Отчеты царских чиновников очень ценны для Рехмира, так как он таким образом контролирует местных чиновников, назначенных номархом. Большинство местных чиновников преданы номарху, так как обязаны ему своим назначением. Сам номарх происходит из местной знати. Он назначает градоначальников, писцов, которые составляют документы и списки земель, главных судей, начальников полиции и т. д. Управляющие сельских районов также не зависят от центральной власти, Они разбирают судебные дела, связанные с договорами, завещаниями, куплей и продажей, организуют сбор людей на принудительные работы и собирают налоги. Районные инспекторы не подчиняются местной власти и представляют отчеты непосредственно везиру. Таким образом, существуют две системы: совет землевладельцев и номархов, везир и районные инспекторы, наблюдающие за делами. Рехмира и его царствующий повелитель неусыпно следят за тем, чтобы местные князьки не слишком усиливались и не стали бы слишком независимыми.

Но всех этих людей объединяет нечто общее: все они принадлежат к господствующему, правящему классу. Везир и его свита, направляясь к набережной, чтобы возобновить свое путешествие, не обращают никакого внимания на темнокожих рабочих, которые трудятся под горячими лучами солнца, управляют упряжками волов, гпут спины на поле, расширяют ирригационные каналы, а рядом с ними стоят надсмотрщики с бичами в руках. Для них, на чьих спинах держится весь Египет, жизнь — нескончаемый труд, заканчивающийся в безымянных могилах на краю пустыни. Они даже не подняли головы, когда мимо них прошли чиновники в белых одеяниях, лишь мельком взглянули на флотилию лодок, двинувшуюся вверх по течению. Номарх вернулся домой с мыслью: «Все кончилось» — по крайней мере до следующего приезда Рехмира.

Одна за другой проплывают пирамиды на западном берегу: Дашур, где монументы Снофру четко вырисовываются на фоне чистого неба; Медум, огромная и одинокая. Все они покинуты и ограблены более чем тысячу лет назад. Долина то расширяется, то сужается. Река извивается среди сдвинувшихся скал. Затем холмы спова отступают, уступив место ровным зеленым полям, среди которых то тут, то там виднеются глинобитные деревни в тени пальм. Пирамиды исчезают из виду. Осталась только пустыня. Наши гребцы поют, налегая на весла. Везир часто отрывается от работы и смотрит, как лодка скользит по воде. На ее палубе лежит громадный стофутовый обелиск. Он вырублен в гранитном карьере Асуана, в 500 милях южнее. Нагруженный корабль низко сидит в воде.[25] У берега, в зарослях папируса, взад и вперед снуют легкие лодчонки. Вельможа в белой юбке изъявил желание немного поохотиться на дикую птицу. Крики охотников разносятся над водой. Вверх взмывает стая белых гусей. Им вслед летят кривые бумеранги. Две птицы упали в воду, и к ним направляется лодка. Однажды на нашей лодке поднялся шум. Один из гребцов метнул гарпун в крокодила, но промахнулся. Под смех остальных членов команды флотилия двинулась дальше.

Мы сделали еще две остановки. В Абидосе везир сошел на берег, чтобы принести жертву на могиле Осириса. Затем он посетил город, который недавно подвергся нападению кочевников Западной пустыни. Градоначальник и начальник местного гарнизона сваливали вину один на другого. Рехмира сделал выговор обоим, но про себя решил назначить другого военачальника и усилить гарнизон. Дальше было все то же: в одном месте чиновники уклонялись от уплаты подоходного налога, в другом — возник спор об уплате таможенной пошлины, в третьем — Рехмира встретился с депутацией рулевых и лоцманов, которые требовали оплаты за свой труд. Поэтому он был очень рад, когда в конце своего долгого путешествия заметил, что движение на реке стало более интенсивным, а на восточном берегу появились сады. Направо, вдалеке, зубчатые гребни Фиванских холмов говорили ему, что он приближается к столице империи, к своему дому.

