– Но почему ты стремишься все обратить в шутку, смеешься над каждым моим поступком? – с возмущением продолжала Вероника. – Если бы ты знал, как мне надоело чувствовать себя смешной! А ты добиваешься именно этого!

– Чего я добиваюсь? – тихо переспросил Габриэль.

– Выставить меня на посмешище…

Альварадо покачал головой. Он не сводил с Вероники восхищенного взгляда.

– То, что ты смотришь на меня с удивлением, отнюдь не комплимент для меня.

– Прости, – пробормотал Габриэль.

Вероника, помедлив минуту, молча кивнула и, высвободив руки, направилась к двери.

– Подожди, пожалуйста, минуту, я сейчас вернусь, – сказала она и вышла из комнаты.

Габриэль с ненавистью посмотрел на ночник. Вообще он не любил темноты, но сейчас чувствовал, что именно свет, пусть и неяркий, помешал развитию событий. Следовало выключить его, прежде чем целовать Веронику.

Пробыв некоторое время в ванной, Вероника вернулась в спальню. Она застала гостя, стоящим в задумчивости у кровати. Как раз в тот момент, когда она вошла, Альварадо, выключив ночник, зажег настольную лампу.

– Габриэль, что ты делаешь? – поинтересовалась Вероника насмешливым тоном.

Альварадо вздрогнул, он не слышал ее тихих шагов.

– Да вот, понимаешь, мне показалось, что в комнате недостаточно светло.

– Но ты же утверждал, что видишь в темноте не хуже кошки. Выключи свет!

– Не хочу!

– Тогда иди домой, а там хоть иллюминацию устраивай, – заявила Вероника.

Габриэль не шелохнулся. Его взгляд выражал непреклонность и упрямство.

Вероника сочла за лучшее извиниться.

Альварадо наклонился над кроватью и провел ладонью по атласному покрывалу.

– Какая нежная материя, ее прохлада освежит наши разгоряченные тела, – заметил он.

Вероника не могла произнести ни слова. К горлу подступил комок, сердце замерло от волнения. Она с удивлением признавалась себе, что не испытывала ничего подобного даже в первую ночь, которую провела с Фернандо Монтейро.

Медленно ступая, она приблизилась к кровати с другой стороны. Застыв в неподвижности друг против друга, Вероника и Габриэль молчали.

Наконец Габриэль смущенно улыбнулся и, указывая рукой на постель, тихо сказал:

– Какая широкая у тебя кровать, Вероника, а сверху зеленое, как трава, покрывало. Это напоминает мне поле. Так и хочется лечь, позагорать…

– Интересно, что же считать солнцем? – вполголоса, словно обращаясь к самой себе, спросила Вероника.

Габриэль медленно повернул голову, остановил взгляд на настольной лампе и, протянув руку, выключил ее.

– Вероника, – раздался в темноте его тихий голос, – я погасил солнце. Теперь мы можем спокойно лечь в постель.

В ответ он услышал лишь ее прерывистое дыхание.

– Вероника, – спросил через секунду мужчина, – ты все еще стоишь?

– Разве ты сам не видишь своим кошачьим взором? – отозвалась она.

– Хватит, прошу тебя, – взмолился Габриэль. – Ты же знаешь, что это была просто шутка. – Не обижайся, – прошептала Вероника, – сейчас мы будем с тобой близки, как только могут быть близки люди, и ты увидишь, какая я…

Когда-то Валентина спала крепко, без сновидений, утомленная ласками – это были ночи любви. Теперь же она не видела снов только потому, что ее до предела изматывала работа по дому. Ей приходилось нелегко – трое детей, почти постоянное отсутствие мужа, нехватка денег, и при этом она ухитрялась выкраивать время для свиданий с Сильвио Уркиди.

Валентина давно перестала интересоваться, где Хосе проводит вечера. Она знала, что муж всегда сошлется на диссертацию, которую задумал написать и для которой нужно было, по его словам, очень много времени. Хосе возвращался домой посреди ночи, стараясь не разбудить жену. Валентина же старалась не проснуться. Хотя спали супруги по-прежнему на одной кровати, но каждый под своим одеялом.

