– Слушайте, ребята, – начала Блисс, перехватывая инициативу. – Прежде всего нужно думать об искусстве, творчестве. И о творчестве Либерти – тоже. Ты же занимаешься керамикой, Либерти. И это для тебя очень важно. То же самое относится и к работе Вика.

Вик просиял и закивал головой, глядя на Либерти. Среднего роста и самого заурядного телосложения, загорелый с ног до головы, он обычно старался продемонстрировать всем свое шоколадное тело.

Либерти откинула с лица роскошные каштановые локоны и опять заплакала. По крайней мере хоть она была полностью одета. Редкий случай, надо заметить.

– Либерти, – сказала Блисс, – прошу тебя, постарайся успокоиться.

Скорее бы они все убрались отсюда, пока Себастьян не решил, что ему пора появиться на сцене.

Только бы он не объявился.

– Она думает, что я кручу любовь с другой, – сказал Вик. Его пепельные волосы были стянуты на затылке черным шнурком. Серые глаза чуть светлее волос выразительно смотрели на Блисс. – Никак не могу вдолбить ей очень простую вещь, элементарную. Искусство для меня важнее всего. Оно на первом месте. Оно для меня все. У меня нет времени любить женщину, во всяком случае, так, как она, – Вик кивнул в сторону Либерти, – этого от меня хочет. Хотя, конечно, я все понимаю.

Киттен хмыкнула. Вик резко обернулся и уставился на нее.

– Доброе утро, – сказал он. – Блисс, это кто? Очередная распространительница косметики?

– Это Киттен Уинтерс. Моя мать.

Довольно скупо. Но вполне достаточно.

– Что ты говоришь?.. Кто бы мог подумать, что у тебя имеется родительница. Так вот, скажи этой… Скажи нашей милой подруге: если она убьет себя, ей всегда найдется замена.

Либерти стремительно вскочила со стула и влепила Вику пощечину.

– О! – Киттен ухватилась за холодильник. – Блисс, кто эти ужасные люди?

В этот момент на кухне появился Себастьян – босой, без рубашки, с незастегнутой верхней пуговицей на джинсах и наполовину разъехавшейся молнией. Блисс увидела его, лишь когда он переступил порог.

Либерти с изумлением посмотрела на вошедшего. Ее губки сложились в трубочку, она присвистнула:

– Виктор, посмотри-ка… Надо же, какие у Блисс знакомые, а с виду такая скромница…

Блисс поплотнее запахнула халат и потуже затянула поясок. И вдруг поймала на себе взгляд матери. Было совершенно очевидно: Киттен по-прежнему считает себя матерью школьницы, а не взрослой женщины, женщины, на которую может обратить внимание рослый мужчина, стоявший в этот момент у двери и оглядывавший собравшихся сверкающими зелеными глазами. Блисс выразительно взглянула на Себастьяна, пытаясь дать ему понять, чтобы ничего не говорил.

Он вопросительно посмотрел на Блисс. Та молча пожала плечами.

– Какая ты, однако, скрытная, Блисс, – промурлыкала Либерти, рассматривая Себастьяна с ног до головы. – Нам следует поговорить с ним, Вик. Из него получится настоящий, классический Адам. Ты так не считаешь?

Блисс не стала даже думать о том, на что именно Либерти намекает, что хочет сказать.

– Извини, мама, сейчас не слишком удачное время для разговора. Давай пообедаем вместе на следующей неделе. – Она подошла к Киттен. – Я тебе позвоню попозже, когда разберусь здесь со всеми делами.

Вонзив в линолеум изящные каблучки своих розовых туфелек, Киттен посмотрела на Себастьяна:

– Этот человек был наверху?

Вик подтолкнул Либерти, чтобы та держала язык за зубами. Затем выступил вперед и заявил:

– Он пришел с нами. – Вик заговорщически взглянул на Блисс.

– Нет, – покачала головой Киттен, – вы пришли с этой женщиной, я знаю. А этот мужчина только что спустился по лестнице, из твоей комнаты, Блисс, она единственная наверху.

Себастьян скрестил на груди руки и вопросительно посмотрел на Блисс.

– Все правильно, – сказала Блисс и решительно взяла мать за локоть. – Я потом расскажу тебе обо всем. Не волнуйся, мама, я уже взрослая.

Киттен не тронулась с места.

– Если у тебя кто-то есть, мы хотим об этом знать. Твой отец наведет справки. Для твоего же блага, Блисс, ты же понимаешь. Ты слишком небрежно относишься к некоторым вещам. Не забывай, ты богатая женщина.

