Внезапно она вспомнила, как однажды отдыхала на море. Пляж пересекал ручей, бегущий с гор к морю. Этот тонкий ручей она переходила каждый день, но сегодня был шторм и ручей превратился в ревущий поток. Кэти ступила в воду, ноги погрузились в песок, и воды сразу стало до колен. Она остановилась, подняла пляжную сумку над головой, а вода уже мчалась по бедрам. "Дальше нельзя, снесет в море!" - поняла она и сделала шаг вперед. Потом она увидела себя среди штормовых волн и местных жителей, которые вытаскивали ее, полумертвую, на берег.

С Кэти часто случалось, что она еле живой выходила из передряг, но в следующий раз... Страшно было ступать в ревущую воду, она точно знала - туда нельзя, но именно в этот момент оказывалась перед тем же темным потоком.

С Александрой Кэти не стала лгать и притворяться, она всегда знала, что пусть уж лучше суровая правда, чем сладкая ложь. Все, что у нее за эти годы накопилось, она прямо так и высказала. А главное, напирала на новую свою мысль, что Александра с ее Сашей живет как жена с мужем.

- В общем, представить можешь, что с мамочкой нашей сделалось! - воскликнула Кэти и блеснула глазами, словно увидела эту сцену рядом с собой. - Она так на меня посмотрела - глазищи, как две черные тарелки! Даже ничего не ответила, словно язык проглотила - что за женщина! Только сверлит меня глазами и видно: у нее все внутри остается. Неуютно с ней, тяжело как-то. Мне бы уйти, да само с языка слетело. Я ведь не думала, что скажу что-нибудь такое. Я просто сказала ей, что не хватало еще, чтобы она с моим Сашей спала! Сказала и будто полетела! Такая свобода меня охватила, так весело стало, будто дом подожгла!

Я потерпела, не скажет ли она что, потом ушла. Дел у меня много накопилось: в редакции надо было показаться, кофейку с народом попить, сигарету выкурить, в книжный зайти. Книги дороги, но хочешь - не хочешь, а человеку, близкому к литературе, надо новинки знать. И, к слову, выходит столько прекрасной, современной прозы про нестандартные чувства. Вот, пожалуйста. Мужчина встречает женщину, у них страсть. Он говорит ей, что она у него одна, она отвечает ему тем же. Потом она неожиданно встречает бывшего любовника и они идут в постель в память о прошлом. После постели у них разговор, и она узнает - догадайся, что?! Ее старый любовник - "би-сексуал", то есть он - бывший любовник ее нового любовника! Ка-а-а-акая жизнь!

Кэти разволновалась, включила и выключила кондиционер. Ей бы побегать по дому, подвигаться - как тяжело высиживать в машине! Ее пальцы слегка дрожали.

И тогда она моталась по Городу после разговора с Александрой. Туда надо и эти ждут, и там обещала.

- Про маму доскажу, - Кэти прокашлялась. - Через час я почувствовала, что вернуться надо, плоховато мне стало, такие разговоры я никогда не любила. И не то, чтобы ни с того, ни с сего извиниться захотелось, нет, этого, пожалуй, не было, а так - просто невыносимо стало. Что-то я там не то наговорила... Я теперь немного другая... равнодушие от этой жизни, жесткость какая-то. Дома я бы так не стала... Ну, конечно, я тогда злая была, что ж тут непонятного? Потому что они друг друга любят... больше меня. Только я не стала особенно анализировать, что да как, этим Саша любит заниматься. Я еще немного потерпела и поехала назад.

Звоню в дверь, никто не открывает. Позвонила еще раз. Как-то странно мне стало. Хотя, что я скажу, если Александра откроет, я не сообразила. Вот толкусь я перед дверью и только волнуюсь. Вдруг вспомнила: у меня есть свой ключ, давно мне Саша на брелок повесил, а случай еще не представился. Как совпало! Тут-то я в первый раз сама в дом и вошла.

Вошла и вижу чудо: Александра - гранд-дама с горбатым носом по комнатам ходит, как слепая, - руки вперед выставила! Я на нее уставилась в недоумении, даже с места сойти не могу, только глазами провожаю. А та круг сделала и ко мне идет, а глаза у нее ничего не видят! Я как эту пленку вместо глаз увидала, заорать хотела, а голос не слушается. К ней только иду медленно, зову ее - не отвечает. Молчит и мимо, мимо куда-то. Я за ней, хвать за плечо. Всмотрелась в ее лицо и вижу: засыпает! Господи! На столе все ее таблетки снотворные рассыпаны, одни облатки пустые остались, даже не сосчитать, сколько она проглотила... А рядом записка валяется, чушь какая-то: "Я все начала и не могу остановить". Я эту записку скомкала и хотела в угол запустить, но почему-то в своем кармане нашла уже дома. Я-то знаю, и ты помнишь, что если человек снотворное съест, ему нельзя дать заснуть, ни на минуту нельзя - его уже не разбудишь. Я кричу, чтоб она не спала, а она присесть собирается! Трясу ее, трясу. Она бормочет что-то, а мне в кухню надо - воду в нее наливать, а она все садится, а воду надо скорее, ужас какой! Я на нее ору во весь голос - она что-то слышит. Вы не спите, я сейчас воду - не спите! говорю. Она кивнула. Я в кухню дунула, хвать какую-то вазу, наполнила водой из-под крана, прибежала назад, а она села и спит, понимаешь, спит! Я ее трясу, дергаю всю, потом воду ей на голову вылила. Она только пошевелилась слегка, но глаз уже не открыла!

