Часа через два на подоконнике появился Роня.

— Сони! Вы целый день дрыхнете, как ни приду!

— А что? Есть какое-то занятие? — лениво протянула Коша. — Что? Мы уже востребованы человечеством? Вот у меня куча готовых холстов. И Зыскин мне стуканул, что какой-то француз взял их за очень хорошие деньги. И Валек даже нажился на этом. Я готова быть нужной и полезной. Скажи кому?

— Ну-ну! — рассмеялся Роня. — Остановись!

— Ты что, голодный? — подняла Муся веки и чуть-чуть повернула голову.

— Да нет… У меня даже деньги есть… Я только что встал. Работал всю ночь.

— Мешки грузил…небось? — Коша села и потрясла головой.

— Нет. Книгу писал… — Роня прошелся по комнате. — Книгу! Напишу книгу и стану богатым.

— Блин! Ты же художник, Роня! Ты хоть одну картину нарисовал в своей жизни? — Коша сползла с дивана и потянулась, громко мяукнув.

— А зачем? Меня и так из общаги не выгоняют. Макет склею и все. Кисточки выкину. Нет, Коша. Тебе подарю! Я понял, чтобы быть художником, ни в коем случае нельзя получать художественное образование. Я очень рад, что не учился на писателя. Сам. Все сам придумывал. Пробовал. Нельзя! Нельзя у других перенимать. Так можно только вторяки делать. Завод. Автор Союз Писателей. А чтобы что-то хорошее написать. Ну совсем хорошее! Надо все самому.

— Как же ты поступил? — удивилась вдруг Коша. — Ты же рисовать не умеешь! Блин!

— Не умею. — согласился Роня. — Сам не знаю, как поступил. Я на режиссерское хотел. Не взяли за стеснительность. А рассказики и пьески у меня хорошие. Писать буду. О! Вы, что уже напились?

Он понюхал бутылку, согнав с горлышка пчелу.

— Ну-у… — протянула Муся. — Так чуть-чуть… Хочешь?

Роня пожал плечами.

— Э… типа… Можно и да…

— Пойдем сходим. — Коша вскочила с дивана. Ей стало стыдно. — Мы уже вдвоем все выпили.

Муся сползла следом:

— Какие вы шумные. Вы какие-то слишком реальные. Жизни надо следовать, а вы превращаете ее в окрошку… Фу!

— Ну, хочешь — оставайся… Мы сами сходим, — предложил Роня.

— Ну уж нет! — Муся перехватила расворошенные после сна волосы косынкой.

Посмотрела на себя в зеркало и, оставшись недовольной, опять распустила космы.

— Ну… — сказала она и первой выползла на тротуар. — Пойдемте!

Девчонки висели друг на друге и, заплетаясь, перебирали ногами. И тихий молчаливый зной развороченного Большого проспекта изредка лишь нарушал шум машин, пересекающих его на большой скорости. И огромные тополя покачивались в горячем летнем небе.

Навстречу торопливо семенил дядька изрядного возраста. Того возраста, когда мужчины уже успевают доказать себе, всему миру и своим женам, что они главные в доме, и успокаиваются, постепенно сдавая позиции. Когда мужчина приблизился на расстояние трех шагов, Коша и Муся, не сговариваясь, задрали к подбородку подолы, обнажив бесстыдно все подробности своих тел.

— Хотите звезду посмотреть? — крикнула Коша и захохотала.

— А лучшие в мире сиськи? — добавила Муся.

Мужичонка попятился вбок и почти бегом кинулся прочь.

— Он нас испугался! — кричала Коша радостно. — Испугался!

Муся долго не могла идти от смеха и, прислонившись к изгороди, сотрясалась в конвульсиях.

— Долбанутые! — сказал Роня и посмотрел вслед мужику с сочувствием. — Вдруг у него будет инфаркт?

— Роня! Мы решили совершить кражу! Только не решили еще — что будем красть и у кого. Ты поможешь нам? — на весь проспект крикнула Коша.

Роня принимал мир таким, как есть. Оценив свои возможности, будущий писатель смиренно согласился:

— М-м-м. Думаю, что я приму в этом посильное участие.

