– Ты слышал?

– Это Баретт, да?

– Да, это голос Дэна.

– Потрясающе.

– Это правда он! Он…

– …записал это сообщение перед смертью. Сообщение, очевидно, для тебя.

Эмма поежилась. Пьер подошел, сел рядом с ней на кровать.

– Это Баретт, никаких сомнений. Или его искусственно воспроизведенный голос. Хорошо. Давай успокоимся. Сделай, как он говорит. Шлем связан с компьютером. Никакого риска. Он не отправит двести двадцать вольт тебе в мозг! Мне кажется, это надо сделать для того, чтобы прочитать диск… – Ты помнишь «БрейнМэп»?

– «БрейнМэп»?

– Да.

– Смутно… Что-то я слышала. Предприятие, медицинские исследования, прогорело три или четыре года назад? Было досье о них какое-то.

– Да. Я опрометчиво купил их акции, когда они появились на бирже. Фирму закрыли, но они продали свою лицензию «Дженерал Диджитал», где потом продолжали исследования. Это называется сканирование мозга, помнишь? Прибор использует ту же методику, что и медицинские сканеры.

– Я плохо помню.

– Это просто: когда активизируется участок мозга, ему нужен дополнительный кислород, поэтому к нему направляется кровь. И это видно на экране: зона «зажигается»!

Пьер встал, подошел к окну, потом вернулся к Эмме.

– Я помню, что перед президентскими выборами «Дженерал Диджитал» сделала невероятную рекламу для продвижения своего продукта. Об этом говорили все средства массовой информации. Исследователи проводили опыты на сторонниках республиканцев и демократов. Они показывали им фото их любимого кандидата. Каждый раз зона мозга, отвечающая за эмпатию, удваивала активность. И наоборот, когда показывали фото соперничающего кандидата, сканер фиксировал прилив крови к тому участку мозга, которым человек пытается сдержать свои эмоции. Тому, где он… где он пытается… пытается не любить в каком-то смысле.

Пьер отвернулся, нерешительно произнося последние слова.

– Хочешь сказать, что это сканер, который анализирует эмоции? Который позволяет узнать, искренен человек или нет? Что-то вроде супердетектора лжи?

– Точно. Сегодня это крайне актуально. Когда обманывают, используют не ту часть мозга, с помощью которой говорят правду. И этот прибор измеряет реакции намного лучше, чем старые детекторы, которые лепят ошибку на ошибке. Вспомни! Они приписывают эмоциональным людям то же учащение ритма сердца, как лжецам…

– Да, – признала Эмма. – Игроки в покер могли обмануть машину, сохраняя ледяное спокойствие, даже блефуя. Но что мы можем сделать со всем этим?

Внезапно раздался сигнал компьютера. В углу экрана открылось окошко.

CNN Evening News. Десять погибших в Лос-Анджелесе. Распространяется загадочный синдром потери памяти.

– Пьер, смотри!

Он наклонился над плечом Эммы, увидел логотип CNN, потом диктора. Наверное, Баретт запрограммировал компьютер так, чтобы он подключался к CNN всякий раз, как станут передавать важную информацию.

От этих новостей становилось не по себе.

Диктор рассказывал об умерших в Лос-Анджелесе; во всех десяти случаях люди умерли при одикаковых обстоятельствах. Перед смертью два или три дня они страдали глубоким бредом и потерей памяти. Все жертвы, вернувшиеся из далекого путешествия, не помнили ни своего имени, ни места, куда прилетели. По словам очевидцев, перед вылетом они приняли таблетку мелатонина в аэропорту Нарита, Токио.

Токио. Не Бостон.

Какой город будет следующим?

На экране тем временем появилась информация из Гонконга и Манчестера. Очереди за минеральной водой. Больницы переполнены. Репортаж из Парижа – снято с вертолета: площадь Звезды полностью заблокирована. Улицы, которые вели к ней, похожи на длинные хаотичные парковки. Движение парализовано.

– Эмма, нельзя терять ни минуты! Надевай шлем! – приказал Пьер. – Вот. Затылок прямо, голова немного назад, как советует Баретт.

Пьер помог ей надеть на голову странный шлем.

– Я, наверное, смешно выгляжу с этой штукой на голове, – сказала она, чтобы скрыть волнение.

