– Я хочу черный кофе, – попросила Мария.
– Я тоже предпочитаю черный, – поддержал Жан-Поль.
Бирд взглянул на меня и шумно подвигал губами.
– Вы тоже хотите черный?
– Мне лучше со сливками, – сказал я.
Он одобрительно кивнул лояльности соотечественника.
– Два со сливками – больших со сливками – и два маленьких черных, – заказал он.
Официант привел в порядок салфетки от пивных кружек, подобрал несколько древних чеков и разорвал их пополам. Когда он ушел, Бирд наклонился ко мне.
– Я рад, – сказал он, оглядываясь, чтобы убедиться, что двое других, занятых разговором друг с другом, нас не слышат. – Я рад, что вы пьете кофе со сливками. Пить слишком крепкий кофе вредно для нервов. – Он еще понизил голос. – Вот почему они все так любят спорить, – закончил он совсем шепотом.
Когда принесли кофе, Бирд расставил чашки на столе, разложил сахар, потом взял счет.
– Разрешите мне заплатить, – обратился к нему Жан-Поль. – Это ведь было мое приглашение.
– Нет, ни за что, – не согласился Бирд. – Предоставьте дело мне, Жан-Поль. Я знаю, как это делается, это моя часть корабля.
Я и Мария взглянули друг на друга без всякого выражения. Жан-Поль внимательно следил за нами, пытаясь понять, в каких мы отношениях.
Бирд наслаждался снобизмом некоторых французских фраз. Когда бы он ни переходил с французского на английский, я всегда знал, что он делает это только потому, что намеревается вставить в свою речь длинную французскую фразу и с важным видом кивнуть, многозначительно склонив голову, как будто мы с ним были единственными в мире людьми, понимающими французский язык.
– Относительно ваших расспросов об этом доме, – сказал Бирд. Он поднял указательный палец. – У Жана-Поля есть замечательные новости.
– Что такое? – спросил я.
– Мой дорогой, кажется, есть что-то загадочное, связанное с вашим другом Дэттом и тем домом.
– Он мне не друг.
– Конечно, конечно, – раздраженно сказал Бирд. – Это проклятое место – бордель и, более того…
– Это не бордель, – поправил Жан-Поль таким тоном, как будто уже объяснял раньше. – Это maison de passe,[28] то есть дом, в который приходят люди, когда у них уже есть с собой девушка.
– Оргии, – сказал Бирд. – Они там устраивают оргии. Жан-Поль рассказывал о происходящих там жутких безобразиях, о наркотике, который называется ЛСД, о порнографических фильмах, сексуальных демонстрациях…
Жан-Поль продолжил рассказ:
– Там есть приспособления для всякого рода извращений, есть потайные комнаты и даже подобие камеры пыток, где они устраивают спектакли…
– Для мазохистов, – перебил его Бирд. – Понимаете, для тех, кто ненормальный.
– Конечно, он понимает, – сказал Жан-Поль. – Все, кто живет в Париже, знают, как широко распространены такие сборища и демонстрации.
– Я не знаю, – оскорбился Бирд.
Жан-Поль ничего не ответил. Мария предложила всем свои сигареты и сказала Жану-Полю:
– Какой по счету вчера пришла лошадь Пьера?
– Речь идет об их друге, у которого есть лошади, – пояснил мне Бирд.
– Понятно, – сказал я.
– Безнадежно отстала, – поморщился Жан-Поль.
– Тогда я потеряла сотню новеньких, – сказала Мария.
– Глупость. – Бирд кивнул мне, поджав губы.
– Это моя вина, – сказал Жан-Поль.
– Да уж, не спорю, – согласилась Мария, – я бы не стала ставить на нее, если бы ты не сказал, что она наверняка победит.
Бирд бросил заговорщический взгляд через плечо.
– Вы, – ткнул он в меня пальцем, как будто неожиданно столкнулся со мной на тропе в джунглях, – работаете на немецкий журнал «Штерн».
– Я работаю на несколько немецких журналов, – признал я. – Но не так громко, я не все включаю в налоговую декларацию.
– Можете положиться на меня, – громким шепотом пообещал Бирд. – Ни гу-гу.
– Ни гу-гу, – повторил я, наслаждаясь архаичным словарем Бирда.
