Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Значит, если карта Энни еще существует, она может служить уликой, сказал Джон. – Если девушка зарегистрировалась под своим настоящим именем.

– Нет, не под настоящим, – сказала Лесли. – Но Мэри знает ее вымышленное имя: Джуди Медфорд.

– Джуди Медфорд, – повторил Джон и записал имя в блокнот.

– Многие девушки прибегают к вымышленным именам. Клиника ничего не имеет против, если пациентка постоянно пользуется одним и тем же именем. Кстати, Мэри зарегистрирована в клинике под именем Мадонна.

– Значит, надежда еще остается, – сказал Карл.

– А? – спросила Лесли.

Джон кивнул. Они с Карлом обсуждали этот вопрос.

Карл пояснил:

– Вот представьте себе: Макс Брювер является в клинику испрашивает, делали ли они аборт его дочери Энни Брювер, и поднимает там такой шум, что им приходится вызывать полицию, чтобы выпроводить его оттуда. Если бы вы заведовали клиникой и узнали, что одна из пациенток умерла, а ее отец приходил по вашу душу, как бы вы поступили?

Мама не замедлила с ответом:

– Я бы избавилась от всех записей. Я бы избавилась от всего, что имеет какое-то отношение к Энни Брювер.

Лесли и Джон не поспешили согласиться с Мамой. Лесли возразила, довольно сдержанным тоном:

– Но это было бы... весьма нечестно. Однако Джон просто поднял брови и посмотрел на нее, подталкивая к следующей мысли.

– Ты полагаешь, они так и сделали, Джон? – спросила Лесли.

Джон поджал губы, поводил взглядом по столу, словно в поисках ответа, а потом сказал:

– Если рассчитывали таким образом спрятать концы вводу.

Карл закончил мысль:

– Но если они не знали, под каким вымышленным именем скрывалась Энни Брювер...

– Они не знали, какую карту следует уничтожить, – сказал Джон. – А значит, здесь у нас остается шанс. Лесли вернулась к своим записям.

– Ладно, тогда способ номер два: каждая женщина, каждая девушка ставит подпись под неким стандартным документом, заверяя таким образом свое согласие на операцию. Понимают они это или нет, информирует ли их документ о возможных опасностях или нет, но они обязаны подписать его, чтобы сделать аборт. Третий способ: в клинике, вероятно, составляется расписание операций на каждый день. Если они сохраняют эти записи, тогда Энни Брювер, она же Джуди Медфорд, значится в них. И четвертое: возможно, где-то в бухгалтерских ведомостях есть запись о получении трехсот пятидесяти долларов от Энни. Она ведь заплатила наличными, так?

Джон кивнул.

– Я звонил Максу с этим вопросом, и он сказал, что с банковского счета Энни было снято триста пятьдесят долларов в четверг перед операцией.

– Хорошо... таким образом, у нас имеется четыре возможных документа, которые могут подтвердить факт пребывания Энни в клинике.

– Если нам только удастся раздобыть эти записи...Лесли покачала головой:

– Здесь потребуется помощь адвоката, Джон. Джон порылся в картотеке памяти в поисках имени.

– Я знаю адвоката, с которым можно проконсультироваться: Аарон Харт. Может быть, он сумеет добиться для нас судебного постановления или чего-нибудь вроде этого. – Потом он бегло просмотрел свои записи и сказал, не обращаясь ни к кому в отдельности: – Но какие факты мы можем предоставить ему? Теперь мы точно знаем, что Энни сделала аборт в Женском медицинском центре 24 мая и умерла двумя днями позже, 26 мая...

– Смотря что понимать под словом «точно». Наша свидетельница Мэри снова спряталась в кусты.

0-хо-хо. Нам остается надеяться, что мы сумеем как-нибудь вытащить ее обратно. Но кроме Мэри у нас есть еще переписанные от руки выдержки из заключения патологоанатома, которые позволчют предположить, что Энни умерла в результате недобросовестно проведенного аборта. Доктор Мередит говорит, что нам потребуется подлинный документ вместе с показаниями самого патологоанатома.

– И потом, есть еще Рэйчел Франклин, которая может подтвердить, что ей выдали фальшивые результаты теста на беременность.

