V. Филипп поручил своему государственному совету разобрать план этого учреждения, который послужил предметом обсуждения в нескольких чрезвычайных собраниях, созванных королем. Главный инквизитор собрал несколько членов инквизиций королевства и духовенства в королевской церкви Св. Филиппа в Мадриде. Мнения разделились, как это обыкновенно бывает по всем вопросам, разбор которых доверяется большому числу лиц. Я познакомлю читателя с манерой, в которой один испанский дворянин изложил королю свое мнение, и соображения, сопровождавшие его, потому что они заслуживают того, чтобы их знали.

VI. Дон Педро Венегас из Кордовы представил королю, что новый орден не нужен инквизиции, потому что она обходилась без посторонней помощи в обстоятельствах более трудных; орден не будет также выгоден для улучшения нравов, потому что епископы и другие власти делали в этом отношении столько добра, сколько можно ожидать от человеческой природы; незачем требовать большей помощи в деле защиты государства и его крепостей, которые не страдали от отсутствия войск даже в те времена, когда враги Испании занимали часть полуострова. Если даже предположить необходимость такой меры, то следует припомнить, что существуют другие корпорации, как, например, старинные военные ордена св. Иоанна, св. Иакова, Калатрава, Алькантара и Монтеса,[1077] рыцари которых по сущности и духу своих учреждений обязаны повиноваться своим гроссмейстерам; званием последних обладает король в силу апостолических булл; новое учреждение может когда-нибудь нанести ущерб власти государя, если главный инквизитор сделает плохое употребление из войск, находящихся в его распоряжении; подобные примеры уже были даны гроссмейстерами вышеупомянутых орденов. Это учреждение установило бы в королевстве две страшные партии прежних и новых христиан, и отличие, дарованное первым, родило бы вечную вражду, вызвало бы убийства и гражданские войны и часто угрожало бы монархии близким разрушением. Этого несчастия надо тем более бояться, что часть испанского дворянства либо происходит от рас, которых не хотят допустить в орден, либо смешала свою кровь с этими расами путем заключения с ними брачных союзов; это исключение будет несправедливо и может иметь весьма пагубные последствия для общественного спокойствия и сделать королевство самой несчастной страной в мире. Начиная с некоторого времени люди строили подобные планы в пользу или кафедральных церквей, или монашеских учреждений, но сомнительно, могут ли рассматриваться подобные учреждения как позволенные и полезные, или на них следует смотреть как на нецелесообразные и гибельные; что эти планы имели искусных сторонников, искренне привязанных к католической религии, но что это увеличение различий вызвало неприятные разногласия, следовательно, можно уже видеть неудобства этого проекта и ни малейшей от них выгоды, которую они будто обещают. Делая независимыми глав и членов предполагаемого института от коронных властей, можно принести значительный вред монархии, потому что опыт доказал неудобство дозволять пользование этим правом лицам, имеющим отношение к инквизиции, и неоднократно побуждал ставить ее в тесные границы. При увеличении до бесконечности, согласно новому плану, числа привилегированных королевские советы, апелляционные суды и королевские палаты и суды не будут внушать ни страха, ни уважения ни в ком, кроме фамилий с презираемым происхождением. Наконец, могущество инквизиции слишком велико, чтобы было полезным его увеличивать, и здравая политика рекомендует, напротив, ограничить ее юрисдикцию делами, касающимися предметов веры, и противодействовать тому, чтобы она вмешивалась в чисто гражданские вопросы.

