Глаза Бэби сверкали, голос дрожал от сдерживаемого гнева.

— Подожди! А с чего ты взяла, что он… ну, что у него какая-то цель?

— Боже мой, Оля, ну, нельзя же быть такой наивной! Вот скажи-ка мне, за которой из нас он ухлестывает?

— Не знаю.

— Вот именно, не знаешь. А почему? Да потому, что он отмеряет свои ухаживания аптекарски точными дозами. Сколько мне, столько тебе. Чтобы заронить у обеих надежду, но не дать ей окрепнуть. Это — самая верная политика, тут он, конечно, не дурак. Только учти, я завязала. Все! А ты?

— А я не верю, что он нарочно, — возразила я. — Просто мы обе ему нравимся, но обе пока недостаточно. Вот и все.

— Да, и он так неопытен в обращении с женщинами, что понятия не имеет о последствиях своего поведения! — съязвила моя подруга. — Ты вечно склонна всех оправдывать. Поверь моему опыту, Митя очень и очень непростой.

Я пожала плечами, и она несколько сбавила обороты:

— Конечно, я не могу запретить тебе с ним гулять, это выглядело бы… ну, сама понимаешь. Тем более, раз ты мне не веришь. Но я тебя прошу — будь с ним аккуратна. Если он не даст тебе гарантий, то и ты не давай. Ну, понимаешь? Вот клянусь тебе — когда он уверится в своей власти над тобой, ты станешь ему неинтересна и он переключится на другую. Я часто ошибаюсь?

— Редко.

— Ну, вот. Я клянусь, что это так, а там поступай, как знаешь. Я лично намерена выбросить этого человека из головы и больше о нем не вспоминать. Пропади он пропадом со всеми своими штучками! Спокойной ночи!

Наутро мы проснулись очень рано благодаря будильнику, заведенному вредной Бэби. Она никогда не дает мне на юге выспаться, утверждая, что дневное солнце крайне вредно и загорать следует до одиннадцати и после пяти. Обе мы чувствовали себя после вчерашних посиделок не лучшим образом, и обеим совершенно не хотелось есть. В результате от похода в столовую мы решили отказаться, лишь выпить растворимого кофе, благоразумно привезенного с собой. Кипятильник мы тоже привезли.

Меня осенила гениальная идея завтрака на лоне природы. Я вынесла во двор чашки, а Бэби осталась следить за кипятком. Наши манипуляции явно поразили соседей, которые стали с нескрываемым интересом выглядывать из домиков. Митя даже подсел ко мне и заметил:

— Да, девчонки, прекрасная мысль! Иначе для чего мы живем почитай на улице?

Следующей выскочила Света, однако ее поведение было оригинальнее. Она оглядела мою пока пустую чашку, схватила ее и горестно заявила:

— Боже мой! В жизни не видела такой грязной посуды! Я даже и не представляла себе, что подобное возможно!

Я оторопела. Не скрою, образцом чистоты мою чашку не назовешь. От кофе она… ну, несколько потемнела внутри. Только ведь это не грязь! Вернее, грязь, но совершенно гигиеничная, и она мне не мешает. Света между тем схватила мою многострадальную посуду и принялась энергично тереть какой-то отвратительной железной мочалкой, совершенно засаленной.

— Вот! — гордо потрясла она этой мочалкой под самым носом у Мити. — Видишь, как замечательно действует! Теперь чашку не узнать. Ох, эти дети, они ничего еще не соображают, правда? Когда еще они вырастут во взрослых женщин, умеющих позаботиться и о себе, и о своих близких. Я, например, необычайно чистоплотна.

Я бросила взгляд на Митю и… не знаю, возможно, на меня повлияла вечерняя беседа с подругой, только мне показалось, он упивается создавшейся ситуацией. А через секунду он чуть-чуть подмигнул, и я поняла, что ничего подобного. Я не успела никак среагировать, не произнесла ни слова, потому что на пороге вдруг появилась Бэби, брезгливо отодвинула мочалку, ополоснула чашку кипятком и деловито сообщила:

— Кипяток уничтожает микробы. Хочется верить, что теперь ты ничем не заразишься после… вот этого.

Света вспыхнула и отошла. Мне было и неловко, и смешно. Моя подруга демонстративно игнорировала присутствие Мити, и он, вероятно, почувствовав неладное, тоже скрылся. Мало того! Его место тут же занял Петр Михайлович.

