Конякин медленно и как-то задумчиво кивнул.

– Ну так давайте с ними поменяемся! Скажем, заберите свое черное гов… Ой, извините! Заберите, скажем, эти обои, а нам свои отдавайте, потому что мы на такое не согласны!

– У них обои из того же загородного дома, – С. С. хмуро, исподлобья смотрел на Иловайского, – и я их видел. Они поросяче-розового цвета. Хозяйка хотела цвета фуксии, а супруг ее разницы не уловил. Ну не знает он разницы между ядовито-розовым и цветом фуксии! Понимаете?!

Я представила наш офис в ядовито-розовых тонах и зажмурилась от страха.

– Тогда уж лучше эти оставить, – тоскливо протянула Макакина.

– Да что вы мучаетесь? – снова вступила Таисия. – Красиво получится, репродукции еще какие-нибудь из дома натаскаете, сувенирчики, и весь издательский дом к вам в редакцию станет, как на экскурсию ходить и завидовать. Все равно у вас на другие денег нет, давайте клеить.

И мы начали клеить.

Действовал коллектив споро и слаженно – всем хотелось побыстрее попасть домой и успеть хоть что-нибудь приятного ухватить от выходного дня, и поклейку обоев завершили прямо таки в рекордные сроки – к семи часам вечера.

– Готово! – возвестил Влад, разглаживая последнюю полосу.

Уставшие, но довольные, мы сбились в кучку в центре помещения и огляделись. Интерьер поражал воображение до судорог, до икоты, до желания немедленно принять на грудь граммов пятьдесят настойки валерианы…

– Ничего, – Конякин стащил с головы платок и вытер им лоб, – со временем привыкнем.

– Надо на дверь повесить новую табличку: «Офис аццкого сотоны», – Иловайский сваливал в мусорный пакет все отходы. – Ну или что-нибудь в этом роде. Чтоб уж креатив, так креатив.

– На днях нам сделают потолок, – Конякин медленно расстегивал халат, – и можем возвращаться к работе, я всех оповещу. У всех должны быть готовы все статьи, все материалы! Будем работать в авральном режиме!

– А что-нибудь для интерьера приносить? – поинтересовалась Тина Олеговна.

– Можете приносить, – милостиво разрешил предводитель.

– Надо поглядеть, не завалялись ли у меня где-нибудь дома бронзовые люстры и черные подсвечники, – вздохнул Влад и побрел в конякинский кабинет переодеваться.

Когда мы с Таисой Михалной выкатились на улицу, разразился нешуточный снегопад. Погода располагала к возвращению домой, к принятию горячей ванной и залеганию на диван, но зуд справедливости и желание немедленно хотя бы частично спасти человечество, заставило отправиться не домой, а к метро Киевская, где изволили проживать сестра и приемный сын покойной Одинцовой Эммы Валентиновны, домохозяйки, вдовы известнейшего московского коллекционера и антиквара, умершей в душевой бассейна в январе 2004 года. Путь наш лежал на Большую Дорогомиловскую улицу, дом 36. Таисия сильно жаловалась на усталость опосля непосильных строительных работ и на Большую Дорогомиловскую ехать категорически отказывалась, и только банка коктейля «Ром-кола» смогла примерить ее с жестокой необходимостью тащиться на Киевскую. На этот раз я предусмотрительно прихватила диктофон, решив больше не расставаться с ним никогда, ведь какой чудесный момент был упущен в Борисовке! Целое признание в братоубийстве! Непростительное упущение с нашей детективной стороны.

Благодаря выходному дню, в метрополитене не было часпиковой давки и дурдома, даже получилось присесть.

– И кем мы представимся? – крикнула мне в ухо Тая, как только поезд начал движение. – Кто мы такие? Откуда знаем о происшествии трехлетней давности?

– Как всегда будем смотреть по ситуации.

– Какая ситуация, Сена? Мы ломимся к людям в дом воскресным вечерком! Нам с порога, сразу же надо что-то заявить о себе.

– Ну давай заявим, что мы сотрудники детективного агентства, занимаемся расследованием внезапных смертей, объединенных в одно дело.

– А если они сами заказали свою родственницу, как братец Осадчий? Перепугаются, начнут заметать следы…

– Тай, три года срок не малый, если они в чем-то виноваты, то свое уже давно отпугались и все следы замели, раз продолжают оставаться на свободе.