– Понимаете, – продолжал Бирд, – когда Жан-Поль рассказал мне всю эту обворожительную чушь насчет дома на авеню Фош, я намекнул, что вы, вероятно, смогли бы одолжить ему немного наличных, если бы он сообщил вам об этом доме побольше.
– Мог бы, – согласился я.
– Ручаюсь, – сказал Бирд, – что ваше жалованье в бюро путешествий да плюс еще заработки за статьи для журналов… вы должны грести деньги лопатой, просто купаться в золоте, верно?
– Я зарабатываю неплохо, – подтвердил я.
– Да. Уверен, так оно и есть. Не знаю, где вы все это копите, если не указываете в декларации о доходах. Что вы с ними делаете, прячете их под кроватью?
– Сказать по правде, я зашил деньги в сиденье кресла.
Бирд засмеялся.
– Старый Тэстеви будет искать, разорвет всю мебель.
– Это была его идея, – пошутил я.
Бирд снова засмеялся, поскольку у Тэстеви была репутация скряги.
– Пойдите на авеню Фош с камерой, – размышлял Бирд. – Получится замечательный рассказ. Более того, вы бы оказали услугу обществу: ведь Париж совершенно прогнил, пора его встряхнуть.
– Это мысль, – согласился я.
– Тысячи фунтов стерлингов за такую работу было бы не слишком много? – спросил он.
– Много, слишком много, – сказал я.
Бирд кивнул.
– Я так и думал, что это слишком много. Сотня больше подходит, да?
– Если представить хороший рассказ с картинками, то можно получить за него пятьсот фунтов. Я бы заплатил пятьдесят за представление и экскурсию с объяснениями, но, когда я был там в последний раз, мне дали понять, что я у них персона нон грата.
– Именно так, старина, – закивал Бирд. – Догадываюсь, что этот парень, Дэтт, с вами грубо обращался. Вышла ошибка, верно?
– Такова лишь моя точка зрения, – сказал я. – Но не знаю, что думает мсье Дэтт.
– Вероятно, он чувствует себя desole,[29] – сказал Бирд.
– Отличная мысль.
– Но, в самом деле, – продолжал Бирд, – Жан-Поль действительно многое знает и может устроить так, чтобы вы сделали рассказ, а я тем временем ни гу-гу, а? Никому ничего не скажем. Согласны?
– Вы меня разыгрываете? – спросил я. – С чего бы Дэтту соглашаться демонстрировать свою деятельность?
– Вы не понимаете французов, мой мальчик.
– Мне это постоянно говорят.
– Но послушайте. Этот дом принадлежит министерству внутренних дел и им контролируется. Они используют его для проверки и управления иностранцами, особенно когда дело касается дипломатов. Смахивает на шантаж. Гадкое дело, шокирует людей, да? Но такие уж они есть. Некоторые другие французы, состоящие на государственной службе, и один из них Люазо, хотели бы прикрыть эту лавочку. Теперь вы понимаете, мой друг, понимаете?
– Да, – ответил я. – Но какое вам дело?
– Не обижайтесь, старина, – сказал Бирд. – Вы спрашивали меня об этом доме, а Жану-Полю срочно нужна наличность. Вот я и хочу устроить дельце к вашей взаимной выгоде. – Он кивнул. – Допустим, мы положим пятьдесят сразу и тридцать, если пойдет в печать?
Огромный туристический автобус полз по бульвару, неоновые огни вспыхивали и гасли на его стеклах. Туристы внутри, кто тихо, кто беспокойно, сидели, прижавшись к своим громкоговорителям и вглядываясь в огромный грешный город.
– Ладно, – согласился я, немало удивленный тем, что он оказался столь удачливым посредником.
– В любом журнале, где угодно, – продолжал Бирд. – И десять процентов при передаче информации в другие агентства.
Я улыбнулся. Бирд самодовольно спросил:
– О, вы не ожидали, что я специалист по заключению сделок, да?
– Да, – не стал спорить я.
– Вам предстоит еще многое узнать обо мне. Официант, – позвал он, – четыре порции виски. – Он повернулся к Жану-Полю и Марии: – Мы пришли к соглашению и теперь немножко отпразднуем событие.
Принесли белое вино и черносмородинную наливку.
– Платить будете вы, – объявил мне Бирд. – Включите это в счет оговоренной оплаты.