– Пожалуйста, спроси миссис Арнетт, как она себя чувствует, – говорит он жестянке под шезлонгом. – У нее был рак. У них у всех был рак.

Доктор Маркус сдержанно улыбается, и Скарпетта пожимает его сухонькую, тонкую руку. Она чувствует, что могла бы невзлюбить его и даже проникнуться к нему презрением, будь на то причина, но, кроме этого неясного ощущения, которое лучше задвинуть поглубже, в темный уголок сердца, не чувствует ничего.

Кей узнала о Маркусе около четырех месяцев назад, узнала так же, как узнавала почти обо всем, что имело отношение к ее прошлой жизни в Виргинии. Помог случай, совпадение. Она летела в самолете и, читая «Ю-эс-эй тудей», наткнулась на короткую заметку, начинавшуюся такими словами: «После долгих поисков губернатор штата Виргиния назначает нового главного судмедэксперта…» Наконец-то. На протяжении всех последних лет ее мнением никто не поинтересовался, ее совета никто не спросил. И когда доктор Маркус стал кандидатом на ту должность, что Кей занимала когда-то, ее одобрение не потребовалось.

Впрочем, если бы и спросили, она бы призналась, что никогда о нем не слышала. За признанием последовало бы дипломатическое предположение, что они, наверное, встречались на каких-то конференциях, но его имя просто не осталось в памяти. Разумеется, мистер Маркус известный специалист, опытный патолог, добавила бы Скарпетта, поскольку в противном случае ему просто не предложили бы возглавить самое продвинутое подразделение судебно-медицинской системы в Соединенных Штатах.

Однако, пожимая руку доктору Маркусу и глядя в холодные глазки, Скарпетта понимает, что перед ней совершенно незнакомый человек. Ей сразу становится ясно, что ни в каких сколь-либо значительных комитетах он не работал, никаких лекций по патологии, судебной медицине или другим предметам на тех конференциях, где ей довелось бывать, не читал, а иначе бы она его запомнила. Имена – да, забываются; лица – очень редко.

– Кей, наконец-то мы встретились, – говорит доктор Маркус, снова оскорбляя ее, но только теперь сильнее, потому что он оскорбляет ее лично, в глаза, а не по телефону.

То, что с неохотой подмечала интуиция, когда они разговаривали по телефону, теперь, когда они стоят в фойе здания под названием «Биотек-2», предстаете полной, неизбежной очевидностью. Доктор Маркус – невзрачный, невысокого роста человечек с тонким сморщенным лицом и грязной полоской седоватых волос на затылке. Природа словно нарочно создала его таким мелким, не желая понапрасну тратить время и силы. На нем вышедший из моды узкий галстук, бесформенные серые брюки и кожаные туфли типа мокасин. Под дешевой белой рубашкой – футболка с растянутым, обтрепанным воротом, открывающим худую шею.

– Пройдемте. Боюсь, у нас сегодня полный сбор.

Кей собирается сообщить, что пришла не одна, когда из мужского туалета появляется, подтягивая черные рабочие штаны, Марино в надвинутой на глаза бейсболке. Скарпетта вежливо, но твердо и деловито представляет спутника, насколько это возможно объясняя его присутствие.

– Работал в департаменте полиции Ричмонда. Очень опытный следователь.

Лицо доктора Маркуса каменеет.

– Вы не предупреждали, что привезете с собой кого-то, – сдержанно говорит он, и слова эти звучат странно в просторном фойе из гранита и стекла, где Кей пришлось отметиться у дежурного, а потом простоять минут двадцать как статуя в ожидании, пока доктор Маркус – или кто-то еще – придет и заберет ее. – По-моему, я выразился достаточно ясно относительно того, что ситуация весьма деликатная.

– Не беспокойтесь, – сообщает во всеуслышание Марино, – я и сам парень деликатный.

Доктор Маркус делает вид, что не слышит, но хмурится. Скарпетта почти слышит, как шипит, разгоняя воздух, его злость.

– Эй, Брюс! – Марино поворачивается к охраннику в штатском, который только что вышел в фойе из комнаты вещественных доказательств. Расстояние между ними никак не меньше тридцати футов, но Марино это не смущает. – Как дела, приятель? По-прежнему катаешь шары за тех жалких неудачников? Команду не сменил?