— Ура!!! Ура! Ура! — крикнули девчонки хором и припустили бегом, распевая на ходу:

Тут Кошу осенило, что она никогда ведь не была в Петропавловке до этого. Откуда же она узнала про эту полосу краски? Она остановилась и заорала:

— Муся! Блин! Я видела это во сне!

Муся вздрогнула:

— Что ж ты так орешь-то?! Что ты видела?

— Ну то, что там на камне краска и подземный ход! Краска-то была! Была!

— Где? — Муся посмотрела на нее как на больную.

— Ну там! Ты что? Не веришь мне? — Коша вдруг разозлилась. — В Петропавловке!

Муся подняла брови в недоумении, но вдруг воскликнула:

— А!!! Кастанеды начиталась…

— Это правда, — согласилась Коша. — Я читала книгу. Но про краску я узнала гораздо раньше.

— Это неважно, — поморщилась Муся. — Кастанеда, он очень странный. Он изменяет тебя так, что тебе кажется, что ты все это уже знала, но это не так. Ты не знала этого. Оно с тобой случалось, но ты не могла этого осознать, потому что у тебя не было подходящих слов. Но я не хочу об этом разговаривать! Меня тетка устраивает на работу! И там это все — не нужно!

И, подпрыгивая, Муся побежала дальше по солнечным пятнышкам на пыльном асфальте. Особенная летняя тишина, возникающая между отчетливыми шорохами и всплесками далеких голосов, наступила внезапно на всем проспекте.

— Да нет! Правда! — крикнула Коша. — А сегодня я руки видела. Когда ты пришла.

— Ну я и говорю! — со смехом откликнулась Муся.

— А что за полоса? — спросил Роня.

— Мне приснился сон, — возбужденно начала объяснять Коша, — что в Петропавловке есть подземный ход, который начинается прямо из стены. Там есть мета — полоса краски на камне. Мы были там сегодня! Эта полоса действительно есть!

— Ну хорошо… — Роня попытался представить разумную версию. — А если ты когда-то увидела эту полосу, а потом тебе приснился сон. А потом ты снова увидела это место и подумала, что тебе все приснилось.

Коша отмахнулась от него:

— Писатель! Не была я там никогда! Ни-ко-гда! Понял? Все закрыли тему.

Мусин порыв бодрости иссяк:

— Все равно, это все пустое, — сказала она и снова лениво поплелась, шаркая ногами.

Муся разгоняла молчание пустоты, догадалась Коша, но не сказала об этом вслух. Консервная банка упруго отскочила от носка Муси, громко загрохотала и остановилась в постриженной травке газона.

Роня неопределенно ухмыльнулся:

— Ну и как. Руки-то? Чистые?

— Ну так… — Коша поморщилась. — Руки, как руки! Только цвет у них дурацкий.

— Да? — Роня оживился. — Ты какие видела?

— Ну такие, сюзюлевые, как из газа какого-то…

Роня задумался. И остаток дороги шел молча.

(Коша)

Белые ночи уже кончились. День еще был длинным, но после полуночи уже начинала вырастать темнота.

Коше приснилось, что они с Роней сидят в кабаке на Грибоедова, там, где тусуются геи. Роня, типа, написал детектив, разбогател и угощает Кошу всякими всякостями. Вдруг входит этот человек в сюртуке и садится напротив. Официант гордой походкой несет ему румяного поросенка, человек приветливо машет Коше рукой и с хрустом втыкает в ляжку вилку. Тут оказывается, что они сидят за одним столом, а поросенок оказывается трупиком с пляжа.

Проснулась в холодном поту. Это уже было слишком.

Стояла над раковиной чистила зубы и тряслась мелкой дрожью.

Утро было пасмурным. После вчерашнего зноя это спасало, возвращая желание заняться производительной деятельностью. Соседка уже завела «Желтые тюльпаны». Мусино место на диване еще хранило смутные очертания. Странно, что Коша не слышала, как она ушла. Черт! Семь утра! Чего не спиться? Коша бодро принялась грунтовать холст. Когда закончила, снова почувствовала, что ей необходимо лечь.

Она взяла опять Кастанеду, принесенного Мусей, и прочитала ровно один абзац.

Когда пришел Роня, оказалось, что Коша снова спит, положив голову на раскрытую книгу.