Я вернулась домой. Бэби по-прежнему лежала на кровати лицом к стене и на мое сообщение о предполагающемся отъезде среагировала вяло. Я сама собрала и свои, и ее вещи, а потом легла спать. Мне предстояло рано встать, поскольку было необходимо проверить одно странное предположение.

Рано утром я была на месте. Место это я ненавидела лютой ненавистью, однако не в силах была не прийти. Глянув в страшную пропасть, где совсем недавно видела бездыханное тело любимого человека, я немного поплакала, но долго позволить себе подобной роскоши не посмела. Слезы еще текли по лицу, а я уже представляла, что я — это вовсе не я. Я теперь Митя. Я назначила здесь встречу с подозреваемым в убийстве. Подозреваемым, но знакомым и близким, поэтому представляющимся неопасным. Трудно всерьез поверить, что некто, с кем ты весело болтал, сидя за одним столом, — страшный преступник. Итак, я оказалась в ущелье первой и присела, привычно любуясь пейзажем. При мне блокнот. Разумеется, при мне, ведь в домике его потом не обнаружено, а убийца забрать из домика не мог — слишком рискованно. Я вынимаю блокнот и пишу. Звучат шаги. Я прячу блокнот — в карман? Нет, вряд ли. В кармане ведь его тоже не было! Или мерзавец умудрился вырвать блокнот прямо из рук или вытащить из кармана? Не верю! Подобное явно насторожило бы Митю, и он бы не стал поворачиваться к врагу спиной, становясь легкой добычей. А лицом к лицу Митя победил бы, не позволив столкнуть себя в пропасть! Значит, я прячу столь дорогую мне вещь… куда же? Так, где здесь самое уютное местечко?

Я обнаружила крайне удобный валун и присела на него. Значит, я сижу, пишу, слышу шаги… рука тянется вот сюда, прямо-таки идеальный тайник между камнями… а в нем — о боже! — а в нем действительно лежит черный блокнот.

Я взяла его и раскрыла. Читать чужое нехорошо, я знаю. Только я не всегда делаю то, что хорошо. Более, чем не всегда! Я прочла.

На первом листе имелось заглавие: «5. Анечка и Олечка». Правда, перечеркнутое и исправленное на короткое «Оля». А далее шел текст.

«10.07. Так и знал, что мне повезет! Сейчас я еду в поезде в тот самый пансионат, где мы с Лехой отдыхали когда-то студентами. Впрочем, везение, разумеется, не в этом, хотя я уверен, что пари свое выиграю. Везение в том, что прямо в моем купе пребывают два очаровательнейших существа женского пола, и — о чудо! — направляются туда же. Конечно, я с легкостью нашел бы подходящую кандидатуру непосредственно на турбазе, но эти две девочки уж очень милы, чтобы просто так с ними расстаться. К тому же они — подруги, что делает задачу куда более интересной. Итак, я твердо решил — этот мой дневник будет посвящен им. Анечке и Олечке. Впервые в заголовке стоит не одно имя, а два. Я по-прежнему в восторге от своей идеи. Пушкин составил Дон-Жуанский список из имен своих пассий, и потомки до сих пор с упоением его разбирают. Однако насколько интереснее было бы, если б он сообразил не ограничиться именами, а подробно рассказать всю историю обольщения. Есть ли что-нибудь более увлекательное, чем рассказ о том, как чужая, независимая поначалу женщина подчиняется тебе и становится твоей? Конечно, я не Пушкин и не рассчитываю на то, что когда-нибудь мои записи будут разбирать толпы жадных литературоведов. Однако и самому почитать их в компании приятелей доставляет огромное удовольствие — снова пройти по всем этапам, снова оценить собственную изобретательность и проницательность. А еще приятнее, полагаю, будет перечитывать эти записи много лет спустя. Хотелось бы знать, сколько их наберется?

Но возвращаюсь к своим баранам — вернее, овечкам. Им по двадцать лет, обе студентки филфака. Анечка хорошенькая, как ангелочек, прямо до неправдоподобия, однако внешности ее не хватает своеобразия. Подруга зовет ее Бэби, и это метко. Олечка заведомо менее хороша, зато в ней есть некий шарм. Она кажется младше и явно не достигла еще своего расцвета. Тоненькая, высокая, с бесконечными, но слишком худыми пока ногами и недостаточно развитой, хотя приятной формы грудью. Думаю, лет через пять она похорошеет, только вряд ли мне захочется лично в этом убедиться. Анечка же, полагаю, надолго сохранит свой нынешний очаровательный облик. Короче, выбрать было бы сложно. Я и не собираюсь выбирать! Мне нужны обе. Самое смешное, эти дурочки искренне возомнили себя подругами. Женская дружба — от подобного сочетания всякий разумный человек начинает хохотать. Не пройдет и нескольких дней, как мои кроткие овечки забудут про обоюдные нежные чувства и станут так друг друга ненавидеть, что оставлять их наедине будет небезопасно. Что я, не знаю женщин? Их так называемая дружба длится ровно столько, сколько им нечего — или некого — делить, и выражается исключительно в постоянной болтовне.