Вот так оно и случилось... Я убежала, дверь захлопнула. А через два дня Саша вернулся.

Я вообще не хотела туда ехать. Дел было много. Но потом мне Грег позвонил, говорит, Саша не в себе, надо пожить там.

Я когда приехала, Саша, конечно, ничего не сделал из того, что положено. Он вообще... Ладно. Я сама ее похоронила.

Ты думаешь, - Кэти кивнула троюродной сестре, - она это сделала из-за меня, ревновала сильно? Я и сама вначале так подумала. Но если честно... наплевать ей на меня. И Александра не гибкая тростинка. Это Саша сегодня один, завтра другой, мечется, ищет... может внезапно под поезд прыгнуть. Она не такая. Ее не согнешь и не сломаешь: мореный дуб. Она крепко стояла, сильнее всех была. - Кэти не заметила, как в задумчивости проскочила свой поворот. - С другой стороны, я не назвала бы ее умной женщиной. Я думаю, она и женщиной мало была... Женский клан - это мир со своими ритуалами, правилами поведения - закрытый для мужчин. Ревность, иерархия, опять ревность, - откровенно призналась она. - Умной женщиной считается та, которая хорошо приспосабливается к окружающей среде: к мужу, друзьям, коллегам. Но это не ум! - заметила Кэти и засмеялась своему пониманию. - Александра умная была по-другому. Она не играла и слишком редко подыгрывала. Умная была и... далекая.

А с Сашей они были одно. Другие составляли второй, третий эшелон, и у других не было никакого шанса войти в их круг. Примкнуть можно - войти нельзя. - Кэти поежилась. - Не так плохо мы с ними жили, а нет мне с ними житья... Они, безусловно, прекрасные люди, но для кого? - она посмотрела в окно и промелькнувшие на тротуаре чужие лица показались ей более симпатичными и понятными, чем те близкие, о которых она говорила.

Марк звал Сашу дождаться Зюй-Вена и хорошенько порасспросить, но тот категорически отказался. Голова болит, сказал он, может простудился... от такой жары. Надо на работу, бумаги разбирать. Марк, узнав, что он без транспорта, предложил вечером его домой отвезти, но Саша и тут отговорился Марковой занятостью. На самом деле, он боялся вопросов, которые так стремительно приходили Марку в голову, своих откровенных ответов - всей этой темы, которую он не успел ни обдумать, ни усвоить.

Он разбирал в офисе материнские бумаги, но очень медленно, а потом и вовсе бросил. Такое дело открылось... Но бизнес этот не посторонний, он сам в нем оказался со своими акциями, деньгами из фирмы "Грей" и паями Грега. Огромное дело... Что дальше будет? Как к нему относится?

Домой он отправился поздно, на такси. Почему-то родной дом показался ему пустым, заброшенным, едва не отталкивающим, и Саша постарался обжить его, слоняясь по комнатам и разбирая шмотки, брошенные повсюду месяцы назад. Глубоким одиночеством веяло от его попытки заполнить дом обжитым человеческим теплом... После ужина он хотел поиграть на скрипке, открыл ноты, но забыл, что намеревался сделать, держа скрипку в руке. Хотелось курить. Он опять повернул мыслью к новым документам, окинул взглядом темные стены в провалах теней, вспомнил Седого на стадионе - холод пробежал по спине. Вот кто непонятен... Да еще рука превращается в посох! Он расстегнул рубашку и всю ее медленно осмотрел, потер, подавил. Нормальная рука... кожа, кости, тут и шрам от ножичка. С мальчишками в песок ножики бросали. "А Грег-то в Клубе толчется, темнит, что-то недоговаривает..." - мрачно засопел он и положил смычок на журнальный столик рядом с книгой "Римская знать". Подумал, что среди этих упитанных царедворцев в роскошных тогах и Грег мог бы возлежать. Хотя нет... Грег на канапе не усидит, а всегда бежит по делам. У него физиономия, как у толстомясого римского патриция от мира сего: слегка цинична, любезна и конкретна. Плотное мясцо, бочок не ущипнуть. На курчавой голове венок из бумажных денег, а на пухлых ладошках блестят прилипшие монеты. Он всегда тут как тут, крутит делишки...