Тут как-то стало холодно и не так весело.

— В смысле? — озаботился Мишенька.

— В прямом. Вы по самые окна в снегу.

— Мамочка дорогая! — сказала Анечка, открыв свое окно и высунувшись из машины.

— Ну так вытаскивайте нас! — раздраженно распорядилась Лера.

— Сотка баксов… — сказал мент.

— Где моя сумка? — заволновалась Лера и, как была голая, перебралась на свое сидение. — Весь кайф обломал. Из-за поганой сотки!

Сумка нашлась на полу. Анечка подняла ее и протянула хозяйке. Та вытащила деньги и рассчиталась.

— Забивай! — скомандовала она Мишеньке, и тот послушно полез вперед за банкой с каннабисом.

— Ага. Только я оденусь, — пыхтя, сказал он.

Лера не спеша одевалась. Ей было настолько все равно, одетая она или нет, будто она родилась и выросла среди каких-нибудь туземцев, не ведающих ни первородного греха, ни стыда, ни комплексов неполноценности. Ее спокойствие и красота вполне заменяли ей одежду. И даже менты, остановившиеся поодаль с оторопелыми изумленными лицами, не отпускали обычных в их кругу сальных шуточек.

— Черт! — выругалася Мишенька, путаясь в незавязанных шнурках, незастегнутых пуговицах и перепутанных рукавах. — Так часто приходится раздеваться и одеваться! Может быть, купить шубу и носить ее поверх трусов?

— Хорошая идея, — хохотнула Рита. Опасность всегда отрезвляла ее.

— А зачем тебе трусы? — равнодушно поинтересовалась Лера.

Менты с незлобными матерками остановили грузовик. Ползая по пояс в снегу, зацепили машину тросом.

— Пошел! — крикнул серый пузан. Грузовик натужился, разбрызгивая колесами слякотную жижу, и «шеврик» поволокся за ним на дорогу.

— Все! Надо осторожнее! — заискивающе сказал мент, наклонясь к окну.

— Спасибо, — поблагодарила Лера и поправила волосы.

Люди в серых униформах сели в служебную машину, друг за другом хлопнули четыре дверцы, и ментовский жигуль покатил дальше. Искать сотки, полтинники, а между делом исполнять неизбежные служебные обязанности.

Лера тупо смотрела перед собой. Снег падающий с неба становился гуще и тяжелее. В «шевроле» наступила тишина.

— Ну, мы же хотели в музей… — грустно сказал Мишенька. — Так обломали.

Он наклонился к Лере и попыхтел ей на ухо. Та улыбнулась.

— Но зато они нас вытащили… — резонно заметила Анечка.

— Да. В музей, — сказала Лера и завела мотор.

Шевроле рванулся, плотно вдавив пассажиров в кресла.

Анечка вздохнула и обняла Риту. Они свалились на сидение и остались лежать. Рита смотрела, как ручьи бегут по стеклу, пока глаза не закрылись сами собой. Сквозь дрему она слышала, как Мишенька еще некоторое время сосредоточенно перебирал кассеты, бурча что-то под нос.

— О! Это пойдет, — наконец объявил он.

Теперь не зловещий шепот, а сладкие семплированные войсы заполнили салон благовонием летних растений. Запах казался настолько сильным, что Рита захотела проверить, не глюк ли это, и приоткрыла глаза. Нет. Это не был глюк. Мишенька добыл откуда-то благовонную палочку и, подпалив, воткнул в прищепку к паучку. Мутноватый перламутровый дым опять затянул салон. Взглянув на Леру, приятель затих.

Рита смотрела сквозь приоткрытые веки на зеркальце, в котором отражалось лицо хозяйки «Шевроле». На лице Леры появилось строгое, таящее в себе необъяснимый ужас, выражение. Кажется, именно оно остановило Мишеньку от активных действий. Скука заставила его зевать, а потом уснуть, уронив голову на грудь. Лера краем глаза покосилась на часы и еще притопила газ.

Машина птицей летела по середине шоссе, распугивая неуклюжий отечественный транспорт.

На берегу Невы, подле задумчивых египетских Сфинксов, стоял высокий человек с бритой непокрытой головой. Несмотря на постоянно сыплющийся снег, его лицо сохраняло благостное, отсутствующее выражение, точно такое же, как у обоих египетских статуй. Глаза, четко очерченные веками, неподвижно смотрели за горизонт.