Пьер не ответил. Не самое лучшее время думать о том, как она выглядит. Что за мания у женщин постоянно спрашивать, какое впечатление они производят…

– Я выгляжу как шут, да? – повторила Эмма.

– Очень милый шут, – уточнил Пьер, поправляя шлем.

Пьер взял жесткую пластинку и поставил на нее ноутбук, пока экран компьютера не оказался на высоте глаз Эммы.

– Теперь не двигайся, молчи, сконцентрируйся на том, что увидишь, ладно?

Эмма прикрыла глаза в знак согласия.

– Готова? – повторил Пьер.

Она глубоко вдохнула.

– Все, включаю.

Пьер нажал на клавишу Enter. Приветственное сообщение исчезло, появилась фотография: металлическая кастрюля с почерневшим обгоревшим дном.

Эмма смотрела на фото и не могла сдержать нахлынувших вдруг воспоминаний.

Дэн, милый, милый Дэн!

…Был 1988 или, может, 1989 год. Она еще студентка, но Дэн уже создал свою фирму вместе с Берни на кампусе Гарварда. Один из их компаньонов, Антон, сдал им свою студию во время триместра. «Будьте как дома», – сказал он им тогда. И они воспользовались его советом, проводя там каждую ночь. Программа: ночные посиделки с мозговыми штурмами в перерывах. И генеральной уборкой наутро.

Однажды утром, когда она ставила подогревать молоко в кастрюле на газовую плиту, Дэн пришел к ней на кухню, поцеловал в шею… Спустя час, когда они лежали в постели, Эмма вдруг почувствовала отвратительный запах. Молоко! Забыла напрочь! Молоко выкипело, кастрюля прогорела. Они еле нашли такую же, и Дэн с тех пор утверждал, что купил бы целый набор кастрюль, если бы можно было заново пережить тот божественный час.

Эмма кивнула Пьеру: он может не понимать, но она на знакомой территории. Компьютер попросил ее опять нажать Enter. Она так и сделала, на экране появилось новое фото. Гондола, Большой канал, Венеция. Но не туристическая роскошная гондола, уложенная удобными подушками, а обычная, перевозившая венецианцев с одного берега канала на другой. Они с Дэном долго спорили, когда приехали в Венецию во время знаменитого трехнедельного путешествия по Европе. Она хотела туристическую гондолу, он – «аутентичную». На следующий день они уезжали из Венеции, взбешенные друг другом. Помирились только в Риме.

Она хотела вновь нажать на клавишу, но Пьер остановил ее.

– Осторожно, Эмма! По-моему, мы имеем дело с эмоциональным паролем.

– Что, прости?

– Потом объясню. Продолжай, но не делай резких движений, пожалуйста.

Она послушалась, нажав на Enter очень осторожно. На этот раз началось видео. Фильм из семидесятых годов. Джоан Баез с гитарой и длинными волосами поет Diamonds and Rust, самую прекрасную песню: так считали она и Дэн, когда в канун 2000 года вместе с друзьями выбирали песню века. Эмма прослушала первый куплет. Но Пьер уже делал ей знак продолжать, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы остановить видео. Сканер, конечно, успел зафиксировать ее реакцию.

Увидев четвертое фото, Пьер не смог сдержать удивленного возгласа. Старый снимок, который был опубликован во всех журналах, журналисты время от времени использовали его в материалах о старте компании «Кон-тролвэр». Команда длинноволосых студентов – семь юношей и три девушки, радостно позирующие у входа в Гарвард. Дэн стоял в первом ряду, рядом с ним Берни и самые первые компаньоны. Все с длинными волосами.

Эмма ненавидела это фото, и Дэн знал это, как никто другой. Ненавидела, потому что на нем не было ее. Дэн знал, что Эмма будет раздражена, увидев этот снимок, и добился своей цели.

Она вновь нажала на Enter. Шлем слегка съехал набок.

– Что происходит? Не нервничай! – твердо произнес Пьер, положив ей руку на плечо и поправляя шлем.

Он объяснил, что, если электроды сдвинутся, активность мозга может регистрироваться плохо. Все придется начать сначала, и шансов на успех будет меньше.

– Зачем Дэну проверять мои эмоции? – раздраженно спросила Эмма. – Думаешь, он хочет проверить, все ли я помню из того, что мы пережили вместе? И только потом открыть мне доступ к файлу?