— Нет.

— Ну, вот. Я уже велела ему послать на обоих потерпевших запросы в Питер. Возможно, в их прошлом есть нечто особенное. Когда придет ответ, Толик нам все расскажет. Да, еще я велела ему снова обшарить наш туалет. Конечно, надо быть круглым идиотом, чтобы выкинуть туда и второй нож, но кто гарантирует, что в преступники идут исключительно золотые медалисты?

Я, несколько опешив от напора, осторожно спросила:

— А ты уверена, что Савченко все это позволят сделать? Раз ему велели не лезть со своими версиями…

Моя подруга пожала плечами:

— Ну, не мы же с тобой должны выкачивать фекалии из сортира, правда? Не женское это дело. Если Толик при его служебном положении не способен на такую малость, пусть катится на все четыре стороны. Без него разберемся! Но, надеюсь, не такой уж он теленок. Выкрутится.

Я знакома с Бэби много лет, а все равно иногда поражаюсь. И восхищаюсь. Мне никогда с нею не сравниться, даже и пытаться нечего!

— Кстати, — как ни в чем не бывало, продолжила она, — а по какому поводу траур? Все грустишь из-за Леши или, может, Митя косо посмотрел? Или что-то еще стряслось?

Я кивнула и подробно передала свою беседу с Максимом.

— Ага, — констатировала моя подруга, — очень интересно. Значит, убийца точно не он, так?

— По-моему, мы с тобой это и раньше знали! — возмутилась я.

— И вовсе не знали, просто я решила тебя не нервировать и лишь поэтому не записала Максима в наш список. А теперь получается, правильно поступила. Если б он кого убил, так, похоже, хвастался бы на всех перекрестках, а не скрывал. Потрясающий ребенок! А вот по поводу Лиды вопрос остается открытым. Скорее всего, это не она, но стопроцентной гарантии нет. Зато резко возрастают акции Арсения. Давай-ка подумаем… сперва он следил за Лешей… когда Максим заметил это в первый раз?

— Давно, — процитировала слова мальчика я. — Еще до смерти Петра Михайловича.

— Да, — хмыкнула Бэби, — с чувством времени у детей обычно нелады. Учитывая, что мы вместе с Петром Михайловичем прибыли сюда не далее, чем четыре дня назад, «давно» представляется маловероятным.

Я сокрушенно поняла, что у меня с чувством времени тоже нелады. Четыре дня назад! А кажется — целую вечность. И за четыре дня — две смерти. Ужасно!

— Итак, это было четыре дня назад, — повторила Бэби. — А потом он следил за Лешей в самый вечер убийства. Интересно, во сколько?

— С чувством времени у нас с Максимом нелады, — вздохнула я.

— Неважно! После этого Максим смотрел, как трахаются Лариса и Андрей, правильно? А ты тоже это видела. Ты это видела, а уже после встретила Лешу, и вы поговорили. А еще позже Лешу видел Вадик — если, разумеется, не врет.

— То есть Арсений следил за Лешей вовсе не тогда, когда его убили, — обрадовалась я. — И вообще, теперь понятно, где он был во время первого убийства. Выслеживал свою жену и, будучи интеллигентным человеком, стыдится в этом признаться.

— Ну, я бы не была столь категорична. В день смерти Леши Арсений мог следить за ним целый вечер, улучая удобный момент. Сперва ему помешал Максим, потом ты, потом Вадик, а потом, наконец, плацдарм оказался свободен и можно было без помех Лешу зарезать. Вполне логично.

— А Петр Михайлович тогда при чем? — парировала я. — К нему ревновать было не за что.

— Возможно, и не при чем, — неожиданно согласилась со мной подруга.—

У нас ведь есть запасной вариант, помнишь? Кто-то убивает Петра Михайловича — не будем пока уточнять, по какой причине, ну, к примеру, он про кого-то что-то знал. Или его зарезал наш псих Андрей из-за своей хваленой дайнетики. Он ведь утверждал, что если всех таких убить, будем жить в цивилизованном обществе. Как бы там ни было, Арсений понимает — настал его звездный час. Под шумок он может избавиться от соперника и совершенно не вызвать подозрений. Главное, сделать второе убийство максимально похожим на первое, тогда и заподозрят того же человека. Кстати, это относится и к Юрию Андреевичу. Он тоже мог под прикрытием смерти Петра Михайловича свести свои личные счеты с Лешей.

