы чувствовал себя слишком униженным, если бы вы при этом находились. Однако у меня нет выбора, я должен подчиниться повелительной необходимости. Во всяком случае, я уже не покину вновь мою армию, и поэтому уже не будет дано возможности к продолжению дурного управления фельдмаршала».
В этом мнении русского Александра и англичанина Вильсона поддерживал француз Наполеон, который до самой смерти считал все действия русской армии во время его отступления от Москвы крайне бестолковыми.
…На этом описание печальной кампании 1812 года можно было бы закончить, но оно будет неполным, если я не накидаю еще несколько характерных штрихов.
Вот как русская барышня описывает житье-бытье пленных французов: «Самые многочисленные отряды пленных отправили в Нижний, там их умирает по сотне ежедневно… я не могу хладнокровно думать, что этим несчастным не оказывают никакой помощи, и они умирают как бессловесные животные».
…Ну что сказать? Добр русский народ и великодушен к побежденным.
Про «дубину народной войны» мы уже все поняли, ее практически не было, если под партизанами понимать незаконные вооруженные формирования, состоящие из гражданских лиц. Во всяком случае, на мужиков-партизан французы в своих мемуарах не жаловались. А вот регулярные части — летучие отряды казаков — кружили вокруг отступающей наполеоновской армии и вели себя как вороны-падальщики, совершая периодические налеты на ослабленных и отстающих.
Вместе с наполеоновской армией из Москвы во множестве ушли гражданские лица с семьями — с женами, детьми. В основном это были постоянно жившие в Москве иностранцы, опасавшиеся мести вернувшихся русских.
«Казаки, постоянно рыскавшие вокруг нас, — писал один из участников похода, — осмеливались иногда врываться, хватая на лету добычу. Один поляк, артист, которого я знал по Москве, во время такого нападения был схвачен и убит на глазах своей семьи. Несчастной супруге удалось убежать, но она сошла с ума от этой ужасной сцены, а их ребенок умер от голода и холода. Потеря рассудка дала ей новые силы: она шла за армией, и все видели, как несчастная безумная мать несла на руках охладевший труп своего ребенка».
Кстати, похожая картина открылась перед взором Мартоса — офицера из частей Чичагова на Березине. Армия Наполеона переправиться успела. А вот следовавшие за ней гражданские и отставшие солдаты — нет: на них напали казаки. Мартос вспоминал: «Невольный ужас овладел нашими сердцами. Представьте себе широкую извилистую реку, которая была, как только позволял видеть глаз, вся покрыта человеческими трупами; некоторые уже начинали замерзать. Здесь было царство смерти, которая блестела во всем ее разрушении… Первый представившийся нам предмет была женщина, провалившаяся и затертая льдом; одна рука ее отрублена и висела, другой она держала грудного младенца. Малютка ручонками обвился около шеи матери; она еще была жива, она еще устремляла глаза на мужчину, который тоже провалился, но уже замерз; между ними на льду лежало мертвое дитя… Никогда сии картины не изгладятся из моей памяти».
…Ну что сказать? Казаки — герои!..
Среди таких геройских налетчиков был и Денис Давыдов. Однажды его отрядику довелось увидеть самого Наполеона в окружении старой гвардии. Эта сцена врезалась в память Давыдова надолго!
«Я никогда не забуду, — писал он, — свободную поступь и грозную осанку сих, всеми родами смерти испытанных воинов. Осененные высокими медвежьими шапками, в синих мундирах, белых ремнях, с красными султанами и эполетами, они казались маковым цветом среди снежного поля. Командуя одними казаками, мы жужжали вокруг сменявшихся колонн неприятельских… Полковники, офицеры, урядники, многие простые казаки устремлялись на неприятеля, но все было тщетно. Сколько ни покушались мы оторвать хотя одного рядового от этих сомкнутых колонн, но они, как гранитные, пренебрегая всеми усилиями нашими, оставались невредимы; колонны двигались одна за другою, отгоняя нас ружейными выстрелами и издеваясь над нашим вокруг них бесполезным наездничеством. Гвардия с Наполеоном прошла посреди казаков наших, как 100-пушечный корабль между рыбачьими лодками».
…Ну что сказать? С гвардией воевать — это не отставших обмороженных инвалидов и женщин шашками сечь.
«Но ведь в конечном итоге мы все равно победили!» — скажут любители патриотизма. А победили ли? И мы ли?..
Что выиграла Россия, не подписав мир с Наполеоном? Была спасена Москва? Нет. Она была уничтожена, несмотря на все старания французов спасти ее.
Быть может, крестьяне получили долгожданную свободу от своего царя? Нет. Мужики, которые, как и сталинские рабы после 1945-го, тщетно надеялись на смягчение режима после войны, вернулись, по выражению Александра, в «первобытное состояние».
Сохранилась сырьевая направленность российской экономики, а собственное производство, за развитие которого ратовал Сперанский для обеспечения замены английских товаров (чему объективно помогала континентальная блокада), получило толчок в противоположную сторону.
Страна на полвека свалилась в реакцию и антилиберализм (то есть в отсталость), что в дальнейшем привело к поражению России в Крымской войне против всей Европы, которую мы так старались освободить. А от чего освободить? От Наполеоновского кодекса? От свободы личности и равенства сословий? Хотели вернуть Европу в «первобытное состояние»? Вернули. Но у Европы уже была наполеоновская прививка. И потому побежденная Наполеоном Европа сделала рывок вперед. А непобежденная Россия осталась на месте и в диком одиночестве (или в одиночестве дикости — кому как нравится).
К середине XIX века Россия настолько отстала от цивилизованного мира, что они просто перестали понимать друг друга. В результате российская неадекватность требованиям современного мира сплотила против нее почти всю Европу, начиная от правительств и заканчивая самыми прогрессивными на тот момент оппозиционерами правительств — демократами и социалистами. Даже Карл Маркс говорил об опасности российской экспансии и желал России поражения.
Любопытный фактец. Французский историк середины позапрошлого века Мишле, анализируя ментальное и экономическое состояние России, предупреждал о мессианских идеях, царящих в России, предрекал возникновение в России «социалистических тиранов» и обращался к Европейскому конгрессу с призывами объединиться против них.
Короче говоря, полувековое экономическое и социальное торможение России не только привело к поражению в Крымской войне, но и к половинчатой реформе крепостного права, и, как следствие, — к революции 1917 года. В результате которой блистательно сбылось предсказание Мишле. Народ России снова был закрепощен, а угроза вновь нависла над Европой.
Так что в 1812 году победило рабство. А Россия проиграла. Но она бы выиграла мир, проиграв эту войну.
— Зато мы освободили Европу! — не унимаются патриоты. Нужно же чем-то утешаться.
Действительно, в упрек Наполеону часто ставят его «угнетение» Европы. А я вам так скажу: угнетал царь Александр своих крепостных рабов. А в цивилизованной Европе отношения между людьми и странами были совершенно другими. У нас до сих пор это плохо себе представляют в силу все той же отсталости. Швед Армфельд так писал о России той поры: «Страна эта отстала от остального мира; русские чиновники — это собрание медведей или полированных варваров. Фридрих II говорил, что Швеция на сто лет отстала от века; Россия, по-моему, отстала на тысячу лет. В России не существует законов, которым подчинялись бы».