XVIII. Тот же министр 20 апреля 1776 года писал из Аранхуэса письмо к дому Фелипе Бельтрандо, епископу Саламанки, главному инквизитору. Весьма одобряя его проект исправить испанский индекс и заменить его другим, он говорил:

«Последний Индекс [доверенный епископом Теруэльским двум иезуитам в 1747 году] наполнен тысячью нелепостей, которые необходимо уничтожить: в этом можно убедиться из сообщения властям и замечаний, напечатанных доминиканцем, братом Мартином Льобетом. Менее всего можно терпеть каталог или прибавление [в конце книги] с именами янсенистов: эти имена извлечены из Янсенистской библиотеки[1211] отца Колонна, иезуита, осужденной бреве Бенедикта XIV. Вместо того чтобы внести [как следовало] эту книгу в Индекс, в него внесли книги, о которых она говорит. Вы знаете бреве, адресованное этим папой тому же епископу Теруэльскому 31 июля 1748 года, в котором он не одобряет внесения в Индекс трудов кардинала Нориса. Его Святейшество не ограничился этим; он адресовал Фердинанду VI[1212] пять писем по этому делу. Папа и король могли только к концу десятилетия добиться того, чтобы имя Нориса было исключено из Индекса: в это время епископ Теруэльский умер (в конце жизни он согласился на эту меру), и король решил отослать своего духовника, иезуита отца Рабаго, который наиболее противился этому исключению. Я сделал необходимые шаги; королевский указ был вручен архиепископу Кинтано, главному инквизитору и духовнику Его Величества, с которым я имел длинную беседу по этому поводу. Я получил декрет, гласивший, что „труды Нориса не были ни осуждены, ни критикованы, и на них не поступало доноса в святой трибунал“. Это заявление делает мало чести инквизиции. Архиепископ Кинтано в своем заключении от 23-декабря 1757 года признался Его Величеству, что этот Индекс был произведением двух иезуитов, которые редактировали его без ведома его предшественника и совета инквизиции. Он восстает против вероломства и лукавства этих иезуитов, хотя и был большим сторонником Общества Иисуса. Только сила истины могла исторгнуть у него подобное признание. Мы твердо занялись тогда исключением не только Нориса, но и всех авторов из каталога, прибавленного иезуитами. Совет одобрил эту меру; но последний пункт остался нерешенным, потому что держались политики оказать вежливость Бенедикту XIV вычеркиванием только Нориса, чего он требовал… Мало внесли старания в выбор квалификаторов; запрещали сочинения, не заботясь о том, что они могли погубить авторов, повредить их репутации или нанести ущерб тем, кто имел эти книги. В этих произвольных мерах никогда не обращали внимания на то, какой вред наносился хорошему и здравому учению, как публика должна была от этого страдать и как эта система открывала двери мщению, партийному духу и успехам невежества».

I. Преследования, жертвами которых стало столько ученых, доказывают, что трибунал инквизиции поступал неразумно главным образом потому, что препятствовал испанцам читать книги, которые могли бы содействовать их просвещению. Другим злоупотреблением, которое существенно вредит администрации правосудия (особенно в уголовных делах), является панический ужас, внушенный инквизиторами должностным лицам. Действительно, множество преступлений осталось безнаказанным из-за страха судей перед цензурами и даже тюрьмами святого трибунала, так что они часто отказывались от преследования виновных для избежания этой произвольной власти, пользование которой только умножало число проступков.

II. Фердинанд V и его преемники даровали этим трибуналам привилегии, злоупотребление которыми дало себя знать с самого начала. Этого было недостаточно: система расширения, которой следовали инквизиторы, и милости, даруемые им монархами, сделали наконец эти пожалования невыносимыми. Мне было бы нетрудно доказать эту истину, если бы я передал подробно скандальные распри, разделившие инквизиторов и других церковных или светских судей. Я скажу только, что, хотя у меня не хватало времени для собирания всех фактов этого рода, я могу предложить моим читателям сто четырнадцать из них, более или менее волновавших общественное мнение. Из этого числа сорок относятся к истории трибунала Кастилии, сорок два взяты из истории трибунала Арагона и тридцать два падают на верховный совет инквизиции.