Кровать была широкой, и Хосе ложился на самый край, избегая дотрагиваться до супруги. Он накрывался с головой и поворачивался к жене спиной, чтобы даже не дышать на нее. Уже много раз Валентина подумывала о том, что им следует спать в отдельных комнатах. Однако не делала этого ради детей.

«Спать в отдельных комнатах это значит официально признать, что семейная жизнь дала глубокую трещину, – говорила себе Валентина. – Если сохранять видимость благополучия, вместе с этой видимостью сохраняется и надежда на то, что все вернется в норму».

Однажды под утро в спальню к родителям вбежали перепуганные Альберто и Энрико. Они растолкали отца.

– Папа, папа!

– Что такое? – с трудом открыв глаза, отвечал Хосе.

– Малышка заболела!

– О Боже! – Хосе потер лоб и сел на кровати.

После секундного колебания Хосе дотронулся до плеча Валентины.

– Что такое? – моментально проснулась Валентина.

– Вероника заболела.

Валентина вскочила с кровати и бросилась в коридор. Дети последовали за ней.

На пороге спальни она остановилась и обернулась к мужу.

– Ты идешь со мной? – спросила она у Хосе.

Он нехотя кивнул.

«Интересно, чем я могу помочь? – подумал он. – Как будто она одна не справится?»

– Что с Вероникой? – спросила Валентина по дороге в детскую.

– Она сильно кашляет, – ответил Альберто.

Энрико задержался в спальне, ожидая отца, который все еще сидел на постели.

– Пойдем, папа, – позвал мальчик.

Хосе вздохнул и, нашарив домашние туфли, встал.

Валентина вбежала в детскую. Альберто остался у двери, а Энрико подошел к кроватке младшей сестры, названной в честь бабушки Вероникой. Мать уже суетилась около девочки.

– Ну-ка, посмотрим, что с тобой такое?

Вероника громко плакала. Плач прекращался только, когда девочку начинал душить очередной приступ кашля.

– Пожалуйста, Вероника, не плачь… – успокаивала дочку Валентина.

Но малышка не умолкала.

Валентина поставила дочери градусник.

Волоча ноги, пришел наконец Хосе. Он в нерешительности остановился на пороге, не зная, чем помочь.

«Ну вот, – думал он. – Все, как я и ожидал. От меня никакого толку… Спрашивается, зачем было меня звать?..»

Отец взглянул на старшего сына, Альберто состроил ему гримасу.

Энрико помогал матери: он достал градусник из-под мышки Вероники и подал Валентине.

– Сколько? – без особого интереса спросил Хосе.

Валентина хотела ответить, но в это время девочку начал душить очередной приступ кашля, и она, отмахнувшись от мужа, подхватила Веронику на руки.

– У нее наверняка бронхит! – воскликнула Валентина. – Помнишь, Энрико дважды болел бронхитом?

– Да, папа, помнишь? Ужасно противная штука! – вмешался младший сын.

Хосе в недоумении посмотрел на него и отрицательно покачал головой:

– Нет, не помню!

Валентина бросила на мужа презрительный взгляд и заметила язвительным тоном:

– Наверное, ты тогда был в библиотеке, потому и не помнишь.

– Возможно, – процедил Хосе сквозь зубы.

– Мама, что же делать? – спросил Альберто.

Валентина вышла в коридор с дочерью на руках.

– Отнесу ее в ванную, – сказала она. – Пусть девочка продышится…

– Мама, я пойду спать! – крикнул вслед Валентине Альберто.

Мать на секунду остановилась.

– Хорошо, сынок, иди… Энрико, иди и ты.

Второй сын, в отличие от Альберто, отправился в постель с явной неохотой.

Хосе зашел в ванную вместе с женой и запер дверь.

– Открути воду, – скомандовала Валентина. – Только горячую… И включи душ!

Хосе послушно выполнил ее указания и уселся на табуретку. Валентина, присев на край ванны, стала гладить девочку по голове.

– Вот и все, вот и хорошо, сейчас этот гадкий кашель перестанет мучить нашу маленькую… – приговаривала она, прижимая девочку к себе.

Вероника смотрела на мать испуганными глазенками и время от времени кашляла, хоть и старалась сдерживаться.

Ванная постепенно наполнялась клубами беловатого пара.

– И долго мы так будем сидеть? – поинтересовался Хосе.