«Жизнь! Благоденствие! Здоровье!» — кричат слуги фараона. Но когда носильщики несут Тутмоса через колонный зал к слабо освещенному святилищу, где он как верховный жрец должен совершить перед Амоном священный обряд, он знает, что он фараон.

Фараон приносит жертву золотой статуе Амона в сокровеннейшей части храма. В сопровождении жрецов, один из которых в маске сокола олицетворяет Гора, а другой в маске ибиса — Тота, он открывает двери в святилище, окуривает статую ладаном, окропляет ее водой из священного озера, преподносит ей корону и эмблему и ставит перед ней жертвенную пищу. Святилище освещается через небольшое отверстие в потолке. Издалека слабо доносится пение жрецов.

Тем временем огромная процессия, как блестящая разноцветная змея, извивается по украшенным улицам Фив и медленно приближается к храму. Поднимая пыль, маршируют колонны копейщиков. За ними следуют лучники, вооруженные длинными луками, перекинутыми через плечо. Колчаны болтаются на боку. Идут нубийцы, вооруженные палицами, чужеземные наемники: ливийцы, шардана, бородатые сирийцы. Длинной сверкающей вереницей громыхают колесницы. Блестит сбруя на солнце, качаются разноцветные перья на головах лошадей. Рев толпы то стихает, то возрастает, когда идут воины. Проезжают повозки с военной добычей, запряженные волами, и проходят вереницы ослов, нагруженные награбленным добром из городов Эркату, Тунипа и Кадеша: украшениями из золота и полудрагоценных камней, золотыми и серебряными сосудами, миррой, ладаном, вином и медом. Гонят скот: быков, телят, антилоп, газелей, каменных козлов… а за ними пленных — сотни жалких рабов, мужчин и женщин, которые тащатся за процессией, окруженные воинами.

Но самых важных пленных в процессии нет. Семь или восемь царьков и князей порабощенных земель ждут в вестибюле храма. На них грязные и рваные одежды, руки крепко связаны за спиной. И воины со свирепыми лицами охраняют их. Толпа ждет, когда фараон выйдет из святилища. Эти люди по древнему обычаю должны быть принесены в жертву Амону.[74]

Процессия останавливается. Военачальники быстро ходят между рядами, выкрикивая команды и перестраивая своих воинов. Все приготовились к тому моменту, когда фараон выйдет из храма, чтобы сесть в золотую колесницу во главе своей победоносной армии.

Одно подразделение отряда колесниц останавливается прямо перед входом в храм. Ему оказана честь занять почетное место, как отличившемуся в бою. В одной из колесниц стоят Сенмут и Кенамон.

Сенмут уже оправился от своих ран. Тем не менее он стал хромать, а одна сторона его лица перекошена. Он с горечью думает о том, что это был его последний поход. Для Кенамона это был радостный эпизод в его жизни: он пролил кровь в тяжелом походе, участвовал в боях и выполнял свои обязанности настолько хорошо, что получил повышение. Но его радость омрачает беспокойство за судьбу друга.

— Скорее бы мы тронулись, — сказал Сенмут, накрутил вожжи на руку и заткнул их за пояс.

— Сейчас совершают жертвоприношение, — ответил Кенамон.

— Варварский обычай, — пробормотал Сенмут, и лицо его исказилось.

— Однако это обычай, — возразил Кенамон без особого энтузиазма.

Сенмут сердито посмотрел на него.

— Ты говоришь так же, как твой отец, — сказал он. — Это обычай. В Египте всегда все делают согласно обычаям. Так делали наши отцы, значит, так должны делать и мы.

— Но азиаты сделали бы с нами то же самое.

— Разве это причина подражать варварам? Кенамон вздыхает и говорит:

— Кажется, тебе не нравится Египет.

— Неправда, — отвечает друг. — Я люблю Египет. Но почему я должен одобрять все, что здесь делают? Не все чужеземцы приносят в Ячертву своих зпатпых пленников. Кефтиу не делают этого.

— Нет, они делают это, Сенмут. Паибесе рассказывал мне, что они приносят пленных в жертву своему богу — Быку.

— Твой Паибесе глупец. Он имел в виду прыжки через быка, но это не то же самое.

— Прыжки через быка?