VII. Филипп II серьезно подумал о том, что делали гроссмейстеры военных орденов. Ревнивый к сохранению своей власти, он не был нисколько расположен давать армию в распоряжение главных инквизиторов, которые могли бы последовать примеру гроссмейстеров. Он приказал собрать все доклады, относящиеся в этому делу, приостановить начатое разбирательство и уведомить заинтересованных лиц, будто признано, что нет необходимости в создании нового ордена.[1078]

I. Процесс, возбужденный севильской инквизицией против доктора Хуана Хиля, избранного епископом Тортосы, заключение этого прелата в секретной тюрьме святого трибунала в 1550 году, его отречение и епитимья в 1552 году внушили страх множеству лютеран, которые решили уехать из королевства. К ним принадлежали Кассиодоро де Рейна, Хуан Перес де Пинеда, Себриано де Валеро и Хулиано Эрнан-дес. Первые трое опубликовали за пределами Испании катехизисы, переводы Библии и другие труды на кастильском языке.[1079] Хуан Перес в 1556 году напечатал свои труды в Венеции, и вскоре они проникли в Испанию стараниями Эрнандеса, впоследствии арестованного по приказу инквизиции. Ряд выписок из дела Эрнандеса, имевших целью выяснить, каковы были религиозные мнения посещавших его лиц, в течение пятнадцати последующих лет позволил возбудить бесчисленное множество процессов почти во всех трибуналах Испании, а особенно в Севилье и Вальядолиде. В 1557 и 1558 годах инквизиция арестовала немало лиц, известных своим происхождением, должностями и ученостью. Найденные в процессуальных документах указания на обширный проект пропаганды учения Лютера убедили Филиппа II и инквизитора Вальдеса в том, что лишь величайшая строгость способна запугать сторонников новых мнений и что инквизиция не в силах этого решить за неимением надлежащих инструкций. Филипп II писал об этом в Рим 4 января 1559 года. Папа прислал Вальдесу бреве, в котором, упомянув вкратце мотивы королевского письма, уполномочивал Вальдеса (с нарушением общих законов инквизиции) выдавать светской власти, согласуя это с верховным советом, еретиков-лютеран, распространяющих учение, в том числе и тех, которые для избежания смертной казни обнаружили бы лишь двусмысленные знаки раскаяния. Если бы истории приходилось упрекать Филиппа II и инквизитора Вальдеса только в этой исходатайствованной ими булле, то и этого было бы достаточно для того, чтобы обречь их имя на бесславие. Фердинанд V и Торквемада не заходили так далеко. То же можно сказать с большим основанием о Карле V и Манрике. Они никогда не думали сжигать еретиков, которые раскаялись бы только внешне, под страхом смерти. Эта булла должна ослабить упреки некоторых писателей в адрес судей, приговоривших нескольких узников Севильи и Вальядолида к сожжению, несмотря на их раскаяние, и среди прочих доктора Касалью. Булла Климента VII от 15 июля 1531 года, казалось бы, делала бесполезной последнюю буллу. Она разрешала главному инквизитору Манрике наводить справки об епископах, архиепископах, герцогах и примирять их с Церковью, если они смиренно просят об этом; возбуждать процессы против мертвых и выдавать светской власти живых, которые пренебрегли ходатайством о примирении. Лишь для епископов было сделано исключение из последнего правила. Эти распоряжения показались, несомненно, слишком мягкими Вальдесу, если предположить, что он нашел их в архиве трибунала.

II. 5 января 1559 года вторая папская булла отменяла все разрешения на чтение запрещенных книг и уполномочивала главного инквизитора преследовать читавших их или державших у себя. Так как папа узнал, что в Испанской монархии обращается множество лютеранских сочинений, служащих быстрому распространению вредного учения, то булла предписывала духовникам заставлять кающихся указывать лиц, имеющих эти книги или содействующих их распространению. Духовники должны были также налагать на них обязательство давать по этому поводу показания святому трибуналу под страхом верховного отлучения от Церкви, изрекаемого Его Святейшеством и великим инквизитором Испании. Духовники, не исполнившие налагаемого на них долга, будут наказаны как виновные, даже в том случае, если кающийся будет епископ, архиепископ, патриарх, кардинал, король или император. Нетрудно догадаться, насколько эта мера должна была увеличить число доносов. Для поощрения доносчиков Филипп II 25 февраля 1557 года возобновил королевский указ, выпущенный Фердинандом V в Торо[1080] от 10 апреля 1505 года, по которому доносчик получал четвертую часть имущества осужденных, освобожденную от взноса в государственную казну.