— Кофе пьете?

Я решила, что сей вопрос не требует ответа, однако наш новый собеседник требовательно повторил:

— Я спрашиваю, кофе пьете?

— Да, — согласилась я. — Вас угостить?

Ан нет! Моя догадка о причинах его странной настойчивости оказалась неверной.

— Я кофе не пью. Он вреден. Знаете ли вы, что кофеин лишь немногим уступает по вредности никотину?

— И сколько капель кофеина убивает лошадь? — не удержалась я.

Петр Михайлович несколько опешил, потом неуверенно кивнул:

— Угу, это шутка. Лошади кофе не пьют.

Меня понесло дальше:

— Потому что им, беднягам, никто не предлагает.

Бэби вежливо вставила:

— Оля, не надоедай Петру Михайловичу своими дурацкими шутками. Он, в отличие от нас с тобой, давно вышел из этого возраста и стал серьезным взрослым человеком. Ему с нами неинтересно.

— Ты ошибаешься, Аня. Очень интересно, — быстро возразил ей собеседник.

— Да? Наверное, потому, что у вас дочка почти нашего возраста, да?

Моя подруга старалась, чтобы в ее голосе не было ни тени иронии, сплошная детская непосредственность, что не помешало бедному Петру Михайловичу надуться. Он дулся, а мы молча пили кофе. Потом он сказал:

— Вот вы говорите, что вам со мной неинтересно, а я знаю такие вещи, о которых вы и не подозреваете. Хотя наверняка хотели бы знать. Потому что вы наивные, всему верите и ничего не замечаете, а я наблюдательный. Если понаблюдать за человеком, можно узнать о нем даже то, что он тщательно скрывает. Разумеется, для этого требуется интеллект…

Бэби словно воды в рот набрала, я вынуждена была последовать ее примеру. В конце концов, это не мой кавалер! Впрочем, долго развивать заинтриговавшую меня тему кавалер не смог, поскольку к нашему шалашу неожиданно притулился самый загадочный из непуганых мужчин — сам Андрей.

— Кофе пьете? — осведомился он.

— Хочешь? — вздохнула я. Второй нашелся интересующийся!

— Нет, кофе вреден. Я сам его не пью и вам не советую. В вашем возрасте самое время начинать вести здоровый образ жизни, потом будет уже поздно.

И Андрей оценивающе оглядел нас, затем нашего собеседника и снова нас, после чего убежденно констатировал:

— Да, вам как раз пора, а то упустите срок и в совсем еще не старом возрасте превратитесь в обрюзгших развалин.

Петр Михайлович, и без того надутый, окончательно помрачнел и заявил:

— Некультурно давать другим людям советы, что им пить и чего не пить. Это их личное дело.

Ха! А сам-то!

— Я забочусь об их физическом и нравственном здоровье, — не моргнув глазом, объяснил Андрей. — Я — один из адептов клуба дайнетики и сиентологии. Наша цель — не только собственное благо, но и благо окружающих. Мы стремимся открыть путь к счастливой жизни тем, кто его пока не нашел.

«А я была уверена, что йог», — разочарованно подумала я. Хаббард вызывал у меня существенно меньше симпатии. Он начинал как писатель-фантаст, и я читала пару его опусов, после чего не удивляюсь, что ему пришлось срочно менять сферу деятельности.

— Дайнетика — хуже, чем лженаука, — с неожиданным пылом произнес Петр Михайлович. — Это — страшная секта дьяволопоклонников. Они заманивают наивных простаков и подчиняют их своему влиянию. В цивилизованных странах эта гадость запрещена, вот они и полезли к нам. У нас-то беспредел! Дали взятки коррумпированной верхушке…

— Много вы знаете! — с неприкрытой ненавистью прервал Андрей. — Читаете вашу прокоммунистическую прессу, там и не такое напишут. Конечно, вы бы хотели возврата в вашу любимую совдепию, чтобы всех нас распихали по лагерям. Да только историю вспять не повернете, и не надейтесь!

— Я — в совдепию? Да я боролся с коммунистами, когда ты еще под стол пешком ходил! Да меня, может, чуть в тюрьму за это не упекли! Это вы пришли на готовенькое!

— А ваше поколение уже не перевоспитаешь! У вас вместо мозгов коммунистические брошюры! Если б всех вас уничтожить, мы б уже жили в цивилизованном обществе, а не в этом бардаке! Вы тащите нас назад!