– Почему?

– Вам лучше спросить у них.

– Я спрашиваю вас. Либо кто-то из вас объяснит мне, что происходит, либо я ухожу отсюда и уже не вернусь.

– Все не так просто. – Доктор Маркус пристально смотрит на нее из-под тяжелых век, делающих его похожим на ящерицу. – Теперь вы тоже замешаны в этом. Вы осматривали тракториста, и в результате мы имеем подозрение на перекрестную контаминацию. Так что уйти и не вернуться будет не так-то легко. Это уже не вам решать.

– Какая чушь, – бормочет Филдинг, разглядывая свои словно покрытые чешуей руки.

– Я скажу, почему в дело втерлось ФБР, – подает голос Марино. – По крайней мере скажу то, что по этому поводу говорят в ричмондской полиции. Хотите услышать? – Он смотрит на Карен Вебер. – Это может оскорбить ваши чувства. Между прочим, я еще не сказал, что мне нравится ваш костюм? И красные туфли тоже. Обожаю. Только вот что с ними делать, если придется преследовать преступника?

– Все, с меня хватит, – предупреждает она.

– Нет! Это с меня хватит! – Джек Филдинг грохает кулаком по столу, поднимается, отступает и обводит собравшихся горящими глазами. – К черту все! Я ухожу. Ты слышишь меня, крысеныш? – Он смотрит на доктора Маркуса. – Я ухожу. И тебя к черту! – Указательный палец направлен на агента Вебер. – Вы, долбаные федералы, приходите сюда, мня себя бог весть кем, а сами ни хрена не знаете. Вам слабо раскрыть убийство, даже если оно случилось в вашей постели! Я ухожу! – Он отступает к двери и поворачивается к Марино: – Давай, Пит. Я же знаю, что ты знаешь. Скажи доктору Скарпетте правду. Валяй. Кто-то же должен.

Он выходит из зала. Дверь громко хлопает.

Все потрясенно молчат, затем доктор Маркус говорит:

– М-да, это что-то… – Он поворачивается к специальному агенту Вебер: – Прошу извинить.

– У него нервный срыв? – спрашивает она.

– Тебе есть что сказать? – Скарпетта недовольно смотрит на Марино. Неужели он, получив информацию, не удосужился даже позвонить? Пьянствовал всю ночь и не нашел времени сообщить нечто важное?

– Судя по тому, что я слышал, – отвечает Марино, – федералы заинтересовались смертью Джилли из-за ее отца. Кое-кто считает, что он сотрудничает с Национальной безопасностью, доносит на пилотов, которых подозревают в симпатиях к террористам. В Чарльстоне базируется самый крупный в стране флот транспортных самолетов «Си-семнадцать», так что беспокоиться есть из-за чего. Каждый стоит около ста восьмидесяти пяти миллионов. Представь, что будет, если какой-то летчик-террорист задумает атаковать этот флот на своем самолете. Хорошего мало.

– Предлагаю вам попридержать язык. – Карен Вебер сидит все в той же позе, сплетя пальцы на блокноте, только костяшки побелели от напряжения. – И не соваться туда, куда не положено.

– А я уже сунулся. – Марино стаскивает бейсболку и проводит ладонью по лысине с проступившей местами редкой щетиной. Со стороны может показаться, что идеально гладкую голову скупо посыпали песочком. – Прошу извинить. Опаздывал, вот и не успел побриться. – Он трет шершавую, как наждачная бумага, щеку. – Мы с экспертом Айзе и детективом Браунингом посидели вчера в ОПБ. Трогательный момент воссоединения. Потом я еще кое с кем поболтал. В детали вдаваться не буду по причине конфиденциальности.

– Вам лучше замолчать. Немедленно, – предупреждает специальный агент Вебер, словно разговоры уже считаются федеральным преступлением и у нее есть право арестовать его на месте. Вероятно, по ее мнению, Марино вот-вот совершит акт государственной измены.

– А я предпочитаю послушать, – говорит Скарпетта.

– ФБР и Национальная безопасность в большой любви друг к другу не замечены, – продолжает Марино. – Национальной безопасности отломился приличный кусок бюджета министерства юстиции, а ФБР, как всем известно, и само любит денежки тратить. – Он смотрит на Карен Вебер. – У вас на Капитолийском холме семьдесят лоббистов, и каждый ходит с протянутой рукой. Вам что, не терпится весь мир взять под свою юрисдикцию?

– Почему мы должны все это слушать? – Специальный агент Вебер поворачивается к доктору Маркусу.

