Джон представился. Дама улыбнулась и куда-то позвонила.
Потом в дальнем конце огромного гулкого холла показалась женщина – она быстрым шагом направлялась к ним, четко и часто цокая высокими каблуками, стук которых отражался от стен и потолка и напоминал отдаленную пулеметную очередь. Сначала она находилась так далеко, что Джон с Мэлом не могли даже различить ее лица. Но по мере того, как она приближалась и увеличивалась в размерах, они постепенно рассмотрели перед собой худую энергичную женщину с пристальным, приводящим в смущение взглядом и волнистыми светлыми волосами.
Достигнув наконец приемной, она протянула руку для рукопожатия.
– Мистер Баррет, я Вилма Бентхофф, ответственный организатор предвыборной кампании губернатора и глава совета по связям с общественностью. Следуйте за мной, пожалуйста.
Джон поднял штатив и осветительные приборы, Мэл схватил камеру и сумку с аппаратурой – и они последовали за Вилмой Бентхофф по широкому холлу, проходя под огромными мраморными арками и бронзовыми люстрами, на которых сияли золотом тысячи крохотных лампочек. Вместо обычной футболки Мэл сегодня надел консервативную рубашку и сейчас жалел, что не прихватил галстука.
– На этом этаже нельзя есть, пить и курить, а также запрещается трогать медные решетки и украшения, – проинструктировала их Вилма Бентхофф через плечо. – Зонтики, трости, инструменты и тому подобное следует оставить перед дверьми офиса – все, кроме предметов, необходимых для съемки.
– Да, мэм.
– Да, мэм.
– Губернатор выделил вам полчаса на интервью и оставляет за собой право прервать его в любой момент. Вы должны обращаться к нему «господин губернатор», вы должны задавать вопросы только тогда, когда он выразит готовность услышать их, и вы не должны прерывать его, когда он говорит. Вы должны формулировать вопросы четко и ясно.
– Хорошо.
– Хорошо.
– Пожалуйста, ни в чем не отступайте от вышеперечисленных правил и следуйте всем распоряжениям, касающимся места установки камеры и осветительных приборов.
– Да, мэм.
– Да, мэм.
В дальнем конце холла находились огромные двустворчатые двери из резного дуба с бронзовыми петлями и ручками. Мисс Бентхофф открыла одну створку, навалившись на нее всей тяжестью тела, и придержала ее, пока они быстро проходили внутрь.
Теперь они оказались в мини-королевстве мисс Роудс, секретарши губернатора, – уютном, красиво обставленном кабинете, отделяющим внешний мир от кабинета, офиса губернатора. Доводилось ли еще какому-нибудь простому смертному настолько приближаться к святая святых?
Мисс Роудс, почтенная круглолицая дама с крашеными рыже-каштановыми волосами, поднялась из-за стола, приветствуя вошедших.
– Я доложу губернатору о вашем приходе.
Она подняла трубку телефона, очень тихо произнесла несколько слов и положила трубку.
Массивная дверь офиса стремительно распахнулась, всколыхнув воздух, и высокий, сильный, красивый мужчина вышел в приемную, приветственно протягивая руку.
– Доброе утро, джентльмены, – сказал он. – Я Мартин Дэвин, глава администрации и первый помощник губернатора. – Джон и Мэл по очереди ответили на крепкое, сильное рукопожатие.
– Входите, пожалуйста. – Они последовали за ним, огибая последний бастион – стол мисс Роудс, – и прошли через массивную дубовую дверь в Офис Губернатора.
Это было восхитительное помещение – обшитые резными панелями стены, медная отделка на всех дверях, оконных рамах и шкафах, центральная люстра для общего освещения, затейливые медные светильники на стенах для приглушенного света, небрежно расставленные там и сям напольные и настольные лампы. Вдоль двух стен тянулись стеллажи с книгами и чудесными образцами медного литья и фарфоровых изделий. На стенах висели картины, в углу стоял огромный глобус, а в высоком, до самого потолка, окне за креслом губернатора величественно поднимался на фоне голубого неба купол Капитолия – потрясающий душу символ чести, долга и страны. В уме Джона зазвучала торжественная патриотическая музыка, и сейчас он в значительной мере почувствовал себя мистером Смитом в исполнении Джимми Стюарта.
Мистер Дэвин стал с одной стороны стола губернатора, готовый отдать необходимые распоряжения. Мисс Бентхофф села с другой стороны, вооружившись ручкой и блокнотом.
