— Туда атакуйте! Туда!
— Мост! — поддержал Довера оказавшийся рядом со столбом Джаллон. — Мост!
— Мост! Поднимите мост! — пробежало по рядам раттанарцев, и их слитный крик заглушил воинственный клич гномов. Те, наконец, расслышали, и гребни шлемов с конским волосом качнулись и двинулись в сторону городских ворот. Теперь гномы приняли на себя всю силу давления атакующей массы лысых, двигаясь ей навстречу. И стало видно преимущество брони перед незащищённым человеческим телом: остановить гномов лысые не могли.
Спустившийся с фонаря Довер повёл в атаку раттанарцев, двумя мечами прорубая для них дорогу туда же, к воротам. Клич гномов вполне годился и для него, и звонкий ломающийся голос оруженосца присоединился к хору, ревущему:
— Корона и Раттанар!
— Корона и Раттанар! Корона и Раттанар! — Джаллон и остальные защитники города двигались за Довером, и расстояние между ними и гномами стало сокращаться, как и количество разделяющих их врагов.
5.
Наблюдатель на приворотной башне Скиронских ворот был, наверное, единственным зрителем, позволившим себе разглядывать бой во всех подробностях, не принимая в нём участия. Едва в его башню ворвались лысые, и между ними и наблюдательной площадкой не осталось ни одного солдата роты Разящего (несколько солдат, находившихся на нижних ярусах башни, были очень быстро убиты), наблюдатель опустил тяжёлую крышку люка, ведущего на кровлю башни, и накатил сверху груду каменных ядер для катапульты.
Катапульт на башнях Раттанара уже давно не было: пришли в негодность ещё в давние-давние времена за полной их ненадобностью в городе, стены которого, впервые со дня основания королевства Раттанар, увидели врага только сейчас. Единственная угроза городу — гоблины, попытавшиеся захватить столицу королевства во времена Фурида Первого, сумели дойти всего лишь до Белого Камня, а это добрых полдня пути от Южных ворот столицы.
Среди лысых лучников не было, только мечники, и солдат без опаски наблюдал за сражением, что называется, с высоты птичьего полёта. Сначала смотреть ему было удобно — когда, не встречая сопротивления, лысые продвинулись от ворот аж до второго переулка, где и наткнулись на упрямство Довера.
«Эх, мальчуган, куда же ты лезешь? — подумал наблюдатель. — Убьют же!»
Но мальчугана не убили. Лучший ученик мастера меча Тусона, свободно фехтующий обеими руками и потому прекрасно владеющий техникой боя двойным оружием, всё равно, мечами ли, кинжалами или дубинками, Довер, впервые попав в гущу сражения, оказался вполне достойным своего учителя. Солдат на башне в изумлении открыл рот, и благо, что зима, иначе наглотался бы мух, наблюдая за ловкостью, с какой оруженосец рубил лысых.
Фехтование двойным оружием требует от бойца отличной реакции, координации движений и чёткости их исполнения. Сочетание и, часто, одновременное выполнение атакующих и защитных финтов обеими руками, обманная игра корпусом с соответствующей перестановкой ног сродни самому сложному танцу и по красоте, и по динамике. В сражении, из-за большой тесноты от дерущихся рядом людей, танец мастера боя не так ярок, но и здесь его превосходство резко бросается в глаза зрителю, если таковой найдётся среди занятых рубкой бойцов.
А зритель был, и зритель заинтересованный. Застрявший на башне наблюдатель смотрел за боем, не отрываясь, стремясь помочь своим хоть чем-нибудь. А чем? Одним лишь криком и мог помочь, и потому вопил «Корона и Раттанар!» что было сил, пока не сорвал криком голос, но и тогда не сдавался: хрипло сипел этот клич, свесившись с башни. Сначала над лысыми, потом — над потеснившими их гномами, и всё держал, держал взглядом мелькающие над головами два меча Довера, будто от этого зависело, жить тому или нет, и будто благодаря одному только его неистовому взгляду и продвигался Довер вперёд, на соединение с гномами.