Встречу везира, его свиты и членов команды с Фивами можно сравнить с тем, как после долгой отлучки лондонец видит Лондон, а парижанин — Париж. Этот город — местопребывание его правительства, средоточие его патриотических чувств, место его работы, развлечений, его дом. Примерно то же самое должен был чувствовать и древний египтянин, но его чувства были более глубокими. Здесь были похоронены его предки. Фивы играли двойную роль — дом при жизни и место отдохновения после смерти; в действительности здесь было два города, которые разделяла река. Наш корабль подходил к пристани; справа возвышались вершины бурых холмов, растрескавшиеся под лучами жаркого солнца. Они круто спускались к реке.

У их подножия выстроились великолепные каменные сооружения. Это заупокойные храмы царей, которых сейчас стали хоронить в пустынной долине за скалами. В самих скалах разместился огромный некрополь. Из-за множества гробниц знатных и богатых фиванцев, вырубленных в скалах, последние напоминали пчелиные соты.[26] Между скалами и рекой разместилась большая деревня из глинобитных домов, населенная исключительно теми, кто работал в некрополе. Здесь жили бальзамировщики, мастера, изготовлявшие саркофаги и погребальный инвентарь, каменотесы, которые вырубали гробницы в скалах, художники и скульпторы, украшавшие их стены. При храмах жили жрецы. Их обязанностью было регулярно совершать жертвоприношения душам умерших. Все они тем или другим способом служили многочисленному молчаливому населению темных камер внутри холмов.

Давайте теперь посмотрим налево. Здесь мы увидим город живых — богатый, многолюдный и шумный. Крошечные лодчонки снуют взад и вперед среди сотен кораблей, пришвартованных к набереяшой. У кораблей высокие изогнутые носы и тонкие мачты. С купеческих судов выгружают зерно и другие товары. Баржи нагружены каменными блоками для строительства храмов и дворцов. Есть чужеземные суда из Сирии и с островов Эгейского моря. Рядом стоят военные корабли и богато отделанные позолотой суда фараона и его вельмож. Приглушенный шум голосов разпосится над водой, когда флотилия подходит к пристани. Гребцы приготовились швартоваться и стоят с канатами в руках. На берегу, у самой воды, возвышаются глинобитные стены товарных складов, таможен, лавок, пивных, публичных домов и хижин бедняков. За ними виднеются окруженные высокими стенами дома сановников и богатых чиновников. Но они также сложены из кирпича-сырца и отличаются от остальных только своими размерами. Единственная каменная постройка в городе'— огромный храм Амона-Ра, царя богов, пилоны и обелиски которого мы видели слева от пас, когда приближались к городу… Мы подходим к пристани. Слуги и охрана везира ждут его на набережной. Они расчищают ему дорогу в толпе. Толпа падает ниц, когда везир проходит мимо. Он поднимается на золоченую колесницу и едет к своему загородному особняку. Впереди бегут скороходы. Рехмира направляется домой.

До сих пор я пытался дать читателю представление о таком Египте, каким его знал высокопоставленный чиновник XVIII династии. Однако сейчас я хочу сделать небольшой экскурс в более раннюю историю Египта. Конечно, было бы очень заманчиво немедленно последовать за Рехмира в его фиванский дом и встретиться в нем с его женой и детьми. Но в этом случае мы были бы привязаны к одному определенному периоду в истории Египта, в то время как содержание настоящей главы гораздо шире. Нам легче будет понять социальные условия жизни Рехмира, если мы узнаем о развитии египетской цивилизации за две тысячи лет до описываемых мною событий. Поэтому на время оставим везира и вернемся к нему в следующей главе.

Постоянный дом, оседлое жилище — необходимое условие для развития определенных видов искусств и науки, однако не всех. Кочевые арабские племена достигли таких высот в поэзии, философии и математике, каких никогда не достигали древние египтяне. Однако арабы были не в состоянии достичь того совершенства в архитектуре, скульптуре, живописи и планировке городов, какого достигли египтяне, пока они не поселились в городах. Древние египтяне, возможно, первые люди, создавшие письменность и литературу, на протяжении длительного времени были народом оседлым. Именно благодаря этому у них рано развилась система государственного управления.