III. В первый отдел входят три конфликта юрисдикции для трибуналов инквизиции в Америке, семь в Кордове, один в Галисии, восемь в Гранаде, один в Хаэне, один в Льерене, два в Логроньо, два в Мурсии, три в Севилье, пять в Толедо и семь в Вальядолиде.

IV. Во второй отдел входят семь дел этого рода для трибунала в Барселоне, три в Майорке, три в Сардинии, тринадцать в Сицилии, десять в Валенсии и шесть в Сарагосе.

V. Третий отдел представляет тридцать два случая распри, причину коих я усматриваю в самом поведении верховного совета инквизиции. Здесь речь идет менее о спорах и препирательствах, чем о резолюциях совета, которые одновременно в нескольких провинциях вызывали смятение и разделения с судьями по делам контрабанды и другими должностными лицами, с капитулами кафедральных соборов и епископами, с вице-королями и собраниями кортесов, с королями, с папой и даже с главным инквизитором, главою самого совета.

VI. Такое сильное желание господствовать посредством страха должно было произвести результаты, противоречащие семейному спокойствию. Поэтому история представляет нам длинный список людей всех классов, которых нельзя было упрекнуть ни в малейшем заблуждении в области веры и которые, однако, были унижены заносчивостью инквизиторов. Среди них мы находим пять вице-королей — Валенсии, Каталонии, Сардинии, Сицилии и Сарагосы, четырех членов совета Кастилии, четырех председателей апелляционных судов, трех судей королевского двора, четырех членов королевских апелляционных судов и одного прокурора, шесть коррехидоров, девять судей первой инстанции, двух архиепископов, четырех епископов, четыре капитула кафедральных соборов, несколько муниципалитетов, пять грандов Испании.

VII. Они взялись унизить, насколько возможно, еще трех государей: Климента VIII[1213] в Риме; государя Беарна, короля Наварры во Франции; гроссмейстера ордена св. Иоанна Иерусалимского на Мальте.

VIII. Они напали на совет Кастилии и даже объявили его целиком подозреваемым в ереси; своими произвольными мерами они возбудили мятежи в нескольких городах, особенно в Толедо и Кордове; наконец, сами члены совета инквизиции бывали несколько раз преследуемы.

IX. Система господства, которой беспрерывно следовали трибуналы инквизиции, никогда не могла быть подавлена ни общими законами Испании и Америки, ни частными резолюциями и случайными распоряжениями, принятыми в каждом из королевств короны Арагона, ни частыми королевскими указами, ни, наконец, циркулярами совета инквизиции.

X. Не больший успех получился от наказаний, которые сочли нужным употреблять против некоторых из них (хотя, говоря правду, редко), отставляя их от должности: они без страха смотрели на опасности, которым подвергала их народная ярость, а также заговоры и проекты убийства, составленные против них друзьями и родственниками несчастных, которых они преследовали.

XI. Наконец, общие конвенции (числом двадцать одна), которые они должны были бы уважать как законы, исполнение коих еще энергичнее требовалось правосудием и совестью, чем верность правилам святого трибунала, были не менее бессильны для удержания честолюбия, которое влекло в установлению во всем мире их власти посредством страха.

XII. Все эти конвенции имели своим предметом пункты подсудности; они не имели никакого отношения к расследованию процессов, возбужденных по делу ереси. Они были установлены в 1553 и 1631 годах для трибуналов королевств, зависимых от короны Кастилии, и в 1610 и 1633 годах для трибуналов Америки; к ним можно прибавить две, касающиеся Кастилии и королевский указ 1570 года. Все эти меры эквивалентны конвенциям и рассматривались как таковые.