Похоже, мокрый, беспрестанно валящий снег, не доставлял ему никаких хлопот. Даже на плечах черного пальто не оставалось снежинок. И непонятно было, таяли ли они там, точно в темной воде, или не смели коснуться.

Человек стоял довольно долго.

За его спиной пытался преодолеть пробку на светофоре троллейбус. Потом появилась парочка маньячных туристов, которым приспичило именно зимой изучать каменных зверей, вспыхивая японской «мыльницей». Потом лохматый чумазый пес, начертав лапами петлю, пометил гранитные углы набережной и колесо черного «Лексуса».

Наконец троллейбус выбрался из затора и понесся к Петропавловке.

Обгоняя его на прямой дороге, рванула стайка машин.

Затем световор опять зажег красный свет, остановливая следующую порцию транспорта, и на набережной наступила внезапная тишина.

Снег пепелом сыпался на тротуары, крыши, прохожих, ветки, ларьки. Город просвечивал сквозь него точно сквозь папиросную бумагу. Бледно-желтые пятна фар блудили в этом снегу, и машины пробирались сквозь него медленными робкими стадами.

С площади Труда Лера поехала по набережной направо. Черная, густая от холода вода качалась в тисках набережных, точно в корыте, которое кто-то случайно качнул. Тускло отражались сфинксы, заваленные шапками снега. Возле них одиноко торчала неподвижная человеческая фигура.

Рита открыла глаза и выбралась из-под спящей подруги. Взгляд ее машинально зафиксировал композицию на том берегу Невы. Что-то удивило ее, но она не могла понять — что.

— Черт! — ругнулась Лера. — Как меня бесит это! Как можно ехать на такой скорости? Коровы на льду, а не водилы!

Она даже не пыталась пойти на обгон.

— Да ладно! — Мишенька встрепенулся и, зевая продолжил. — Чуть раньше, чуть позже. Даже по приколу.

— Тебе по приколу дрыхнуть. — усмехнулась Лера.

Мишенька икнул и развел руками.

— О! А чего так тихо? Давай музыку включим! — он снова полез в бардачок за дисками.

— Включи…

— Черт! А где это про дьявола? Там такие саксы гаденькие. Сладкие такие… А! Вот. — Наконец он нашел нужный диск и врубил на полную. Динамики ломанули воздух тугой волной низов и напугал спящую Анечку.

— Мы все проспали… — хрипло пробасила она, протирая глаза. — А мы что, не едем в музей?

— Нет. Он уже закрыт, — обронила Лера. — В другой раз.

Анечка вздохнула с легким сожалением.

— М-м-м… — Рита встряхнула головой.

Мишенька на переднем сидении буйствовал, размахивая в такт музыке руками.

Анечка, проследив за пристальным взглядом Риты, спросила:

— А ты была в Кунст-Камере?

— Не-а…

— Значит ты уродцев не видела?

— Не-а… — Рита помотала головой.

— И индейцев в лодках не видела?

— Не-а… — снова произнесла Рита и посмотрела сквозь заднее стекло.

На другом берегу, возле удаляющихся в пепельный сумерек Сфинксов, все еще стояла смутная фигура в долгополом черном пальто.

— Зря… — зевнула Анечка. — Петр I был, типа, масоном. Прикалывался ко всяким таким штучкам. Но там не только уродцы. Самое прикольное — всякие божки. Этнография. Это сейчас очень модно. Кастанеда и все такое.

— Приколись, — пробормотала Рита. — Какой-то мужик на том берегу стоит уже минут десять. И не холодно же ему. И снегом его не замело.

Рита произнесла эту фразу и снова резко повернула голову. Человек в черном пальто все еще стоял около сфинксов. И точно — на его пальто не было ни снежинки, точно над ним нависал купол, непреодолимый для снега.

— Говорят, там есть действующие вещи, — продолжала Анечка. — Если знать, как… Жаль, что мы туда не едем.

«Шевроле» наконец-то дотащился до Дворцового моста.

Лера поглядывала на часы.

— Действующие, это как? — минуту подумав, переспросила Рита.

Черный силуэт, так и не шевельнувшись, растворился за пеленой снега.

— Э-э-э-э… — Анечка задумалась, подыскивая слова. — Они как-то действуют. Необъяснимо. В общем, можно изменять события по своей воле, если знать, как с ними обращаться…