– Спасибо за заботу, – сказала Блисс; она уже знала: неприятный разговор неизбежен. – Передай папе, что я загляну к вам сегодня днем.

– Так, теперь я понимаю! Ты пытаешься выпроводить меня?

Неужели она только сейчас это поняла?

– Что ты, мама, просто…

– Кто вы такой? Как вас зовут? Давно вы знакомы с моей дочерью?

И тут Блисс сдалась. Она взяла со столика чашку с кофе и поднесла к губам.

– Ну же, отвечайте, – потребовала Киттен.

– Я знаю вашу дочь пятнадцать лет, миссис Уинтерс. Мое имя Плато. Себастьян Плато.

С малышом Вилли трудно разговаривать, думал Рон. Развалившись в кресле в приемной Себастьяна, он рассматривал сидевшего за своим столом Уильяма Намсака, сторожевого пса.

Рон уселся поудобнее – водрузив локоть на полированный подлокотник, подпер рукой голову. Если у Уильяма и была какая-либо информация, он хорошо это скрывал.

– Он, должно быть, звонил? – спросил Рон, чтобы хоть что-нибудь сказать – непрерывное щелканье компьютерной клавиатуры казалось невыносимым.

– Нет.

«Вот гаденыш. Попадись ты мне в укромном месте – и сразу по-другому запоешь!» С тех пор как у него завелись деньги и появились возможности устраивать ловушки, Рон не встречал человека – с определенными наклонностями, разумеется, – которого нельзя было бы уговорить провести вместе ночь.

Но ему всегда нравилось, когда его хотели без уговоров. Гораздо приятнее, когда тебя обхаживают.

– Вчера вечером мистер Плато возвращался сюда?

Уильям оторвался от компьютера и посмотрел на Рона.

Тот, подавшись вперед, поцокал языком.

– Я не видел вчера мистера Плато после того, как он уехал на встречу, – ответил Уильям и снова уставился на клавиатуру.

Его худое лицо даже не порозовело. Даже выражение не изменилось. Ни единого намека, что он понял знак. Раздосадованный, Рон вскочил на ноги. Да что там, он чертовски разозлился.

– Зоя когда приходит?

– Уверен, она уже на месте, – отозвался Уильям, на этот раз не поднимая головы. – Ее офис этажом ниже. Там же расположены фотостудии, и там же беседуют с возможными клиентами и теми, кто пришел устраиваться на работу.

«А какой у меня выбор?» – подумал Рон. Одного точно нельзя делать: сидеть на месте, пока Себастьян увивается за какой-то бабенкой, которая, как считает Мэриан, может все испортить.

– Я спущусь вниз, к Зое. Как только Себастьян приедет, сразу же дай мне знать.

Уильям промолчал.

Кровь ударила в голову Рону. Он подошел к столу секретаря и навис над ним в ожидании, когда Уильям поднимет голову.

– Послушай-ка, приятель, – процедил Рон, – советую вести себя более учтиво, если не хочешь потерять эту работу. Когда я что-то говорю, не стоит делать вид, что не слышишь. Надо вскочить и кивнуть. Понял?

– Не совсем.

Рон наклонился ниже.

– Миссис Плато – компаньон мистера Плато.

– Мне это известно.

– И миссис Плато моя подруга. Теперь понятно?

Уильям чуть отодвинулся от стола, чтобы увеличить расстояние между собой и Роном.

– Когда появится мистер Плато, я передам ему, что вы хотели повидать его и что вы пошли к Зое. Все?..

– Сейчас – да. Пока.

«Гаденыш. Держи свою маленькую, аппетитную задницу подальше от меня, если она тебе дорога».

Рон не стал дожидаться лифта – спустился по лестнице. Путешествия с Мэриан несколько мешали его тренировкам.

На нижнем этаже кипела обычная деловая жизнь. Мужчины и женщины сновали по коридору. Толстый серый ковер на полу заглушал их шаги. Фигуры этих людей свидетельствовали о том, что почти все они прошли тщательнейший отбор – им надлежало занимать как можно меньше места в пространстве.

Рон разглядывал молодые дарования. Впечатляет… Он толкнул стеклянную дверь и вошел в просторную приемную. В креслах, расставленных по всему помещению, сидели соискатели; некоторые из них робели, а другие, напротив, надменно поглядывали по сторонам. И все они жаждали успеха и славы.