Против ожидания, к трём часам пополудни всё было готово к присяге. Бароны Скиронара выстроились подковой лицом ко дворцу перед оцеплением из цветных повязок Бушира. Там, за оцеплением, народу было — не протолкнуться, и все выходящие на площадь улицы, сколько хватал глаз, были заполнены горожанами. Они вели себя тихо, сдержанно: на оцепление не напирали, не толкались и не шумели.

Каждому барону разрешены были двое сопровождающих, и с дворцового крыльца Василий видел все три полукольца: первое — бароны, за ними, за их спинами — второе: по паре дружинников или членов баронских семей (король не стал озадачиваться этим вопросом), и дальше, плотной, плечом к плечу, цепью, третье полукольцо из солдат Бушира.

«— Похоже, Капа, Бушир притащил сюда всю свою пехоту».

«— Так оно же и понятно, сир: кто найдёт в себе силы отказаться поглядеть на кланяющихся баронов? Небось, за место в этой цепи у Бушира все его цветные повязки передрались…»

Барон Крейн, как лицо, уполномоченное Баронским Советом, стоял в центре площади впереди полусотни дворцовых стражей, двое из которых держали возле него расчехлённое Знамя Скиронара. Ветра не было, и Герб — Сову, королю было плохо видно, только краешек левого крыла и кусок левой лапы с когтистыми пальцами.

Баронов собралось семьдесят два — вполне достаточно для кворума, и нечего было тянуть с присягой. Король медленным шагом, сойдя с крыльца, двинулся к бледному от волнения Крейну. Василия сопровождали Эрин, Бальсар и Брашер с десятком раттанарцев. Астар и Бушир находились в цепи оцепления — присягать им было не надо, оснований примкнуть к свите короля на этой церемонии у них не нашлось, а посмотреть хотелось не меньше, чем любому из горожан: все окна окрестных домов были распахнуты настежь, и в них торчали десятки любопытствующих лиц.

Процедура присяги, предложенная Крейном, предусматривала для короля максимально возможные почести: установка на площади трона, поочерёдный подход каждого барона к сидящему Василию и произнесение им присяги, и иные сложности. Король забраковал такое развитие событий и предложил свой вариант:

— Барон, так вы будете присягать целый месяц, и кроме затраты времени, которую мы себе позволить не можем, это раздражит баронов. Мне не нужно их унижение, мне нужна их верность до конца войны. Присягу от имени Совета пусть произнесёт один человек, доверенное лицо баронов. Надеюсь, что они выберут его единогласно, и что это будет человек, которому я тоже смогу всецело доверять. Трон мы выносить на мороз не будем — я перенесу присягу на своих двоих. После того, как один присягнёт от имени всех, я обойду стоящих в ряд баронов, и каждому вручу положенный бароном к моим ногам меч, когда барон поцелует Знамя Скиронара в знак верности своему королевству. Это тоже долго, но ничего, до ночи уложимся.

Предложения короля были приняты Советом без малейших возражений, и единогласно выбранным представителем оказался, как и предвидел Василий, барон Крейн. Выгоду от этого король видел двойную. Во-первых, в случае поражения короля победители не простили бы Крейну этой присяги, что делало Крейна надёжным сторонником Василия. Во-вторых, в глазах короля барон официально подтверждал своё верховенство в Совете, и Василий получал право требовать с Крейна ответа, если кто-либо из баронов впадёт в предательские настроения. Другими словами, Крейн становился рычагом давления на Совет со стороны короля. Кто знает, может, барон думал именно об этом, пока Василий подходил к месту присяги, и оттого был так бледен.

— Приветствую тебя, король Василий Раттанарский, на земле Скиронара, народ которого, в лице Баронского Совета, а Баронский Совет — в моём лице, приносит тебе присягу верности на время военных действий с завоевателями-Масками. Мы, жители залитого кровью Скиронара, просим тебя принять нас под свою руку и помочь нам защититься и победить. На время войны мы — твои верные вассалы, а ты — наш сюзерен. Залогом нашей верности мы вручаем тебе самую дорогую нашу реликвию — Знамя нашего королевства с вышитым на нём Гербом. Прими это Знамя и правь нами, — Крейн взял у стражей тяжёлое древко. Знамя качнулось, и королю показалось, что Сова переступила лапами.

