— Я тоже считаю, что юноша заслужил награду, — Бренн опёрся на рукоять топора. — Если приказ поднять мост отдавал он, то и бой выиграл тоже он. Очень своевременный был приказ…

— А что скажете вы, солдаты роты Разящего?

— Мы шли за Довером и бились под его командой, — загалдели обступившие Тусона солдаты. — Нам другого командира не надо. Довер… Пусть командует Довер…

— И я свидетельствую! — прохрипело откуда-то сверху.

Тусон задрал голову и встретился глазами с выглядывающим между зубцами башни солдатом.

— Я видел, — не умолкал тот, — как Довер командовал боем. Отсюда я всё видел!

— Тогда слезай и свидетельствуй здесь!

— Я не могу, господин командор. Я не в силах откатить ядра, которыми завалил люк…

— А как же ты их на люк натаскал?

— Не помню… Страшно было… А теперь — не могу, — закончил он под общий хохот собравшихся у башни людей.

— Довер, иди сюда. Дайте ему кто-нибудь глоток вина — горло промыть. Да и вообще, не повредит, — басил Вустер. Несколько рук сразу потянулись к оруженосцу с флягами. Довер набрал вина в рот, прополоскал и сплюнул. Затем ещё раз. Третий глоток он уже проглотил и, утершись протянутой тряпицей, стал медленно пробираться к командору под продолжающиеся советы однорукого капитана:

— Старайся на мёртвых не смотреть — это и для нас, ветеранов, неприятное зрелище. Выше, выше голову держи, дружок. Что будешь с ним делать, Тусон?

— Что ж, видно остался я без оруженосца… — Тусон шутливо выдержал паузу, глядя на подходящего к ним Довера. — Принимай, Довер, роту. Пока в чине сержанта. На патент лейтенанта, сам знаешь, экзамен нужен… Не могу я сделать тебя лейтенантом, понимаешь? — командор похлопал нового ротного по плечу. — Не горюй, со временем образуется…

— Да и мы подмогнём, — опять прохрипело сверху, вызвав новый пароксизм смеха. — Не боись, не бросим.

А в роте Разящего, вместе с Довером и застрявшим на башне солдатом осталось всего пятнадцать бойцов. Полегла в этом бою рота… Почти вся полегла…

Раттанар с утра подсчитывал свои потери: цена беспечности для города оказалась слишком велика. Десяток разгромленных (из них — несколько сожжённых) баронских особняков, с полсотни захваченных в плен членов баронских семей (жаль, не сами бароны) и несколько сотен пленённых дружинников — это были, так сказать, вполне нормальные итоги прошедшей ночи, ночи открытого мятежа против Короны. И, если бы не разгильдяйство квартальной охраны, здесь всё могло обойтись малой кровью. А так кое-где баронам удалось вырваться за пределы своих особняков, и справиться с ними оказалось гораздо труднее. Тусон, Вустер и Ларнак, сведя вместе все конные сотни (кроме, конечно же, дворцовых стражей) носились по городу, как угорелые, приводя в чувство то одного барона, то другого. Счастьем было, что в мятеже участвовали немногие, а то, пожалуй, и не совладали бы. Дело осложнялось тем, что приходилось сторожить и городскую стражу, к которой не было ни у кого доверия.

Потери в этих схватках несли, в основном, солдаты Тусона и конники Ларнака. Ну, и квартальная охрана — там, где она осталась на своих постах. Вустер призывал все кары небесные, земные и водные на головы своих недисциплинированных горожан, но, к счастью, мирные, так сказать, жители почти нигде не пострадали, не говоря уже о женщинах и детях. Разве в баронских особняках некоторые попали под раздачу, но это можно было отнести к случайностям войны. И вина за свою челядь ложилась на самих баронов: нечего было мечами махать.

А вот несчастье, случившееся у Скиронских ворот, выходило за рамки всяческого понимания. Бойня, организованная празднично настроенной толпе горожан, в которой погибло огромное количество и детей, и женщин, повергла в ужас далеко не пугливых раттанарцев. Враг, с которым жители столицы встретились этой ночью, был настолько чужд человеческой природе, что робость перед ним проступила даже на самых храбрых лицах, особенно хорошо заметная после осмотра трупов лысых.