– Разве я не упомянула? – говорит Скарпетта. – Извините. – Разумеется, она не упомянула и нисколько в этом не раскаивается. Когда она берется за дело, то занимается им, с кем ей угодно и как ей угодно. К тому же она еще не простила доктора за то, что он называет ее Кей.

Охранник Брюс выглядит сначала растерянным, но потом улыбается:

– Марино! Святые угодники, ты ли это? Просто призрак из прошлого.

– Нет, не упоминали, – повторяет доктор Маркус, явно не зная, как себя вести. Смятение его заметно невооруженным глазом и почти ощутимо на ощупь, как шум от стаи спугнутых птиц.

– Точно, он самый. И я не призрак, – с вызовом бросает Марино.

– Не уверен, что нам это позволят. Об этом речи не было, – говорит доктор Маркус, нервничая и по неосторожности выдавая тот неприятный факт, что некто, перед кем он ответствен, не только знает о приезде доктора Скарпетты, но и, возможно, является причиной ее появления здесь.

– Ты к нам надолго? – продолжают общаться на расстоянии старые знакомые.

Внутренний голос предупреждал, но она его не послушала. Теперь Скарпетта знает, что ее пригласили не просто так.

– Будет видно.

«Ошибка, – думает Кей. – Я допустила ошибку. Нужно было ехать в Аспен».

– Будет минутка, заглядывай.

– Обязательно, старина.

– Прекратите, пожалуйста! – бросает раздраженно доктор Маркус. – Здесь не пивная.

Ключ от королевства он носит на шнурке, и, чтобы поднести магнитную карточку к инфракрасному сканеру рядом с матовой стеклянной дверью, ему приходится немного наклониться. За дверью крыло главного судебно-медицинского эксперта. Во рту становится сухо. Подмышками проступает пот. В животе сосущая пустота. Кей входит в ту часть этого симпатичного здания, которую сама помогала проектировать, на оборудование которой изыскивала средства и в которую даже успела переехать, прежде чем ее уволили. Темно-синий диван, в пару к нему кресло, деревянный кофейный столик, сельский пейзаж на стене – все прежнее. Приемная не изменилась, если не считать исчезновения нескольких гибискусов. Кей сама ухаживала за ними, сама поливала, обрезала мертвые листья, переставляла на другое место в зависимости от сезонного освещения.

– Боюсь, присутствие гостя у нас не предусмотрено, – принимает решение доктор Маркус, когда они останавливаются на секунду у еще одной закрытой на замок двери, той, что ведет в административный отдел и морг, святая святых, некогда полностью и по праву принадлежавший ей.

Магнитная карточка совершает еще одно чудо – замок щелкает и открывается. Доктор Маркус входит первым, быстро, и его маленькие очки в металлической оправе на мгновение ловят флуоресцентный свет.

– Попал утром в пробку, потому и опаздываю. У нас сегодня полный сбор. Восемь случаев, – продолжает он, обращая комментарии к Скарпетте и как будто не замечая присутствия Марино. – Придется начать с общего разбора, так что вам, Кей, пожалуй, лучше выпить кофе. Я, возможно, задержусь. Джулия? – Доктор Маркус поворачивает голову к кому-то невидимому за перегородкой, откуда доносится частый, как треск кастаньет, стук клавиш. – Будьте добры, покажите гостям, где у нас кофе. Вам будет удобнее расположиться в библиотеке. Я приду, как только освобожусь. – Это уже для Кей.

С точки зрения профессиональной этики было бы вежливо пригласить ее на рабочее совещание и в морг, тем более что Кей позвали сюда не просто так, а для проведения экспертизы, как говорится, pro bono. К тому же она не посторонний человек, а на протяжении многих лет возглавляла эту самую службу. Нанести более сильное оскорбление доктор Маркус мог бы, разве что предложив ей подождать на парковке или закинуть в прачечную его белье.

– Боюсь, вашему гостю и впрямь нельзя здесь находиться, – напоминает он, нетерпеливо оглядываясь. – Джулия, вы не могли бы проводить джентльмена в фойе?