«— Зря расчехлили, сир. Неудобно держать».

Василий не ответил Капе. Он подождал, пока Крейн поцелует уголок Знамени и передаст ему. Принял, поцеловал сам.

— Я, Василий Раттанарский, король по выбору Короны, принимаю присягу твоего народа, Скиронар, и обязуюсь справедливо править им и защищать его на время действия присяги, то есть до конца войны. После победы народ Скиронара сам будет решать свою судьбу, — король передал Знамя Брашеру, тот — одному из солдат.

Толпа дружно вздохнула, когда на монетах Скиронара появилось на одной стороне лицо нового короля с соответствующей надписью «король Скиронара Василий Первый», а с другой — снова возникла Сова: пустых кружков в Соргоне заметно поубавилось. Василий подождал, пока восстановится тишина, и сказал ещё несколько слов:

— Я, король Василий Раттанарский, твой король по твоей просьбе, народ Скиронара, объявляю от твоего имени войну завоевателям-Маскам, и обещаю довести её до победного конца…

Если первый вздох толпы был вздохом восхищения и благодарности, то разорвавший тишину новый вздох был скорее стоном, испуганным вскриком, потому что Знамя развернулось полностью в руках вздрогнувшего от неожиданности раттанарца, и полотнище с разгневанной Совой затрепетало на несуществующем ветру. Воинственный клич изменившей на Знамени и монетах свой облик птицы, состоящий из уханья, фырканья, горлового какого-то клекота и щелканья клювом неприятно резанул слух торжественно настроенной толпы. Сове отозвался из королевских покоев Медведь со Знамени Раттанара, переделанного королём в день битвы.

«Сир, Вы испортили людям праздник. Зачем было объявлять войну именно сейчас? Горело, что ли? Бароны возьмут, и откажутся от присяги…»

«— Не посмеют, Капа. Уже не посмеют. Дело сделано: Скиронар присягнул. Теперь бароны поспешат доказать свою верность».

Король оказался прав. Первый же барон, к которому подошёл Василий, торопливо положил к его ногам свой меч и опустился на колено. Раттанарец поднёс барону Знамя, и тот, едва скрывая испуг, поцеловал краешек беспокойной ткани. Король наклонился, поднял меч и вернул его барону со словами:

— Рад видеть вас в рядах защитников Соргона! — и пошёл дальше, вдоль подковой стоящих баронов.

— Рад видеть вас в рядах защитников Соргона!

— Рад видеть вас в рядах защитников Соргона!

Присяга продолжалась под неумолчный крик птицы и вторящий ему медвежий рёв. И так было, пока один из баронов, потянувшийся к Знамени — целовать, не был убит в мгновение ока. Василий готов был поклясться чем угодно, что видел, как когтистая лапа Совы вытянулась из Знамени и ударила барона, едва он приблизился, вырвав ему горло. По счастливой случайности, кровью никого не забрызгало, и церемония шла своим чередом, но уже в полной тишине: Сова с Медведем замолкли. Над замершей в шоке площадью всё так же монотонно звучало:

— Рад видеть вас в рядах защитников Соргона…

— Это был пустоголовый, сир, — расслышал король слова Эрина, оставшегося осматривать труп. — А здорово она его саданула!

— Что мы будем делать с пленными, Ваше Величество?

— Кого вы имеете в виду, барон Крейн?

— Баронов, арестованных Готамом в ночь перед битвой — они до сих пор находятся в тюрьме. И сдавшихся мятежных дружинников.

— Господа, кто мне скажет, были ли дружины этих баронов среди конников врага? Вы проверяли это?

— Ваше Величество, министр Готам Вам уже докладывал, что погоню выслали поздно, а конница пустоголовых почти не сражалась. По убитым и захваченным в плен мы не можем с уверенностью сказать, что все семеро были нашими врагами. Вассалы из пленных дружинников утверждают, что их сюзерены не виновны в умысле против Корон и королей, и объясняют их поведение только страхом перед Человеком без Лица и обязательствами перед бароном Фальком. Мы не стали применять пытки на допросах из-за Вашего запрета, — Астар поискал взглядом поддержки среди присутствующих, и продолжал уже более убеждённо, увидев одобрительный кивок Эрина. — Но как можно быть уверенным, что они говорят правду? Сильный человек и под пыткой довольно уверенно лжёт…