Во всем была виновата ее нерешительность. Некоторые могли утверждать, что это чисто женская черта характера, но Вероника так не считала.

Она относила нерешительность к одной из общечеловеческих черт, которые не украшают ни мужчину, ни женщину.

Приступы нерешительности Вероника испытывала не раз и всегда оправдывала себя тем, что все равно уже ничего изменить нельзя.

В данном случае рассуждения сеньоры Монтейро сводились к следующему:

«Я все-таки вытащила дочь из этой глуши… Я поместила ее в столичную больницу, причем не в какую-нибудь, а в самую лучшую. Стоило только посмотреть на палату, которую отвели моей дочери, чтобы сделать вывод: в этой больнице все должно быть на высшем уровне… Ну допустим, мне не слишком понравился доктор Пабло Альдо. Но кто я такая, чтобы подозревать этого человека в некомпетентности? Он бы не работал в столице, если бы был плохим специалистом. Он обязательно вылечит мою Валентину!»

Считала нецелесообразным беспокоить Фрэнка Ричардсона и сама Валентина. Пожалуй, это было главной причиной того, что за целый месяц Вероника так и не связалась с американцем. Нельзя сказать, что она вообще не звонила. Но и настойчивости не проявляла. К тому же Фрэнк, насколько помнила Вероника, по его собственным рассказам, мало времени проводил дома. Правда, это было двадцать лет назад, но он уже тогда был крупным и весьма уважаемым специалистом в своей области. А теперь взлетел так высоко, что львиную долю времени проводил в разъездах: в знаниях и опыте доктора Ричардсона нуждались во всех уголках земного шара.

Хосе с детьми жил у своей матери, которая после смерти его отца осталась одна. Для матери Хосе внуки были огромным утешением и радостью. К тому же Хосе совсем не хотелось жить под одной крышей с тещей.

Будучи избавленной от хлопот о внуках, Вероника могла все свое время посвятить дочери.

Однажды, вернувшись из больницы, сеньора Монтейро застала в своем доме Хосе с детьми, а также подругу Валентины, Марианну. И, что было совершенно неожиданно, здесь же находился Федерико Сольес.

От гостей не укрылось, что хозяйка дома удивлена, хотя она и постаралась приветливо улыбнуться им.

– Какой приятный сюрприз… – несколько растерянно проговорила Вероника. – Чем обязана столь многочисленным гостям?

Хосе молча отвел взгляд.

– Как хотите, сеньора Монтейро, – решительно произнесла Марианна, – но я считаю, что вы не можете оставаться в одиночестве сейчас, когда вам так тяжело. Отныне я буду каждое утро приходить к вам и мы вместе будем отправляться в больницу к Валентине. Если человеку плохо, окружающие должны помогать ему.

Вероника с изумлением уставилась на подругу дочери. Услышать такие слова от нее было полнейшей неожиданностью. Неужели это та самая Марианна, которую Вероника одно время выносила просто с трудом?

– Бабушка! – закричал Энрико. – И мы говорили папе, что хотим быть вместе с тобой! Поэтому мы здесь.

Вероника перевела взгляд на внука и прослезилась, нисколько не смутившись оттого, что ее назвали бабушкой при Федерико Сольесе.

– А ты что здесь делаешь, дорогой Сольес? – обратилась она к другу покойного мужа.

Федерико Сольес неуверенно смотрел на Веронику, пытаясь разгадать, что означает улыбка на ее лице. «Она в самом деле рада мне или улыбается из вежливости? Скорее всего, это предвещает бурю, которая вынесет меня отсюда, как выносит в открытое море игрушечный кораблик».

– Я пришел извиниться, Вероника… И если ты позволишь, я останусь вместе со всеми… то есть с тобой… Ну и со всеми, конечно! – Сольес окончательно запутался и покраснел.

– Ясно. Ты, конечно же, имеешь в виду мой последний день рождения.

– Да, Вероника. Ты меня прощаешь?

– Ну что ж… – хозяйка дома не торопилась с ответом. – Рауль Сикейрос уже извинился. А теперь вот и ты… Ладно, Федерико, – ее тон смягчился. – Теперь не до обид… Я рада, что ты не забываешь меня. Оставайся с нами…

Вероника обвела взглядом своих гостей, и лицо ее прояснилось.

– Как хорошо, дорогие, что вы пришли поддержать меня в трудную минуту… – заговорила она медленно. – Я знаю, порой я бываю несносной, но вы уж не сердитесь на меня и простите, если что было не так… Хотя, раз вы пришли, значит, уже простили.

