— Пойдем, — синеглазый «ангел» прищурился, разглядывая тех, кто был на лавочке. — Я знаком с Котовым и с Зыскиным. Ты тоже их знаешь?

— Ну да!

— Надо же! Как удивительно!

Они подошли.

— О! — воскликнуло сразу несколько человек.

Среди каких-то совсем незнакомых людей, которые знали Рината, были и Кошины приятели — Муся, Зыскин, Котов и некто Лох.

Рыжин усмехнулся:

— Ну вот! Я и не сомневался, что это ты! Зыскин говорит: «Нет, это не его плана девушка!» А я сразу понял, что это ты! Мы все повесили. Сегодня приезжал Арнольд. Похоже, Валек уже договорился насчет кое-каких работ.

Рыжин покосился на Кошу.

— А-а-а… — понимающе ответил Ринат.

Но она ничего тогда не поняла. Потому что была голодна, ослеплена и восторженна, как монахиня, увидевшая живого Иисуса.

Поехали в сауну, потом на какую-то дискотеку, потом на другую и где-то под утро поредевшей компанией — в мастерскую к Ринату.

Он показывал свои работы. Холсты, графику, слайды.

В раскрытое окно улетал сиплый голос флейты, записанный Ринатом в одной из поездок на одной из улочек маленького испанского городка. Он твердил, не переставая, что в восторге от Кошиной живописи, что обязательно решит все вопросы с Валентином и со своими товарищами, и они примут ее в свою группу «Второе пришествие».

Выпивали. В основном водку. В качестве закуски посреди стола возвышалась огромная гора чипсов, которую высыпали на поднос из нескольких пакетов. И было просто непереносимо прекрасно. Все были такие добрые, хорошие, любящие и понимающие. Не люди — святые! И так не хотелось, чтобы эта ночь закончилась. И Коша так понимала печаль, заставившую Борю Гребенщикова написать: «Я стрелки сжал часов, чтоб не кончалась эта ночь. И кровь бежит с руки». Она бы сжала стрелки. Только бы не кончалась эта ночь! Но где такие стрелки, которые могут остановить мгновение счастья и сделать его вечным? Вечным и ненаскучивающим?

Умничали, несли чушь, смеялись.

Через пару часов народ стал сдаваться.

Котов уснул в кресле первым. Потом Зыскин завалился на диван к стенке и через пару минут захрапел. Оставшиеся бодрствовали через силу.

Муся, сонно улыбаясь, перебирала пластинки. Ринат и Рыжин сосредоточенно обсуждали какую-то им одним известную сплетню из мира Союза Художников.

Рассматривая многочисленные раковины, статуэтки и причудливые бутылки, привезенные со всего света, Коша налегала на чипсы. Ей очень нравилась мастерская Рината. Она хотела бы иметь такую же. Насовсем. Завалить ее холстами, кистями, перьями, найденными у залива морскими подарками, а не держать шмотки в постоянной готовности съезжать на новую точку. Просыпаться утром и что-нибудь рисовать, зная, что скоро будет какая-нибудь выставка и она, естественно, выставит там свои работы. Потому что члены Союза Художников постоянно где-то выставляют свои работы.

И так же собирать у себя прекрасных приятных людей. Тонких, интеллигентных. Прекрасных.

— Ты член СХ? — спросила Коша повернувшись к Ринату.

— Да…

— Это твоя мастерская?

— Да… Раньше это была мастерская отца, но он получил новую — просторнее.

За окном в теплых ночных сумерках раздался пронзительный кошачий крик.

Все прислушались.

Ветер шелестел фольгой тополиных листьев. Хлопнула дверь подъезда, взбаламутив эхо. Торопливые каблуки достучали до арки и завершили движение взвизгом шин и коротким ударом автомобильной дверцы. Теплая волна ветра колыхнула тюлевую занавеску.

Котов вдруг подскочил, направился прямо в стену и начал ее скрести.

— Дверь тут была! Где дверь? — злобно крикнул он.

— Чего ты хочешь? — поинтересовался у него Ринат, поставив напряженной рукой стакан.

— В туалет. Здесь была дверь. Здесь где-то была дверь, — Котов раздраженно царапал стену.

— Да нет, дверь с другой стороны, — терпеливо объяснял ему хозяин пьянки.