— Да. Кефтиу заставляют пленных сражаться с быком на арене. Они доляшы перепрыгивать через его рога. Если пленники смелые и ловкие, то они могут избежать смерти. Мы же просто разбиваем нашим пленным головы дубиной…

Жуткий рев толпы донесся со стороны храма и прокатился по всему городу. Сенмут вздрогнул.

— Все кончено, — сказал он, — сейчас мы тронемся. Тела пленных лежали в луже крови посреди колонного зала. Нофрет и другие жрицы, потрясая систры, начали петь боевой гимн Амону. Их высокие голоса эхом отдавались под высокой крышей и смешивались с голосами жрецов:

Носильщики медленно выносят паланкин царя из храма. Толпа снова падает ниц, когда он садится в свою боевую колесницу и едет во главе войска. Под пронзительные звуки труб, гул бубнов и грохот барабанов процессия начинает свое движение.

Сенмут дергает вожяш.

— А как бы мне хотелось побывать в Кефтиу, — говорит он.

Пришла осень, а с ней наводнение. Далеко на юге воды Голубого Нила, вздувшиеся от дождей, хлынули в главное русло, неся с собой сокровище — плодородную грязь — с гор Абиссинии (Эфиопии). Но древние египтяне никогда не слышали ни об Абиссинии, ни о Голубом Ниле. Для них мир кончался на юге Нубии, а животворный разлив, это ежегодное чудо, приходил как дар бога Ра. В Фивах и других городах, стоящих на реке, жрецы занимались измерением уровня поднявшейся воды в Ниле и сравнивали его с уровнем предыдущих лет. Этот год оказался годом «доброго Нила». Писцы уже подсчитывают ожидаемый урожай и величину налога, который предстоит собрать. Река начала подниматься три месяца назад, в августе, когда египтяне отмечали праздник «Высокий Нил». В сентябре он поднялся до самой высокой отметки. Сейчас октябрь, и через несколько недель вода начнет спадать. Сев начнется в ноябре.

Странная тишина нависла над величественным городом. Там, где несколько месяцев назад были зеленые поля, простиравшиеся до подножия известковых холмов, сейчас стоит вода. Вы можете взять лодку на восточном берегу и доплыть на ней почти до самого некрополя на западном. Многие крестьяне не работают, некоторых привлекли на строительство храмов. С далекого Асуана прибывают большие лодки с грузом гранита для Карнака, где идут работы по реконструкции и расширению храма. Бригады рабочих тянут за канаты, помогая себе ритмичной песней, шестисоттонный обелиск, который медленно движется к нужному месту.

Раннее утро. Широкую коричневую реку непрерывно бороздят поперек лодки. Их паруса отбрасывают длинные тени в сторону утесов на западном берегу. Голоса лодочников далеко разносятся по воде. Где-то выводит заунывную мелодию флейта.

В одной из лодок, большой и красивой, отделанной золотом, сидят Рехмира и его жена Мериет. Они направляются посмотреть гробницу Рехмира, его дом вечности, высеченный в скалах на западном берегу. Гробница приготовлена для везира заранее, и в этом нет ничего необычного. Люди высокого социального положения гораздо больше уделяют времени и забот своему дому вечности, чем земному жилищу. Жизнь коротка, а смерть длинна. «Дом» более точное слово, чем «гробница», так как египтяне строили гробницу как вечное обиталище для своего «Ка», или духа.

Гробницы отличались размерами в зависимости от богатства и положения, занимаемого владельцем, но тем не менее все они были построены по общему образцу. Глубокая шахта вела в замурованную погребальную камеру. В нее помещали бальзамированное тело умершего. Там же была камера, в которой устанавливали статую покойного и часто — его жены. Все статуи были обращены лицом к жертвенной камере или часовне, где родственники умершего вельможи совершали жертвоприношение для его духа. Статуя — точный портрет умершего — считалась местом обитания его духа, который оставляет тело, чтобы отведать приношения. Стены этих камер, как было описано в предыдущей главе, покрыты росписью и барельефами, изображающими деятельность усопшего при жизни, которую он стремился продолжать и после смерти. На стенах также начертаны священные тексты. Их цель — помочь умершему, когда он явится в Зал Суда Осириса. Родственники, изображенные совершающими жертвоприношение, должны посредством симпатической магии стать истинными потомками умершего и не забывать своего долга перед ним.