– Столовая вон там, – как черт из табакерки выскочила Оливия откуда-то из-за угла. – Идемте, провожу.

Мира перевела дух и отправилась за странной служанкой, которая поминутно оглядывалась, осматривалась, озиралась, будто ожидала неминуемого нападения.

Столовая оказалась громадным мрачным помещением, коему не виднелось ни конца, ни края. Окна плотно задернуты тяжелыми бордовыми шторами, будто хозяева опасались проникновения солнечного света в свой холодный каменный домище. Длинный деревянный стол с красно-желтой скатертью, за которым могло бы свободно разместиться с полсотни обедающих, стулья с высокими резными спинками, в стене большой камин, который, видимо, не зажигали лет сто, но когда все-таки зажгли и потушили, забыли почистить. Иными словами – обстановка, поднимающая настроение и нагоняющая аппетит.

– Мрачновато.

Мира опустила взгляд.

– Яра, ты что тут делаешь? Сейчас тут народ соберется.

А уж как Бант обрадовался визиту зеленоглазки! Кот всячески принялся демонстрировать свою радость при виде тирамисы: он и обнимал ее пушистыми лапами, и терся усатой мордой, громко мурлыча, и кружил вокруг нее в неуклюжем танце.

– Очень уж любопытно было взглянуть, – Яра погладила Аксельбанта, почесала его за ухом. – А когда придут остальные?

Из коридора донеслись шаги.

– Прямо сейчас!

– Поняла, исчезаю.

Мгновение – и Яры нет. От неожиданности, что предмет страсти так быстро исчез, Бант плюхнулся на попу и в недоумении посмотрел на хозяйку.

– Всё, нету, – прошептала она, разводя руками. – Потом будет, а сейчас нету.

Взяв поводок, Мира встала напротив двери, сердце ее взволнованно колотилось, ведь сейчас она увидит отца…

Дверь распахнулась, и на пороге возникла Нинга с двумя какими-то дядьками в одинаковых светло-бежевых костюмах. Один был рыж, другой – лыс. Землисто-бледные лица с тонкими, почти прозрачными носами, водянистые глаза навыкате и верхние крупные, будто лошадиные, зубы, выступающие из-под бесцветной губы. Переводя взгляд с одного лица на другое, Мира с тихим ужасом пыталась понять, кто же из этих уродливых близнецов ее папа Велор.

– Знакомьтесь, – сухо, как на официальном приеме, произнесла Нинга, выходя на центр зала, – это Мира, дочь Велора и Амабели. Мира, это твои двоюродные кузены Том и…

– Джерри, – беззвучно шевельнулись губы девушки, испытавшей неимоверное облегчение, что это всего-навсего двоюродные кузены.

– … Жофрен.

Том был лысым, Жофрен – соломенно-рыжим.

– Очень приятно, – соврала Мира с кривой улыбкой, – а где папа?

– Он запаздывает, – Нинга чинно уселась во главе стола, – хотя это не в его манере запаздывать к ужину.

Близнецы уселись напротив Миры, бесцеремонно разглядывая ее голубыми буркалами. Аксельбант, от греха подальше, затаился под столом у ног девочки и лишнего внимания к себе не привлекал. Вошел тощий и белый, как щепа, господинчик с подносом посуды. Пока он сервировал стол, полная женщина с поросячьим розовым лицом вкатила тележку, уставленную блюдами под начищенными крышками. Перед Мирой поставили белые тарелки с такими темно-синими каемками, что они казались черными, два бокала и обычные столовые приборы: вилку, нож, ложку, правда, у вилки было два зубца, а у ложки посередине имелась круглая дырка. Мира подумала, что ей подсунули дефектные, но остальным положили точно такие же приборы. В центре стола установили супницу, женщина с поросячьим лицом умильно улыбнулась и подняла крышку, в воздухе разлился странный аромат.

– Мама, извини, что опоздал, – раздался голос, Мира обернулась.

В дверях стоял высокий светловолосый мужчина в темном костюме.

– О, у нас гости? – снимая перчатки, мужчина прошел в столовую, Мира во все глаза смотрела на него.

– Да, – бесцветным голосом ответила Нинга, наблюдая, как женщина раскладывает из супницы по тарелкам нечто странно пахнущее. – Познакомься, Велор, это твоя дочь Мира.