И Коша подумала, что Ринат точно прекрасный Принц. Она бы уже давно отвесила Котову по голове, а у него ангельское терпение. Он уговаривает пьяное чудовище. Он не сердится на него. Как это восхитительно!

Но Котов продолжал орать, что дверь была здесь, и что он не даст ввести себя в заблуждение.

Муся оставила в покое пластинки и уселась к столу.

Рыжин со вздохом отставил свой стакан и поднялся.

— Котов! Ты достал! — сказал он раздраженно. — Здесь никогда не было двери. Если ты сейчас не перестанешь орать, я разобью об тебя бутылку.

Ринат поморщился:

— Не ори. Он еще больше разойдется. Возьми его за руку.

Наконец им удалось увести дебошира в сортир.

Зыскин вздохнул и, притронувшись к Коше мягкой теплой ладошкой, зевнул.

— Я пойду спать, сказал он и занял место на диване. — И тебе советую. Тут так. Кто где успел лечь — тот там и спит.

Муся зевнула и мудро легла рядом с Зыскиным на диван, заявив, что с нее хватит развлечений.

Коша кивнула и плеснула себе еще. Облегчившего мочевой пузырь Котова опять свалили в кресло.

В живых остались: Коша, Ринат, Рыжин.

Потом Рыжин лег третьим на диван к Мусе и Зыскину, и обалдевшая «нарядная» Коша осталась с Ринатом наедине.

Свет лампочки уже стал слабее света из зашторенного окна. Коша почувствовала телом, что произойдет дальше. Ринат протянул руку и сжал ее пальцы. Огонек стремительно побежал по бикфордову шнуру руки — она поняла — сейчас взорвется.

Ринат сильнее стиснул пальцы. И его голубые глаза полыхнули в отсвете настольной лампы.

— Пойдем… — шепотом сказал он. — Все равно тут спать негде.

Коша кивнула.

Они молча встали и тихонько вышли на лестницу.

Еще совершенно пьяных, их мотало из стороны в сторону. Утренний свет, лимонно-голубой, делал все похожим на сцену из кинофильма. Они кинулись друг на друга, как ошалевшие. И уже никаких ласк и поцелуев не требовалось — их просто колотило электрическим током.

Они свалились прямо на пол, на теплый лиловый квадрат утреннего света, стаскивая друг с друга одежду. Их бедра больно ударились, Коша с трудом сдержала звук, который рвался наружу.

Катались по пыльному полу, как два сцепившихся в драке зверя. Не было сил на нежность. Она подумала, что они что-нибудь повредят друг другу в этой битве, но когда все кончилось, оказалось, что никакого ущерба нет.

Курили, смеялись, смотрели друг другу в глаза. Стало нежно и легко.

— Сейчас, — осипшим голосом сказал Ринат и исчез в мастерской.

Через минуту он появился снова. Принес вискаря, будильник и одеяло, и сказал хриплым от выпивки и секса голосом:

— По-моему, можно пойти на крышу, если не сделали замок.

Дверь на чердак, действительно, была открыта.

Они выбрались наверх через старое слуховое окно. Жесть уже успела нагреться под косыми утренними лучами. Она громыхала под ногами, и этот звук в тихом утреннем воздухе отскакивал от стен других домов оранжевым резиновым мячиком.

Они нашли такое место, с которого было видно только небо и скаты самых высоких крыш.

Ринат кинул одеяло. Они совсем разделись и легли рядом, медленно наблюдая, как снова вырастает желание. Уже теплый ветер и их руки, легкие как ветер, и их губы влажные, как морские моллюски, ползали по их телам, пробуждая в них искристые волны электричества.

Она была флейтой, а Ринат был ветром, он извлекал из нее звуки и огонь, в котором начинал гореть сам.

Когда они проснулись, был горячий полдень.

Кошин сон оборвался на неприятном незавершенном месте. Какой-то неприятный сон. Правдивый и беспощадный сон. Она уже догадывалась про что этот сон, но еще не могла поверить.

— Наверное, уже все ушли? — Еле слышно прошептал Ринат. — Мы можем пойти и чего-нибудь съесть. У меня кажется еще осталась какая-то пища. Если нет — сходим куда-нибудь… Да?

— Да… — кивнула Коша.

Холодной змейкой скользнула печаль, почему-то стало ясно, что они скоро расстанутся. Она не смотрела на «ангела», чтобы не убеждаться в этом лишний раз.