– По слухам, – теперь Марино смотрит на Скарпетту, – Бюро уже давно принюхивалось к Фрэнку Полссону. О нем всякое говорят, так что ты права. Вроде бы он злоупотребляет своим положением авиационного врача, что выглядит страшновато, учитывая его сотрудничество с Национальной безопасностью. Бюро было бы только радо прищучить конкурентов, выставив их полными идиотами, а потому, когда губернатор обо всем этом прослышала, то забеспокоилась и обратилась в ФБР. Вот калиточка и открылась, не так ли? – Он переводит взгляд на Карен Вебер. – Сомневаюсь, что губернатор представляет, какого рода помощь ей окажут. Откуда ей знать, что Бюро смотрит на ситуацию иначе и что в его понимании помощь – это обмазать дерьмом соперничающее федеральное агентство. Другими словами, все крутится вокруг денег и власти. Как всегда и везде.

– Нет, не все, – отвечает твердо Скарпетта. С нее хватит. – В нашем случае речь не о деньгах и власти, а о четырнадцатилетней девочке, которая умерла страшной, мучительной смертью. Речь идет об убийстве. – Она встает, захлопывает замки на кейсе и смотрит сначала на доктора Маркуса, потом на специального агента Вебер. – Вот из-за чего все крутится.

К тому времени как они подъезжают к Брод-стрит, Скарпетта уже успокоилась и готова вытащить правду из своего напарника. Не важно, хочет Марино этого или не хочет. Так или иначе он все ей расскажет.

– Ты сделал что-то прошлым вечером. И я не имею в виду ОПБ и тех, с кем ты там пьянствовал.

– Ты к чему клонишь? Не понимаю. – Марино сидит угрюмо рядом с ней, пряча под козырьком бейсболки недовольную опухшую физиономию.

– Все ты понимаешь. Ты ходил к ней.

– Вот уж теперь я тебя точно не понимаю, – Он отворачивается и смотрит в окно.

– Понимаешь. – Не снижая скорости, Скарпетта резко поворачивает на Брод-стрит. Марино пытался сесть за руль, но она настояла, что поведет сама. – Я тебя знаю. Ты и раньше это делал. Вчера взялся за старое. Ладно, дело твое, но ты должен все мне рассказать. Я же видела, как она смотрела на тебя, когда мы сидели у нее дома. И ты видел. Видел, черт бы тебя побрал, и радовался. Я же не дура.

Он не отвечает, только смотрит в окно, отвернувшись и прячась за бейсболкой.

– Рассказывай. Ты ходил к миссис Полссон? Где ты с ней встречался? Расскажи, как все было. И не ври. Так или иначе, рано или поздно правду я из тебя вытяну. Ты меня знаешь. – Скарпетта вдавливает педаль тормоза – желтый свет на перекрестке меняется на красный – и поворачивается к нему: – Ладно, молчи. Только твое молчание красноречивее всяких слов. Ты ведь поэтому так странно себя повел, когда сегодня утром наткнулся на нее в приемной? Да? Ты был с ней прошлой ночью, и, наверное, что-то пошло не так, даже совсем не так, как ты рассчитывал, потому ты так удивился, когда увидел ее в офисе.

– Дело не в этом.

– Тогда в чем? Расскажи.

– Сьюзи надо было с кем-то поговорить, облегчить душу. А я хотел получить информацию. Ну, мы и помогли друг другу, – говорит он в окно.

– Сьюзи?

– Она мне и помогла, – продолжает Марино. – Рассказала, как ее муженек стучит на Национальную безопасность, какой он хрен и мразь и почему ФБР могло к нему прицепиться.

– Могло? – Скарпетта поворачивает на Франклин-стрит, туда, где сейчас сносят здание ее бывшего офиса. – На совещании, если это можно так назвать, ты вел себя поувереннее. Или все твои заявления основаны только на догадках? Могло быть. Выражайся точнее.

– Вчера вечером она позвонила мне на сотовый, – вздыхает Марино. – А они тут время зря не теряют. Много чего снесли. Все разворотили… и не только здесь. – Он смотрит вперед.

Обреченное здание выглядит совсем крохотным и жалким на фоне руин, а может быть, им так только кажется, потому что в первый раз главной реакцией было удивление от увиденного, а сейчас все предстает в реальном виде и вызывает уже другие эмоции. На Четырнадцатой улице Скарпетта притормаживает и оглядывается в поисках стоянки.