Хосе, по-прежнему избегая встретиться с тещей глазами, предпочитал смотреть в пол…

– Сеньора Монтейро, – обратилась к Веронике Марианна, – ведь ваша беда касается и нас. Мы все любим Валентину и переживаем за нее. Скажите, чем и как мы можем помочь? Вам и, конечно же, ей…

Вероника опустилась в кресло и ненадолго задумалась.

– Кто-нибудь из вас говорит по-английски? – неожиданно прозвучал ее вопрос.

Все удивленно переглянулись.

– Почему тебя это интересует? – спросил Федерико.

– Это наша последняя надежда, – тихо сказала Вероника и, видя, что все ждут ее объяснений, продолжала: – Раньше мне казалось, что едва Валентина попадет в столичную клинику, ее сразу вылечат. Но сейчас я начала сомневаться… Я вижу, что мои надежды были неоправданны. Одних белых стен и стерильной чистоты мало, не от этого зависит профессиональный уровень докторов. У нас в стране просто нет хороших специалистов в этой области. Наши врачи даже не могут поставить правильный диагноз, точно определить, чем больна моя дочь… Сначала доктор Хорхес в этом захолустном Монтеррее, потом его коллега Пабло Альдо твердили о том, что обнаруженная у Валентины опухоль является злокачественной. Однако стоило мне задать конкретный вопрос, как они ничего толком сказать не могли, лишь произносили непонятные слова и напускали туман. Послушав их, я уяснила для себя одно: похоже, что за мудреными словами и фразами эти доктора скрывают свое невежество, профессиональную некомпетентность. Если у Валентины рак, это ужасно… Но дело в том, что диагноз может быть и ошибочным… А Валентина тает на глазах, я вижу это… Я только что оттуда…

Вероника замолкла. Молчали и остальные, не находя слов, чтобы ее утешить или ободрить.

– Я думаю, – наконец нарушила Вероника тишину, – что остался один выход: срочно связаться с Фрэнком Ричардсоном, он живет в Нью-Йорке и является крупнейшим специалистом в области онкологии.

– Фрэнк Ричардсон? – перебил Веронику Федерико Сольес. – Кажется, я знаю это имя… А-а, Вероника, это не тот человек, который…

– Да, именно тот. Помните, как-то однажды он приезжал сюда в компании с вами и с моим мужем? Мы ужинали вместе.

– Жаль, что я не знаю ни слова по-английски! – нахмурился Федерико. – Но, Вероника, – тут же оживился он, – зачем нам английский язык? Ведь Ричардсон прекрасно говорит по-испански!

– Все дело в том, друзья, что Ричардсона очень сложно найти. У меня есть только его домашний телефон, а дома его практически невозможно застать.

– Ну что за проблема! – воскликнула Марианна. – Разве во всем Мехико не найдется человека, который бы свободно говорил по-английски? Погодите, сеньора Монтейро, я обзвоню своих друзей… – Она бросилась к телефону.

В этот момент раздался звонок в дверь. «Кто бы это мог быть?» – подумала Вероника.

Она открыла дверь и не смогла удержаться от тихого возгласа. Кровь прилила к ее щекам. На пороге стоял смущенный Габриэль Альварадо.

– Привет, Вероника… Может, разрешишь войти? – за непринужденным тоном Габриэля скрывалось волнение.

Вероника посторонилась, пропуская гостя в дом.

Уже в прихожей Альварадо продолжал:

– Как ты? Я знаю о твоем горе… Не могу ли я чем-нибудь помочь? Может, тебе нужны деньги, так я… – и он сунул руку в карман.

Вероника отвернулась и стала вытирать платком глаза.

– Спасибо, Габриэль! – прошептала она. – Спасибо за то, что пришел, и просто за то, что ты есть на белом свете… А деньги… Не в них дело, деньги пока есть. Сейчас мне нужно связаться с одним американцем. Он живет в Нью-Йорке…

Альварадо с недоумением взглянул на нее.

– И тебе в этом нужна помощь? – осведомился он.

Вероника молча кивнула.

– Что может быть проще! – воскликнул Габриэль. – Давай телефон, я позвоню и попрошу мистера Ричардсона… Да-а, – протянул он несколько озадаченно. – Я слышал, что на свете бывают женщины, которые испытывают робость, когда надо звонить малознакомым людям. Они скорее умрут, чем поднимут трубку и наберут номер… Этакая, понимаете, застенчивость… Но чтобы ты вдруг проявила ее! – Габриэль недоверчиво улыбнулся. – Я просто не ожидал…