Теперь о характерах. Ведь я признаю, что даже у женщин, помимо приятных или менее приятных форм, имеются характеры. Анечка явно главенствует в паре, она умна, предприимчива и практична. Олечка пассивно подчиняется, витая в романтических облаках. Таким образом, если б речь шла об одной из них, все равно какой, стратегия была бы понятна. Анечке поднадоело быть ведущей, и она легко клюнет на имидж сильного мужчины, прикрывающего ее своей широкой спиной. Другой вопрос, что жить постоянно с подобным типом она бы не смогла, но об этом речь не идет, речь о двух неделях отдыха. Я уже вижу, как нежно, но властно привлекаю ее к себе, произнося: «Дорогая, никто, кроме меня, не в состоянии понять, что в глубине души ты самая тонкая, самая ранимая, самая нуждающаяся в защите и ни на кого не похожая». В общем, какая-то такая тягомотина. Девочка тает, и можно ложиться в постель, тем более, ей не впервой.

Что касается Олечки, почти убежден, что она девственница. Это не сулит больших удовольствий, зато приятно морально. Я люблю во всем быть первым, и данный вопрос — не исключение. Как бы там ни было, с Олечкой основная идея тоже проста. Надо изображать прекрасного принца, бедная дурочка верит в их существование. Небольшая загвоздка в том, что принцы не укладывают в постель, а сразу ведут в алтарю, но если сыграть вихрем налетевший порыв неодолимой страсти, девочка не устоит и даже не успеет удивиться. Главное, правильно выбрать место для неожиданного порыва, чтобы было куда с удобством прилечь. Учитывая отсутствие у партнерши опыта, следует обязательно предусмотреть удобство и уединение, первый попавшийся колючий кустик может испортить все дело, а вторичная попытка пройдет гораздо сложнее, поскольку в Олечке может проснуться разум. Полагаю, даже у нее есть разум хоть в каком-то количестве.

Короче, каждая в отдельности была бы легкой задачей, но я усложняю ее, намереваясь получить сразу обеих. Проблема в том, что девочки понимают друг друга с полуслова, а иногда вовсе без слов, поэтому нельзя ухаживать за одной в надежде, что другая не узнает. Узнает. И, похоже, они не из тех, кто захочет делиться. Особенно Олечка. Нет, о том, чтобы Олечка сознательно согласилась жить втроем, пока даже речь идти не может, это точно! Ей до этого еще расти и расти. Значит, остается ревность. Ревность — великое чувство, оно горы воротит. Главное, соблюсти равновесие. Надо, чтобы каждая в какой-то момент считала именно себя моей избранницей, почти убедилась в этом — и тут испытала страшное разочарование, увидев, как я начинаю переключаться на подругу. При этом уверенности не должно быть ни у одной, девочек следует держать в состоянии неопределенности. Женщина долго подобного не вынесет. Она возненавидит коварную разлучницу-подругу и сама бросится ко мне на шею, дабы оказаться первой. Если я подгадаю, чтобы они созрели практически одновременно, дело мое в шляпе.

11.07. Пожалуй, мне больше нравится Анечка. Она очень меня смешит. Практичная девочка, подобно мне, сумела дойти до мысли о силе ревности, но за отсутствием достойных кандидатов вынуждена охмурять нелепого толстого разиню Петю, который едет с нами в одном купе. Петя купился в два счета, Анечка работает с ним высококвалифицированно, и я просто наслаждаюсь представлением, предназначенном для меня, любимого. Видимо, с Анечкой я выбрал более, чем верный тон, и задел ее сердечко очень сильно, иначе она не стала бы так стараться. Что ж, временно делаю крен к Олечке и демонстративно отдаю ей предпочтение, пусть Анечка пострадает, ей полезно. Женщины обожают страдать от разбитого сердца, это придает их жизни смысл. Руслан как-то сообщил мне, что по мусульманским верованиям у женщин вообще отсутствует душа, как у животных, и что те и другие призваны делать более приятной жизнь мужчины в минуту отдыха. Не могу согласиться — душа есть. Когда я смотрю в прозрачные Олечкины глаза, я почти вижу за ними нечто странное и изменчивое, типа ряби на воде, что, наверное, и следует называть душой. Другой вопрос, что глупо было бы требовать от женщины всей тонкости душевных движений, доступной лишь нам, мужчинам. Женщина живет инстинктами, а не разумом, именно поэтому ею так легко управлять.