– Бобби никогда толком не знал своего отца, – сказала Блисс. – И он замечательный мальчик. Я его очень люблю.

– Милая, в тебе так много нерастраченной любви, – проговорил Себастьян, снова поворачиваясь к ней.

– Уходи, Себастьян.

Вместо того чтобы подчиниться и убраться восвояси, Плато снял ветровку, которую успел накинуть вместо смокинга. Рубашка и брюки остались те же, что на приеме.

– Иди спать. Мне будет удобно и здесь.

– Нет! – заявила Блисс. – Исключено. Бобби испугается, если проснется рядом с чужим.

– Не испугается. Уж поверь мне на слово, он обрадуется, когда увидит меня здесь.

– Ты этого не знаешь.

– Иди к себе, Блисс. Увидимся утром.

– Но где ты собираешься спать?

– Ты забыла, что я прекрасно выспался в кресле?

– О’кей. – Они снова затронули щекотливую тему. – Делай что хочешь. Но ты позовешь меня, если Бобби проснется и испугается?

– Непременно. Только он не испугается. – Себастьян уже успел скинуть с ног туфли и закатать рукава рубашки. – Можешь спокойно идти спать.

Блисс колебалась. Ведь Бобби видел Себастьяна только раз, да и то мельком.

– Иди, Блисс.

Она поставила ногу на нижнюю ступеньку и внезапно остановилась.

Себастьян поднял на нее глаза:

– Уходи, Блисс, или мне придется отнести тебя наверх. Но если я это сделаю, то вряд ли найду в себе силы сразу же вернуться сюда.

– Не надо так говорить, – прошептала Блисс. – Пожалуйста…

– Ты прекрасна.

– И ты тоже. – Блисс потупилась. – Почему все не сложилось по-другому?

– Теперь будет по-другому. Я непременно этого добьюсь.

Себастьян говорил с такой уверенностью, что Блисс готова была с ним согласиться.

– Тебе лучше вернуться к себе. А я посижу с Бобби.

– Иди в постель. Я сам с ним останусь. Иди, Блисс.

Но она все еще колебалась. Себастьян улыбнулся:

– Иди, любимая. А я останусь здесь и буду думать о тебе. Буду думать о нас с тобой…

– Спокойной ночи. – Блисс резко повернулась и побежала вверх по лестнице.

На верхней площадке она все же оглянулась. Себастьян уже повернулся к ней спиной и стоял, упершись руками в бедра. Его густые волосы казались еще темнее на фоне белоснежной рубашки. Вот он повернулся к дивану и тщательно поправил на Бобби одеяло.

Сердце Блисс сжалось – ей так хотелось остаться с Себастьяном.

Но она заставила себя пройти в комнату. Правда, дверь прикрыла неплотно. Ведь наверняка Бобби расплачется, если проснется рядом с чужим мужчиной – с чужим, с которым ей так хотелось остаться…

Блисс сняла туфли и отправилась в ванную. Одного взгляда в зеркало было достаточно, чтобы вспомнить, чего стоил ей этот вечер.

– Ведьма, – пробормотала она и швырнула в раковину нитку, которую сняла с колючей проволоки и почему-то до сих пор сжимала в кулаке.

Нитка блеснула.

Блисс схватила ее и поднесла к глазам. Длинные волокна тонкого белого шелка… И среди них – что-то блестящее, серебристое…

Руки ее метнулись к горлу.

Там, в оранжерее, незнакомец придушил ее шарфом… Блисс уставилась в зеркало, на свое глубокое декольте. Ну да, она же совершенно забыла про шарф! А ведь на шее осталась едва заметная алая полоска.

Дрожащими пальцами Блисс расправила нитку. Ее выдрали из шарфа – теперь она была совершенно уверена, что это нитка из ее шарфа. Как была уверена и в том, что нитка являлась посланием – посланием ей, Блисс. Этот тип напоминал, что способен сделать с ней все что пожелает. И сумеет добраться до нее когда угодно, в любой момент.

Но кто ей угрожает? И почему?

– А я не сплю…

Себастьян раскрыл глаза и уставился на худенькое личико Бобби.

– Не спишь?

– Нет. – Мальчик уселся на диване. – Я хотел тебе сказать, но ждал, когда тетя Блисс перестанет там ходить. Она уже перестала ходить. – Он прислушался, склонив голову набок. – Вот, слышишь? Она легла.