– В каком смысле моя дочь? – он положил руку на спинку стула Миры и посмотрел на девочку.

Лицо его оказалось довольно приятным с ровными чертами, аккуратным носом и высоким лбом, большие серые глаза с пушистыми ресницами смотрели будто бы откуда-то издали.

– Оказывается, – Нинга накрутила на вилку какую-то серую лапшу, – уходя от тебя, Амабель уносила еще и ребенка, вот эту девочку.

Держалась она холодно, с показным безразличием к ситуации. Том и Жофрен наблюдали за всем происходящим, шевеля ушами от внимания.

– Вот как? – Велор оглядел Миру. – Сюрприз, однако.

Мира поднялась из-за стола и, запутавшись в кошачьем поводке, едва не упала.

– Осторожнее, – Велор подал ей руку, ладонь у отца была узкой с длинными пальцами аристократа. – Значит, ты моя дочь?

– Выходит, что так, – развела руками девочка.

– А там кто? – Велор кивнул на большие глаза, светящиеся под столом.

– А это, значит, мой кот. Кем он вам приходится, не знаю, наверное, двоюродным питомцем.

Мира надеялась, что отец улыбнется, но этого не случилось. Он смотрел на девочку так, будто она была диковинной вазой, не более того.

Немного обескураженная таким прохладным приемом со стороны отца, Мира уселась на свое место и уставилась в тарелку. «В конце концов, это очень большой сюрприз, ему нужно привыкнуть к мысли, что у него есть я,» – подумала Мира и немного успокоилась. Взяв вилку, девочка поковырялась в тарелке, на вид кушанье напоминало сваленные в одно лапшу, кашу, какие-то разварившиеся овощи, и все это было щедро залито жидкостью синюшного цвета. Мира поверить не могла, что это можно есть, пока не увидела, как это делают все сидевшие за столом. Велор, так же как и Нинга, накрутил на вилку широкую серую лапшу, подождал, пока с нее стечет жидкость и отправил в рот. Мира вздрогнула и отвела взгляд. Не решаясь отведать кулинарного шедевра, она возила в тарелке вилкой, пытаясь понять, чем же эта, с позволения сказать, еда пахнет. Аксельбант жался к ногам Миры и лишнего внимания к себе старался не привлекать.

– Значит, ты моя дочь, – Велор взял ложку с дыркой и принялся что-то вылавливать в своей тарелке, – интересно. И где ты жила все это время?

– В Подмосковье, – пожала плечами Мира. – В нормальном мире, в техногенном.

– В техногенном? – приподнял одну бровь Велор. – Для девочки это спорно. Кто тебя воспитывал?

– Моди.

И пока он не успел сказать, что и это спорно, добавила:

– Она самая лучшая в мире бабушка! Я ее обожаю! У нас чудесный светлый дом и куча фиалок!

Мира чуть не плакала, чувствуя себя здесь совершенно чужой и лишней.

– Как Моди себя чувствует? – спросила Нинга.

Близнецы чавкали молча, прислушиваясь к разговору.

– Лучше всех!

Пару минут все молчали.

– Ты очень похожа на Амабель, у тебя ее волосы, – Велор задумчиво смотрел на девочку.

– А нравом пошла в Моди! – не выдержала и желчно произнесла Нинга. – От тебя, сын, она ничего не унаследовала!

– Как это ничего? – теперь уши Миры пылали от ярости, и она была рада, что их скрывают медные кудряшки. – Если не ошибаюсь, я унаследую ветуловые рощи, – она потрясла в воздухе прозрачными бусами, висевшими на шее, – и этот замечательный дом со всеми сопливыми дворецкими, находящимися тут! Вот что я унаследовала от своего папы!

Воцарилась такая тишина, что даже близнецы чавкать перестали.

– Ах вот оно что, – на лице Нинги не дрогнул ни единый мускул, и Мира подумала, что, наверное, это все-таки маска, – вот значит, зачем Моди тебя прислала сюда, за наследством. Очень ловко.

– Если бы к ней не пришел сон, бабушка ни за что не отправила бы меня к вам! Она самая чудесная, и не смейте говорить о ней гадости!

– Успокойся, малышка, – неожиданно вступил в беседу Том (вдобавок к своей внешности он еще и шепелявил), – никто не собирается говорить гадости о твоей бабушке. Ты почему не ешь?