XVI. Сааведра рассказывает, что лиссабонский двор был смущен известием о прибытии нунция в Португалию. Это настроение не должно изумлять, так как ни поверенный в делах этого двора в Риме, ни папа и никто другой не писали об этом, и так как в предшествующем году папа назначил главным инквизитором дома Энрике,[951] архиепископа Браги, королевского брата, который затем был кардиналом и королем, как мы это увидим. То обстоятельство, что прибытие нового легата вызвало столько изумления при дворе, не могло не подать мысли королю написать об этом тотчас в Рим. Папский ответ, придя через два месяца, открыл бы глаза государю, проделка Сааведры была бы разоблачена до конца третьего месяца, и не было бы необходимости для вмешательства испанского короля в арест Сааведры.
XVII. Не более достоверно, что Сааведра учредил инквизицию в Португалии. Изгнание евреев из королевства Испания произошло в 1492 году. Многие из них удалились в Португалию, откуда предлагали множеству своих собратьев приехать в эту страну. Евреи писали: «Земля хороша, народ — идиот, вода наша; вы можете приехать, потому что все будет принадлежать нам».[952] Среди эмигрантов были также и крещеные евреи. Король Жоан II[953] согласился принять их в свое государство с условием, что они будут поступать как [верные христиане, под страхом обращения с ними, как с пленниками и рабами. Король Мануэль[954] велел дать всем им свободу и приказал в 1496 году выехать из королевства без детей ниже четырнадцатилетнего возраста; из этих детей следовало сделать христиан. Евреи предложили принять крещение, если им обещают не учреждать инквизиции раньше чем через двадцать лет. Король Мануэль даровал евреям просимое, а также право узнавать имена свидетелей, если после этого срока они будут преданы суду по поводу ереси; кроме того, он обещал предоставить возможность осужденным завещать имущество детям или другим естественным наследникам. 13 марта 1507 года Мануэль подтвердил эти привилегии, продлив первую на двадцать лет и сделав две другие постоянными. В 1520 году Жоан III возобновил первое пожалование своего предшественника еще на двадцать лет.
XVIII. Климент VII, узнав, что крещеные евреи в Португалии не выказывали ни большого усердия к просвещению, ни сильной любви к христианской религии и что мнения Лютера и других еретиков распространялись все более и более в этом королевстве, назначил в 1534 году инквизитором этой страны брата Диего де Сильву, монаха ордена св. Франциска из Паолы.[955] Последний хотел немедленно приступить к исполнению своих обязанностей, но встретил сопротивление со стороны новохристиан, которые потребовали, чтобы их привилегии были соблюдены: годы, на которые были предоставлены эти привилегии, еще не истекли. Это привело к процессу перед римской курией. Климент VII умер, и его преемник Павел III издал 20 июля 1535 года бреве, даровавшее новохристианам право, в котором им отказывали в Португалии, а именно доверять избранным лицам защиту их прав перед государем по поводу смысла, который следовало придавать предписания королевской привилегии, истолковывавшимся в ущерб новохристианам. 12 октября того же года новое бреве того же папы даровало прощение всему происшедшему.
XIX. Впоследствии король вошел к папе с представлением, что обращенные евреи злоупотребляли дарованной им привилегией: одни — возвращаются к иудаизму, другие — усваивают заблуждения протестантов. Этот мотив побудил суверенного первосвященника обнародовать новую буллу от 23 марта 1536 года, которая рассматривается как булла, положившая основание португальской инквизиции. Папа назначил инквизиторами епископов Коимбры, Ламего и Сеуты[956] и постановил, чтобы к ним был прибавлен еще епископ или священник, монах или белый, облеченный церковным саном, доктор канонического права или богословия, назначаемый королем. Папа даровал каждому из этих четырех инквизиторов право привлекать к суду всех еретиков и их покровителей совместно с епархиальным епископом или даже без него, если бы последний отказался присоединиться к инквизиторам. Предписано было только в течение трех лет при привлечении к суду еретиков сообразоваться с практикой в процессах против убийц и воров, а затем с правилами обычного права. Мера конфискации имуществ была уничтожена, и наследники осужденных, которых нельзя было считать виновными, должны были им наследовать по закону (ab intestat). Наконец, папа предписал учредить достаточное число трибуналов для исполнения всех этих мер.[957] 5 октября булла была объявлена дому Диего де Сильве, епископу Сеуты, духовнику короля. Государь пожелал сделать его главным инквизитором.
XX. Таково было начало инквизиции в Португалии, за четыре года до прибытия Сааведры в эту страну. В 1539 году папа назначил преемником первого главного инквизитора дом Энрике, архиепископа Браги, который был затем епископом Эворы и Лиссабона, стал кардиналом, соединил множество голосов во время избрания папы Григория XIII[958] и стал, наконец, королем Португалии в 1578 году, по смерти его племянника короля Себастиана.[959] Третьим главным инквизитором был дом Хорхе де Альмеда, архиепископ Лиссабонский, утвержденный в должности буллою Григория XIII.[960]
XXI. Все сказанное мною основано на подлинных документах. Отсюда я заключаю, что Хуан Перес де Сааведра подделал свое бреве чрезвычайного легата, представил его в декабре 1540 года и успел скрыть свой обман. Рассказанное им об иезуите неверно или произошло иначе. Видя, что инквизиция учреждена не в том виде, в каком ему было желательно, он внушил себе мысль, что было бы полезно взять за образец испанскую инквизицию, хорошо известную инквизиторам Льерены, и что для более легкого исполнения этого плана он посетит все части королевства, как это практиковалось в Испании при установлении инквизиции. Несколько времени спустя он покинул Лиссабон, объехал в течение декабря часть королевства и продолжал свое путешествие в январе следующего года, когда был арестован, раньше чем лиссабонский двор получил из Рима письма, которые должны были просветить его насчет этого обманщика. Я не сомневаюсь, что Сааведра получил тогда большие суммы денег в Португалии, как это было с ним в Эстремадуре и Андалусии. Но я очень далек от того, чтобы считать их столь значительными, как утверждал он. Его приключения представляли нечто необыкновенное. Это изумило кардинала Таверу, который уж слишком ему покровительствовал. Стоит лишь сравнить поведение Таверы в отношении Сааведры, мошенника и подделывателя (подобных преступников всегда подвергали смертной казни), с тем, как относился Тавера к сожжению новохристианина, безупречного, осужденного в качестве уличенного, нераскаявшегося и отказавшегося явиться в суд, потому что он не мог признаваться в преступлениях, вменяемых ему людьми, чье уже одно имя делало их подозрительными и чьи показания, подвергнутые в их основании расследованию со стороны хорошего защитника, никогда не могли бы внушить и капли доверия, — стоит, повторяю, сравнить такое поведение Таверы, чтобы исчезло всякое сомнение в его покровительстве Сааведре.
XXII. Уже удостоверен следующий факт. Когда проступки соединялись с видимостью того, что инквизиторам угодно было именовать религией, это обстоятельство всегда побуждало их оказывать снисхождение и становиться более доступными состраданию. Я докажу эту истину на истории с кордовской монахиней. Хотя сюжет ее очень отличается от истории Сааведры, тем не менее там можно увидеть те же аллюры добродетели, которые легко импонируют людям, мало изучившим сущность и истинные принципы христианства.
