— В самом деле? Я потрясён!
Взлетела ещё одна ракета. Раздалась целая серия хлопков.
Сюзанна комментировала:
— А это Вайднеры. У них два сына-подростка.
Затем последовала ещё одна ракета Визенмюллеров.
— Странно, — рассуждала Сюзанна вслух, — что Риндфляйши не стреляют. Обычно они первые начинают.
— Наверно, их свалило коровье бешенство.
— Погоди еще! Они всего лишь припозднились.
Вверх взлетела уже третья ракета Визенмюллеров. Семейство Вайднеров тоже не дремало и взяло реванш: в небе засверкали разноцветные огни. Наконец и Риндфляйши опомнились и давай стрелять красными и жёлтыми огнями. После пяти ракет установилась тишина.
— Значит, это и был большой вурцельбахский фейерверк? — сказал Франк. — Я восхищён!
— Жаль, Штробели уехали со своими тремя детьми, — защищала Сюзанна честь деревни, — а то было бы ещё больше.
— Как! Ещё больше? Да этот Вурцельбах наступает на пятки мировым столицам!
Среди ночи Сюзанна проснулась от тянущих болей в пояснице. Она протянула руку, чтобы нащупать Франка:
— Проснись, кажется, началось!
— Что? Что началось? — заспанно спросил Франк. — Ещё кто-нибудь запустил ракету?
— Роды! Надо ехать в больницу!
— Но... я думал, до родов ещё четыре недели.
— Что делать, началось раньше! Я не шучу.
Она встала и принялась собирать вещи.
— И это в такую погоду! — ворчал он, натягивая брюки.
Не прошло и десяти минут, как они уже садились в её маленький «форд». Франк сел за руль и попытался завести машину. Она не завелась. Он попробовал ещё раз. Двигатель издал только жалкое жужжание.
— На холоде она иногда барахлит, — нервно сказала Сюзанна. — Придумай что-нибудь, Франк!
— Спокойно! — пробормотал он. — Придётся «прикурить» от моего аккумулятора. У меня есть провода.
— А почему бы нам просто не поехать на «порше»?
— В такой снег!
— Ну и что же? Ты же на зимних шинах?
— Нет, у меня нет зимних.
Она воздела руки к ночному небу:
— Почему, ради всего святого, у тебя нет зимних шин?
— Не мог же я предположить, — он тоже повысил голос, — что окажусь в этом Вурцельбахе... в этой дыре.
— Придётся вызывать «скорую помощь»! Схватки уже регулярные, с короткими интервалами.
— Про «скорую помощь» можешь забыть. Дорога на Вурцельбах завалена снегом. Когда теперь её расчистят? Всё-таки новогодняя ночь!
— Но «скорая помощь» пробьётся!
— Пробиться-то пробьётся как-нибудь. Вопрос только, сколько времени у неё на это уйдёт. А потом ещё сколько она будет ехать до больницы...
— Да, это долго, — в отчаянии признала Сюзанна. — А я уже чувствую, что головка ребёнка дошла до тазового дна. Это означает родовую фазу.
— Тогда берём «порш» и молим Бога, чтобы помог прорваться.
Франк осторожно выехал на деревенскую улицу. Дорога была полностью занесена снегом, в свете фар продолжали мельтешить снежные хлопья. Сюзанна тихо застонала.
Через некоторое время они достигли выезда из деревни и добрались до леса. Франк ехал медленно, тем не менее на поворотах его всё же слегка заносило.
— Как же это могло случиться так быстро? — спросил он, нервничая.
— Этому есть только одно объяснение: наше примирение. Секс вызвал преждевременные схватки.
Он не отрываясь смотрел на дорогу.
— Так бывает?
Она продолжала говорить. Это действовало на неё успокаивающе.
— Каким путем ребёнок возникает, таким и к выходу пробивается. В сперме содержатся гормоны, которые способны стимулировать схватки. Есть ещё другая теория, по которой мышечные сокращения... при женском оргазме... и схватки взаимозависимы. Всё это... несколько часов назад мы и проделали.
— «Суха теория, мой друг...»
—Да нет, Франк... всё это не теория, а практика моей профессии. Вот незадача, я всегда считала, что... знаю уже всё. Но каждая беременность... преподносит новые сюрпризы. Особенно собственная.