Себастьян и так знал, что Блисс уже в постели. Ведь он только об этом и думал.

– Тебе давно пора спать.

– Ты сказал, что я не испугаюсь, когда проснусь и увижу здесь тебя.

– Ну да, так я и сказал. Дети сами знают, кто их любит. А тот, кто любит детей, никогда их не напугает.

– И я не напугался.

– Ты вообще очень храбрый, да?

– Мне приходится присматривать за мамой. Я же единственный мужчина в доме.

– Это мама тебе так сказала?

Бобби выпрямился. Пижама мальчика, вероятно, когда-то совсем новая, полиняла от частых стирок и протерлась на коленках. К тому же Бобби давно вырос из нее, и его худые щиколотки и запястья торчали из штанин и рукавов.

– Мама говорит, что нам следует держаться вместе, потому что у нас никого нет на свете, только тетя Фаб. И бабуля.

– Людям всегда следует держаться вместе.

– Ага. – Губы мальчика дрогнули в улыбке, однако его голубые глаза оставались по-взрослому серьезными. – Ты назвал тетю Блисс прекрасной.

– И это правда.

– Ага. И она тебя тоже назвала прекрасным.

– Она просто пошутила. – Себастьян почувствовал, что краснеет.

– Она хотела сказать, что очень тебя любит.

– Ты так думаешь?

– Ага.

Худенькое детское тельце – кожа да кости – казалось таким хрупким, уязвимым… Взгляд Себастьяна привлекли руки, не знавшие ни секунды покоя. На ночь их вроде бы помыли, но ведь мальчишек никогда не удается отмыть дочиста, смыть всю грязь, в которой они весь день возятся. Светлые волосенки Бобби свалялись в копну.

Себастьяна поразило лицо мальчика – слишком уж серьезное, по-взрослому серьезное. От этого выражения на лице Бобби в груди у Себастьяна все перевернулось.

– Тебе что-то не дает покоя? – спросил он.

Мальчик отрицательно покачал головой.

Себастьян пожал плечами, потянулся и попытался поудобнее устроиться в кресле, стоявшем у камина. Похоже, Блисс обожает такие древние неуклюжие кресла…

– Я думал, ты не любишь детей.

Неподдельный страх, прозвучавший в голосе Бобби, заставил Себастьяна насторожиться:

– Почему ты так решил?

На сей раз пришла очередь Бобби пожать плечами – худенькие лопатки взлетели чуть ли не к самым ушам.

– Вик не любит детей.

– Я не Вик.

– Мой папа не любит детей.

У Себастьяна запершило в горле. Беседа принимала нежелательное направление.

– Твой папа наверняка тебя любит.

Бобби нахмурился и отрицательно покачал головой.

Если для таких случаев и существуют волшебные слова, Себастьян их не знал.

– Мой папа однажды приезжал сюда. Я тогда был совсем маленький.

В эту ночь Себастьяну не хватало только душещипательной беседы с ребенком, которого покинул отец. Впрочем, подобные беседы всегда в тягость.

– Иногда взрослым слишком трудно найти с детьми общий язык.

– А твой папа похож на тебя? – спросил мальчик.

– У меня нет папы.

– Ох…

Бобби умолк, и это молчание оказалось столь же напряженным, как и предыдущая беседа.

– Мой папа не любит меня, – подытожил Бобби.

– Ты этого не знаешь.

– Он сам так сказал. Сказал, что не любит белобрысых мальчишек с голубыми глазами.

Себастьяну ужасно захотелось разрыдаться – впервые за всю сознательную жизнь.

– Взрослые часто шутят, и эти шутки не всегда понятны детям.

– Мама подняла меня и хотела дать ему на руки, а он не взял. Он спрятал руки за спину – вот так. – И Бобби показал, как именно.

Себастьяну казалось, что пол уходит у него из-под ног.

– Может, у твоего папы заболела спина, – пробормотал Себастьян, чувствуя себя идиотом.

– Может, – кивнул Бобби. – Но он больше ни разу не приезжал.

– Это плохо. – Себастьян покачал головой.

– Он дал мне пять долларов.

– Ого!

– И немного конфет.

– Хм-м.

– У меня ведь теперь темные волосы, правда? – Детские глаза смотрели Себастьяну прямо в душу.

– Ага.

– Папа обещал когда-нибудь приехать снова, но так и не приехал.