– И мы только что узнали о трехстах пятидесяти долларах, снятых с банковского счета Энни, – добавил Карл.

– И у нас есть косвенная улика, – сказала Лесли. – Машина, которую клиника посылает в три разных школы, в том числе и школу Джефферсона.

– И фактор пятницы... то есть совпадение дня, когда школа отправляет девушек на аборты, и дня, когда Энни заболела.

– Ладно, – сказала Лесли. – Один свой следующий шаг я уже знаю: я встречусь с Дин, и мы еще раз попробуем добраться до Деннинга, патологоанатома той больницы. Если он еще где-то ходит по земле, мы найдем его и заставим официально подтвердить тот факт, что Энни умерла в результате недобросовестно проведенного аборта. Но давайте любыми средствами добьемся встречи с тем адвокатом, пока след еще не остыл.

– Значит... – решился Джон. – Ты с нами?

– У меня свой взгляд на это дело, – ответила Лесли. – Я не охотник за ведьмами. Право выбора остается правом выбора, и частная жизнь остается частной жизнью. Но невинная девушка умерла. Я достаточно много увидела и услышала. Я с вами.

Около восьми часов того вечера Джон с трудом дотащился по лестнице до двери своей квартиры, долго возился с замком и наконец ввалился внутрь и бессильно рухнул на диван, закрыв ладонью глаза, усталый и смятенный. Он не хотел шевелиться и хотел только лежать так и думать, думать, думать. Он должен был отстраниться от эмоций, от мощной движущей силы, заключенной в этом деле, пока она не захватила и не повлекла его за собой. Независимо от того, что думали, чувствовали, делали или собирались делать другие, что собирался делать он? Какова его позиция во всем этом? Он должен был все уяснить для себя, прежде чем совершать следующий шаг.

Хорошо. Во-первых, уверен ли он, что Энни Брювер умерла от руки акушера-халтурщика? Да, уверен. Но его уверенность ничего не значит, покуда он не сможет представить доказательства, а поиск доказательств будет делом хлопотным и, если не соблюдать осторожность, рискованным. Вот он – предположительно беспристрастный, заслуживающий доверия репортер – окажется вдруг замешанным в деле, которое заклеймит его как противника абортов или, хуже того, противника свободы выбора. Это плохо скажется на его рейтинге, и Бену Оливеру это не понравится.

«А если взять вопрос несправедливости?» – подумал Джон. Было ли то, что случилось с Энни Брювер, несправедливым? Да, он так считал. Ладно, насколько несправедливым? Безусловно, опытный адвокат сможет доказать, что врач – и, в сущности, вся клиника – действовал в пределах закона, по чистой совести и в согласии со своими убеждениями; и в этом случае Брюверы, а вместе с ними общество «Джон Баррет и Ко» останутся в дураках, не имея никаких оснований возбуждать дело в суде.

Ладно, положим, все делалось легально, – но разве от этого случившееся с Энни стало справедливым? «О, пожалуйста, только не надо пускаться в эти рассуждения», – подумал Джон. В последние дни он получил слишком много доказательств того, что закон не в состоянии уладить это противоречие.

Тогда зачем ему вообще волноваться? Ответ пришел Джону на ум сразу: потому что случившееся с Энни было злом, а зло торжествует, когда хорошие люди сидят сложа руки.

Ладно, что же такое зло? Он мог бы поступить по примеру Папы: хлопнуть ладонью по Библии и объяснить, что такое добро и что такое зло; но насколько это уместно в обществе, которое вырабатывает нормы морали – нормы, постоянно меняющиеся, – с оглядкой на мнение большинства, на законодательство, на судебные прецеденты? За кем останется последнее слово? Возможно, концепция зла является лишь своего рода чуланом, куда сваливают все неугодное большинству?

Ладно, если он не может четко сформулировать, что такое зло, зачем бороться с ним? Все, что считается злом сегодня, завтра может быть принято большинством голосов, утверждено законом и провозглашено добром. «Может, если мы просто выждем какое-то время, – думал Джон, – мы смиримся с существующим положением вещей. Может, через год случай с Энни уже не будет представляться нам столь ужасным, и, оглядываясь в прошлое, мы будем радоваться, что не стали напрасно лезть из кожи вон. И ломать карьеру».

48
{"b":"105375","o":1}