Мечи оруженосца поднимались и падали, и скорость их движения была такова, что виделось издали, будто мелькают металлические спицы двух серебряных колёс, которые, вот-вот, оторвутся от рук Довера и покатятся по головам наседающих на него существ (очень не хотелось называть лысых людьми — слишком мало человеческого в них оставалось, обрывки одежды, разве), и подомнут, изорвут, раздавят их своим смертельным вращением. И без того возле мечей оруженосца лысые головы исчезали из вида одна за другой, пропадая в небытие.
6.
Всё ближе и ближе к башне серебряные колеса мечей Довера, и всё меньше расстояние, разделяющее раттанарцев и гномов. А гномы — те уже у подножия башни. Наблюдатель свесился между зубцами, с трудом цепляясь окоченевшими пальцами за обжигающие холодом камни, едва не выпадая вниз, на головы остервенело бьющихся бойцов. И смотрел неотрывно, жадно…
А когда со скрипом дёрнулся подъёмный мост, и приподнялся, и медленно пополз вверх, несмотря на неисчислимую массу лысых на его дощатом покрытии, понял наблюдатель, что врагов в башне больше нет, и кинулся убирать с люка катапультные ядра: туда, к своим, хоть немного успеть подраться… И не смог, ничего не убрал: онемевшие пальцы уже совсем не чувствовали и не держали, и руки скользили с ядер, ничего не взяв… Не то, что поднять, откатить — и то оказалось не по силам. Только ногти оборвал на пальцах, и, облизывая окровавленные руки, сидел и плакал, тихенько подвывая в бессильной своей злости.
А мост поднимался всё выше и выше, и не выдержала, лопнула от огромного груза левая цепь, и посыпались с перекошенного моста лысые в ров. А мост и так, на одной цепи, всё поднимался и поднимался, роняя в воду свой смертельно опасный груз, отделяя город от лысой напасти, теперь оставшейся там, снаружи.
Лысых, немногих уже, отрезанных в городе от остальных — мостом и стенами Раттанара — дорубали сообща гномы и горожане с солдатами, ведомые Довером. Под самый конец, к шапочному, так сказать, разбору, подоспела конница, во главе с Тусоном, и командор только хмыкнул поражённо, увидев груды изрубленных тел, местами в два-три слоя покрывших улицу от одной стороны до другой.
— Такого я и в Акульей бухте не видел, — ревел рядом с ним однорукий Вустер.
— Ну и сеча здесь была! Вот отчего бароны так рвались встречать короля! Спасибо, гномы, за помощь. Не ожидал…
— Мы тоже в этом городе живём, капитан, — предводитель гномов снял шлем и оказался Бренном. — Они бы никого не пощадили, — гном кивнул на трупы лысых. - Всю свою конницу сами извели. Командор, я ведь предупреждал… Сколько смертей из-за беспечности вашего капитана…
— Если бы я знал источник вашей, Бренн, информации… И если бы мог доверять ему…
— И если бы командир у этих ворот был так же решителен и исполнителен, как ваш оруженосец… — Джаллон пальцем показал на Довера. — Вы правы, Бренн, всех командиров рот надо заново перебрать. Может, и заменить кое-кого…
Доверу было не до внимания старших. Приткнувшись к стене здания в месте, свободном от трупов, он, отдав уныло торчащему за его спиной солдату оба меча, корчился в спазмах рвоты. Лицо оруженосца синюшной бледностью мало, чем отличалось от лиц валяющихся вокруг мертвецов.
— Бедный мальчуган, — посочувствовал ему Вустер. — Сколько ему, Тусон?
— Шестнадцать. И это его первый бой. Как он выжил, ума не приложу. Правда, в зале он был лучшим… Но то зал… Сами знаете, что реальный бой диктует свои условия…
— Он был лучшим и здесь, Тусон. Я свидетельствую, что бой у ворот не был проигран нами только благодаря стойкости и командам Довера…
— Вы хотите сказать, Джаллон, что Довер руководил боем?! Командовал?! А что капитан роты Разящего?
Джаллон упрямо сжал губы:
— Именно так, командор. Кроме Довера, здесь не было других командиров. Во время войны командовать должен тот, кто способен командовать в бою, а не тот, кто стар и в чинах…
— Это вы обо мне, Джаллон? — командор насмешливо посмотрел на менялу. - Давайте будем в командиры набирать одних только мальчишек. И станем тогда непобедимы…
