I. Когда улика установлена, трибунал дает знать о состоянии процесса и декретирует оглашение улик и переход к приговору. Но эти термины не должны быть понимаемы в их обыкновенном смысле, потому что все дело заключается в неверной копии показаний и других фактов, содержащихся в экстракте, редактированном для употребления защитником. Секретарь читает его обвиняемому в присутствии инквизиторов. Он останавливается в конце каждой статьи и спрашивает обвиняемого, признает ли он истинным и верным все прослушанное или только часть его. Он продолжает сообщать ему показания, одно за другим. По окончании этого чтения, если подсудимый еще ничего не возразил против свидетелей, ему предоставляют возможность воспользоваться этим правом, потому что часто бывает, что во время слушания он в состоянии назвать уверенно свидетеля, давшего это показание.

II. Однако это чтение в сущности есть только новая ловушка, расставленная обвиняемому, потому что ему не напоминают его ответов на допросе прокурора, или вместо сообщения полного показания свидетелей довольствуются представлением каждого пункта изолированно. Так как не легко припомнить по прошествии некоторого времени все слышанное среди смятения, сопровождавшего внутреннее состояние несчастного, обвиняемый рискует противоречить себе и причинить неисчислимое зло. Действительно, как бы ни было слабо противоречие, оно рождает подозрение в двуличности, в запирательстве или в ложном признании и может послужить мотивом для отказа трибунала в примирении узника с Церковью, хотя бы он просил о нем, а часто даже для присуждения его к релаксации.

I. За описанною мерой следует другая. Приглашают богословов — квалификаторов, которым передают подлинник решения, вынесенного ими во время сокращенного следствия, а также экстракт ответов, сделанных обвиняемым при последнем допросе и данных им на сообщенные ему показания свидетелей. Им поручают вторично квалифицировать тезисы, рассмотреть объяснение, данное обвиняемым, и высказаться: уничтожил ли обвиняемый своими ответами подозрение в ереси, в которой он обвиняется, устранил ли он эту презумпцию целиком или частично или, наоборот, усилил ее своими ответами и следует ли смотреть на него как на формального еретика.

II. Нет никого, кто не был бы поражен важностью этой оценки квалификаторов, так как она подготовляет окончательный приговор. Это соображение должно было бы заставить чувствовать необходимость старательного продолжительного обдумывания оценки и даже приостановки, чтобы разобраться в вопросе, не есть ли обвиняемый глубокий ученый или искусный критик, который, следовательно, говорил, может быть, о догмате после изучения его по чистейшим источникам богословия, которые квалификаторам незнакомы. Однако ничего подобного не замечается. Квалификаторы едва дают себе время на выслушивание быстрого прочтения обстоятельств дела. Они торопятся установить свое мнение — ив этом состоит последний важный акт процедуры, потому что все остальное представляет простую формальность.

I. Когда дело достигло этого пункта, его считают оконченным. Призывают тогда епархиального епископа, чтобы он и инквизиторы (после заслушания чтения) приняли решение относительно того, как следует поступать в дальнейшем. В первые времена инквизиции эти функции поручались советчикам. Это были доктора права, которые давали свои заключения. Но так как они имели только совещательный голос, а инквизиторы произносили окончательный приговор, то при разногласии последние постоянно одерживали верх. Обвиняемый имел право апеллировать на их приговор в верховный совет согласно постановлению папских булл, хотя, впрочем, были обстоятельства, когда обжалования в Рим были нередки, несмотря на упомянутое правило.

II. Затем было предписано провинциальным инквизиторам представлять их мнение в совет до произнесения окончательного приговора. Совет должен был одобрить его, видоизменить или преобразовать и указать решение, которое следует принять. Когда решение доходило до инквизитора И епископа, они устанавливали окончательный приговор от своего имени, согласно акту верховного совета, хотя бы он противоречил индивидуальному судебному решению, вынесенному против обвиняемого.

III. Этот способ судопроизводства вскоре сделал бесполезной службу советчиков, и к ним перестали прибегать. Если некоторые получили впоследствии звания, данные им главным инквизитором, то это было сделано по их ходатайству. Служба была почетной и поручалась только людям чистой крови, как и все другие должности инквизиции. Этим качеством обладали те, кто не происходил ни от евреев, ни от мавров и не имел в своем восходящем родстве ни одного человека, отмеченного инквизицией в качестве подозрительного; точно так же от представителя чистой крови требовалось, чтобы никто из его предков не занимался низкой или ремесленной профессией. Прекратился также обычай обвиняемых обращаться к верховному судье, так как эта мера стала иллюзорной после того, как верховный совет фактически овладел делами и стал диктовать приговоры и единолично ведать ими в высшей инстанции.

IV. Оправдательные приговоры так редки в святом трибунале до царствования Филиппа III, что иногда не встречается ни одного на тысячу или на две тысячи приговоров, потому что малейшее подозрение в полной невинности обвиняемого заставляет квалификаторов объявлять его слегка заподозренным, то есть в меньшей степени. Этого достаточно инквизиторам для присуждения его к более или менее тяжким карам, смотря по обстоятельствам, и к произнесению им отречения от всех видов ереси, в частности от той, подозрение в коей витает над ним. Затем ему дают условное освобождение от церковных наказаний. Если дело происходит в зале трибунала, виновный становится на колени, просит прощения, произносит формулу отречения, подписывает ее и изъявляет свое согласие на самое суровое обращение с ним, если вторично будет привлечен к суду.

V. Большинство приговоров, вынесенных инквизиторами за последние пятьдесят лет, принадлежат к этому разряду. Надо отдать справедливость инквизиторам нашего времени, что, кроме некоторых очень редких случаев, они следовали делающей им честь системе умеренности, прочтя множество сочинений, в которых другие народы мира выразили ужас, внушаемый им первыми веками инквизиции. Хорошо, если бы они имели мужество отбросить с презрением квалификацию легкого подозрения. По поводу ее еще теперь существует не без основания сочиненная поговорка: если в здании инквизиции подойти к солее, выйдешь оттуда если не изжаренным, то опаленным.

VI. Если даже обвиняемый оправдан, ему тем не менее остается неизвестным имя доносчика и свидетеля обвинения. Редко получает он другое публичное удовлетворение, кроме права вернуться к себе домой с удостоверением в оправдании. Слабое возмещение ущерба, нанесенного его чести, личности и имуществу! Оправдание позволяло зложелательству неистовствовать против него и возбуждать сомнение в оправдательном приговоре.