Идею я помнила, и теперь она показалась еще неприятней.

— Ты делаешь из наших знакомых совсем уж невозможных подлецов. Мало того, что убил, так к тому же свалил на кого-то вину.

Бэби изумленно вскинула брови:

— А как иначе? Любой преступник, если он сразу не отдается в руки властям, хочет свалить вину на другого. Очевидно же, что нож не сам по себе втыкается кому-то в сердце. Неужели для тебя такая мелочь, как желание свалить вину, хуже убийства?

— Ну, — поразмыслив, поняла я, — убить можно и случайно. Или в состоянии аффекта. А вину сваливают продуманно. Арсений не такой!

— Все мы не такие, пока спим. Короче, следует взять его на заметку. И попробовать разговорить Ирочку.

Я хмыкнула:

— Так она и скажет что-нибудь против любимого мужа!

— Мне он не кажется особо любимым. Кстати, они помирились?

— Если и помирились, то не совсем. Я обратила внимание за обедом, они почти не разговаривают. И оба мрачные.

— Ага! Кстати, ты мне так и не объяснила, почему, когда я вернулась, была мрачная ты.

Я опешила:

— Как не объяснила? Я же все тебе рассказала. Ну, про Максима.

Моя подруга слегка нахмурилась:

— И что? Что именно тебя огорчает? То, что Арсений следил за Лешей? Так мы и без того его подозревали.

— Мне Максима жалко, — вздохнула я. — И я совершенно не представляю, чем можно помочь. Не брать же его на воспитание, правда? Да никто и не даст.

— Подожди… а чего это тебе его жалко? Тот еще фрукт!

— А каким еще будешь с подобной матерью?

Бэби пожала плечами:

— А что мать? Отнюдь не худший вариант. Ребенок накормлен, напоен, даже на море вывезен. Дай бог каждому!

— Ничего себе, дай бог каждому! — возмутилась я. — А ее цинизм? При нас так милая, интеллигентная женщина, а стоит остаться одной, и из нее лезет такая гадость! Мне, и то становится тошно, а уж ребенку…

— Сама ты ребенок! — вдруг засмеялась моя подруга и махнула рукой. — Горбатого могила исправит! Дожила до двадцати лет и все еще веришь, что за глаза о нас отзываются так же, как в глаза? Да любой другой болтает примерно то же, что она, просто тебе этого никто не передал, вот и все. А то, что Максим с детства видит мир объективно, а не через розовые очки, не принесет ничего, кроме пользы. Уж не сомневайся, он устроится в жизни получше тебя.

— Ты неправа, Бэби. Конечно, человек не всегда ведет себя искренне, но ведь не настолько! Я уверена, что Лида — скорее исключение, чем правило. И детей в подобные руки отдавать нельзя. Это значит — загубить их души. Это же дети!

— Ох, Оля! — Бэби вздохнула. — Ты так меня иногда поражаешь! Если б ты была дурочкой, все было бы понятно. Но ты умная, иногда даже очень. Если б ты притворялась, тоже было бы понятно. В конце концов, множество мужчин клюет на этаких сентиментальных барышень, наивно хлопающих глазками по любому поводу. В природе подобных существ практически нет, но имидж довольно распространен, под него многие косят. Но ты же не играешь! Тебе действительно жаль довольно мерзкого чужого мальчишку из-за того, что его мать не является круглой дурой или безумной альтруисткой, а ведет себя, как нормальный человек. В конце концов, если б Лида услышала, как мы обвиняем ее в убийстве, по-твоему, она бы пришла в восторг? В глаза ж мы ей подобного не говорим! Так что, нам с тобою тоже нельзя иметь детей?

Мне стало совестно. Есть пословица — в чужом глазу сучок видит, а в своем бревна не замечает. Это обо мне. Действительно, чем мы лучше Лиды? Я так даже хуже, поскольку глупее. Только любящая подруга может утверждать, будто я не дурочка. Вот Бэби захотела и сразу разложила все по полочкам, а я способна лишь впустую переживать. Что бы я без нее делала?

Мы вышла во двор. Там Арсений играл с Митей в шахматы, причем оба выглядели весьма увлеченными. Ирочка сидела рядом с мужем и время от времени заглядывала ему через плечо.