Та неведомая никому сила, сумевшая превратить нормальных людей в безволосые человеческие подобия, почти утратившие обычные человеческие черты, и проявившая себя особенно страшно после их смерти, привела в смятение и командора Тусона, и капитана Вустера, и повидавшего всякое Джаллона, и бывшего сорвиголову Ларнака. Все они растеряно бродили от одной кучи трупов к другой, всюду натыкаясь на одно и то же: на наполненные непонятной жижей или и вовсе пустые черепа убитых — там, где эта жижа вытекла.

Первым натолкнулся на эту особенность лысых меняла, очень тщательно оглядывавший каждого лысого. Не надеясь опознать кого-либо только по лицам, он осматривал и их тела в поисках знакомых ему шрамов, и руки, на которых остались нетронутые врагами перстни и кольца: видимо, тот, кто сотворил подобное непотребство над людьми, был не слишком охоч до золота. Интересовал Джаллона и цвет глаз. Потому-то, подняв у одного из убитых веко, и нашёл меняла жидкий мозг в полупустом черепе — труп до этого лежал на боку.

От неожиданности он надолго замер, присев у трупа на корточки, и не сразу ответил Вустеру на его вопрос:

— Что вы ищете среди лысых, Джаллон?

— Я ищу не «что», а «кого», капитан, — едва слышно выдавил из себя меняла. - Мои разведчики, наверняка, где-то среди них. Но вы правы: я нашёл именно «что». Не хотите взглянуть?

Вустер взглянул и едва не повёл себя так же, как Довер сразу после боя. Только своевременный глоток из фляги Джаллона помог ему преодолеть тошноту.

Приглашённые к осмотру маги самых разных специальностей, даже очень далёких от медицины, только разводили руками, не в силах ничего объяснить. Мастер-маг Кассерин, самый старый и самый сильный среди магов Раттанара, задумчиво покачал головой и долго-долго переговаривался вполголоса с Верховной жрицей Матушки Апсалой, но внятного объяснения никто из них тоже не дал.

— Что вы можете нам рассказать, Бренн? — пристал к гному Тусон, когда они поднялись на крепостную стену, чтобы определить, далеко ли отошёл от города враг. — Ваш источник информации хоть как-то объясняет то, что мы видели?

— Я так же поражён, как и вы, командор. Нет никаких сомнений, что перед нами переделанные люди. Но — как?! Не смотрите на меня с таким сомнением, я ничего не знаю об этом.

— Так ли это, Бренн? Мы, всё же, в одной лодке. Король Василий, похоже, из ваших, гном.

— Нет, командор. Король — человек, такой же, как вы. Или почти такой же. От нас у него только доспех: приказ Старейших — сделать всё, чтобы сохранить последнего короля и последнюю соргонскую Корону.

— Из какого он королевства? И кем был до избрания Короной?

— Понятия не имею, кем он был. Всё, что мне известно о короле, что он — не соргонец. И вообще не из нашего мира.

— Скажите, Бренн, о битве в Скироне вы говорили правду? Или это трюк, чтобы мы не расслаблялись?

— Это — правда, командор, и мне уже здорово попало от Старейших за длинный язык.

— От местных, раттанарских, или от главных, из Железной Горы?

— Не надо ловчить, командор. Я не хочу портить с вами хороших отношений, но… Поймите меня правильно — мы с вами даже ещё не союзники, и выдавать секреты… Нет, этого не будет, командор.

— Значит, из Железной Горы… Вы можете давать мне советы, когда возникнет такая необходимость? Совет мудрого гнома всегда будет принят к сведению. И даю вам слово, что не стану ни с кем делиться, без вашего на то согласия, ни самим советом, ни своими соображениями, связанными с ним. Договорились, Бренн?

— Разве нужен договор, чтобы советовать? Совет, он больше от души. Созреет желание — дам, не созреет — откуда же совету взяться?

— Что ж, и это — ответ! Надеюсь, что нужное время не упущу ни я, ни вы, дорогой гном.

— И я надеюсь, командор. У нас обоих нет времени на всякие там упущения. Иначе мне будет стыдно перед Старейшими, а вам — придётся держать ответ перед королём. Никому не известно, что — хуже.