Она вскрикнула. Новая схватка пронзила её. Вдруг она почувствовала, что по ногам потекла вода: лопнул околоплодный пузырь.
Они свернули на государственное шоссе. Предельно допустимая скорость здесь была семьдесят. Но Франк ехал не быстрее пятидесяти. Это было самое разумное. Потому что если их занесёт в канаву... Об этом она не хотела думать, чтобы пощадить свои нервы.
Лес всё не кончался. Всё новые повороты, новые схватки — нестерпимые боли, настойчивые, всё с меньшими интервалами. Сюзанна старалась сдерживать потуги. Но на сколько ее хватит?
Наконец они подъехали к деревенскому ресторану возле перевала. В окнах было темно. Туг начались особенно сильные схватки. Она больше не могла удержаться от потуг. Со всем возможным спокойствием она велела Франку остановиться:
— Ребёнок уже выходит.
— Продержись, Сюзанна! Осталось минут десять езды!
— Не успеем.
— Тогда я побегу, выброшу из постели хозяина...
— Франк, останови машину! Нет ни минуты!
Его голос сорвался в панический крик:
— Но не можешь же ты родить прямо в машине! Сюзанна, я понятия не имею, что надо делать! Я не могу видеть кровь!..
— Останови машину!!!
Он затормозил, причитая:
— Боже мой, боже мой, боже мой! За что мне это?! И как я в этой ситуации...
— Замолчи! — крикнула она. — Помоги мне!
Он судорожно вздохнул.
— Слушай меня! Я акушерка, я приняла уже тысячу родов. Вдвоём мы управимся.
— Ну хорошо. Что я должен делать?
Она застонала.
— Помоги мне... Стяни брюки! Теперь трусы! Нагнись ниже! Следи за головой ребёнка! Он выходит!
Сюзанна набрала воздуха, задержала дыхание, напрягла брюшной пресс и диафрагму и стала тужиться изо всех сил. Он светил карманным фонариком, стараясь помочь и не понимая как.
Схватки отпускали и возобновлялись. Она старалась дышать животом, это помогало перенести боль.
— Голова! — воскликнул он. — Голова показалась!
— Тогда он выйдет... следующими схватками, — сказала она не дыша. — Возьми головку обеими руками и следи, чтобы парень не застрял в плечах.
— Полотенце! Где-то у нас было полотенце!
— В сумке, сзади...
Фары горели, мотор работал. Снежные хлопья падали на ветровое стекло и таяли. Как это было красиво! Она вспомнила весну, театр... и застонала:
— Франк, опять!
Ему как-то удавалось держать фонарик. Она тужилась изо всех сил, молясь только об одном: чтобы Франк всё сделал правильно.
Новый приступ болезненных схваток, потом короткие, мощные потуги, которые она сотни раз описывала слушательницам курсов, сотни раз наблюдала в родовом зале, а теперь испытывала сама. Ей казалось, что она должна выдавить из себя арбуз... И тут мужество её покинуло:
— Франк, я больше не могу, помоги же мне наконец!
Он склонился над ней и заглянул ей в глаза:
— Сюзанна, не выдумывай, ты сильная! Сейчас ты родишь этого малыша, сил у тебя хватит!
Она уже ни на что не реагировала, ничего не чувствовала, решив: будь что будет. Вот опять огненная, режущая боль — и головка ребёнка вышла наружу. Всё остальное выскользнуло без усилий, ребёнок покинул родовой канал, и Франк подхватил его. Увидев своего отца в свете карманного фонарика, ребёнок расплакался.
«Это хорошо», — успела подумать она, почувствовала маленькое, тёплое тельце у себя на животе и бессильно закрыла глаза. Через несколько секунд она уже снова пришла в себя.
— Пуповина, — услышала она словно из глубины сна, — что делать с пуповиной, Сюзанна? Перерезать?
Она открыла глаза:
— Ни в коем случае, ребёнок истечёт кровью! Пуповину надо пережать!
— Пережать? А чем? Чем пережать-то?
— Откуда я знаю, мы же не в родовом зале!
Он побежал к багажнику и открыл его. Вернулся со стартовым кабелем, на конце которого болтались мощные клеммы:
— Это подойдёт?
— Да, и скорее в больницу!
Она завернула новорождённого в полотенце, чтобы не замёрз. Франк включил отопление на всю мощь и, немного побуксовав, рванул вперед.