Ливанова согласно угукнула и присосалась к банке. И практически молча пила ее вплоть до самой Киевской! Молча! Такая вот нечаянная радость.

Дом 36 на улице Большой Дорогомоловской оказался внушительной сталинской пятиэтажкой, с кучей сверкающих бутиков на первом этаже и одноподъездным входом со двора. Ну и конечно полный комплект камер, домофонов и охраны – как же без этого. Но, на удивление, все кордоны миновали быстро, пожилой консьерж даже не стал созваниваться с владельцами квартиры, просто спросил, куда идем. Мы честно ответили и покатились себе дальше. Поднявшись на третий этаж, я отважно позвонила в нужную нам дверь. Открыли сразу, даже не спрашивая, кто там. Мы толком и не успели напустить на себя детективный вид, как взорам нашим предстала красота неописуемая лет двадцати пяти – двадцати семи. Высокий белокурый, синеглазый, с идеальной фигурой, в легких домашних брюках и желтой майке красавец вогнал нас обеих в мгновенный ступор одним своим возникновением пред нашими носами.

– О, я думал, это Оля, – произнес неземной красавец божественным голосом. – Здравствуйте, а вы к кому?

И одеколончиком еще каким-то чудодейственным от него пахнуло… чтоб уж окончательно таких вот матрешек, как мы с Тайкой добить… Представляя, в каком стрессе в данный момент находится моя любвеобильная подруга и что толку от нее будет мало, я старательно взяла себя в руки, откашлялась и доброжелательным тоном налогового инспектора произнесла:

– Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, вы являетесь родственником Одинцовой Эммы Валентиновны?

На прекрасном лице (интересно, почему такой загорелый? В солярий что ли, ходит?) возникло легкое замешательство. Он оглядел мою персону, перевел взгляд на мою застывшую подругу с позорно отвисшей челюстью и вытаращенными глазами и снова посмотрел на меня.

– Вообще-то, я ее сын, а в чем дело?

– Мы из детективного агентства, нам надо с вами поговорить. – Всегда наслаждаюсь реакцией публики, когда произношу фразу «мы из детективного агентства». – Мы можем войти?

– Да, конечно, – и чудо-чудное приглашающе взмахнуло крылом.

По возможности незаметно, я изо всех сил наступила на ботинок неподвижной Ливановой. Это вернуло ее в реальность, она захлопнула хлеборезку, вернула глаза обратно в глазницы, судорожно сглотнула и походкой Железного Дровосека потопала в квартиру. Пока мы раздевались, успели представиться и узнать имя хозяина квартиры, звали его ни как-нибудь, а Герман. Прямо вот Герман и все тут… Он препроводил нас в зал и предложил усаживаться в кресла. Квартирка, да и интерьер со всеми эти антикварными богатствами, ламбрекенами и гамадрилами… пардон – гардинами, просто валили с ног простого обывателя. Нет, ну такого не может быть в реальности! Чтобы такой вот Герман в таких апартаментах… это что-то из области сериалов, ей богу! Где тут скрытая камера? Укажите пальцем! Только Герман открыл рот, намереваясь, видимо, задать нам какой-то вопрос, как в дверь позвонили.

– Надеюсь, на этот раз все-таки Оля.

Он пошел открывать, а я попыталась ускоренными темпами привести Ливанову в чувства.

– Тая! – зашипела я рассерженной коброй. – Немедленно возьми себя в руки! Ты бы знала, как ты выглядишь со стороны! Еще немного и потечет слюна из глупой приоткрытой пасти!

– Нет, ну каков красавец, да? – обрела дар речи Тая. – Я таких еще не видала!

– Мы много чего еще в этой жизни не видали, – я посматривала на дверь, ожидая возвращения хозяина апартаментов. – Дыши глубже, такой Герман все равно не про нашу честь!

– Чего это вдруг? – насупилась Тайка. – Чем мы плохи?

– Мы всем хороши! Но к таким юношам надо в очередь записываться и не известно, дойдет ли эта очередь до нас прижизненно! К тому же у него уже какая-то Оля имеется…

– Может это его бабушка, – сморозила Тая очевидную глупость.