Но где же губернатор?
– Джентльмены, – произнес мистер Дэвин, – губернатор Хирам Слэйтер.
– Э-э-э... здравствуйте, сэр, – услышал Джон голос Мэла. – Это большая честь для меня.
Мэл смотрел в сторону стола губернатора, но Джон никого там не видел.
Впрочем, нет, постойте-ка... там кто-то был. Джон рассмотрел чью-то макушку, едва выступающую над столом.
Губернатор Слэйтер? Губернатор Хирам Слэйтер, Творец Зари Нового Дня? Возвышенный символ прогресса? Судьба Штата? Могущественный Правитель, восседающий на вершине власти?
Джон увидел маленького, ростом не более четырех футов, человечка, который смотрел на них из-за стола расширенными от страха глазами, судорожно вцепившись крохотными пальчиками в край столешницы.
– А вы, вероятно, телеведущий Джон Баррет, – раздался голос губернатора обычный голос губернатора Слэйтера, хоть и звучащий несколько пронзительно.
Джон усилием воли отогнал видение прочь и увидел губернатора нормальных размеров, который стоял за своим столом в безупречно скроенном синем костюме в тонкую полоску, белой рубашке и красном галстуке, одной рукой опираясь о зеркально гладкую поверхность стола, а другую протягивая ему.
Страшно изумленный и не могущий скрыть своего изумления, Джон пожал губернатору руку.
– Здравствуйте, господин губернатор, – сказал он и даже слабо улыбнулся не из соображений светских приличий, а облегченно и даже словно забавлгясь.
Губернатор посмотрел на Мэла, а потом сказал, выразительно поглядывая на мисс Бентхофф:
– Может, вы немного подождете с установкой аппаратуры? Сейчас интервью представляется мне делом не столь существенным. Думаю, сначала мы просто побеседуем. – Мисс Бентхофф отвела Мэла на некоторое расстояние от стола губернатора и предложила ему стул.
– Благодарим вас за терпение, – сказала она тоном, который говорил, что ему лучше сохранять терпение. Губернатор снова перевел взгляд на Джона.
– Мистер Баррет, учитывая нашу ограниченность во времени, думаю, нам следует побыстрее прийти к взаимопониманию. Садитесь, пожалуйста.
Джон пронаблюдал за тем, как маленький четырехфутовый Хирам попятился от него, наткнулся на кресло и плюхнулся в него.
Бац! Джона под колени толкнуло подъехавшее сзади кресло, и он едва в него не упал. Мистер Дэвин быстро выполнял желания губернатора. Джон сел.
Губернатор – настоящий губернатор – тоже сел и несколько мгновений внимательно рассматривал Джона. Потом он подался вперед, сложил руки на столе и сказал:
– Во-первых, я хочу знать, откуда вы взялись, мистер Баррет, и почему делаете этот сюжет. Конечно, я могу ошибаться в своем предположении, но уверен, вы и ваш отец много разговаривали обо мне, м-м-м?
Джон усилием воли постарался принять нормальный вид и не пялиться. Но ему мешало сознание того, что глаза его раскрыты. Он видел. Он действительно видел.
– Гм... да, собственно, только один раз. Сразу после вашего первого предвыборного митинга. Я пытался убедить отца оставить вас в покое и прекратить читать вам проповеди.
Губернатор поднял брови и переглянулся с мистером Дэвином.
– Это очень интересно, мистер Баррет, если учесть вашу нынешнюю позицию.
Джон продолжал формулировать ответ:
– Меня расстраивало его поведение. Он снискал скандальную известность; я же – преуспевающий телеведущий, обеспокоенный своим имиджем и репутацией, и вдруг религиозный помешанный отец.
Губернатор ничего не ответил, но не спускал с Джона настороженного взгляда.
Джон продолжал, решив, что губернатор дает ему слово:
– Но если оставить в стороне религиозный пыл отца, то, когда я задумался над смыслом его речей... я понял правоту его позиции. Господин губернатор... Джон старался говорить мягким, ровным тоном. Он ступал на тонкий лед и прекрасно понимал это. – Я в страхе бежал. Бежал от Истины, бежал от себя подлинного, прятался за образом, который представлял меня личностью более значительной, чем я был на самом деле. Я не понимал тогда, что отец просто пытается предостеречь вас – да, собственно, всех нас – и сказать нам, что мы нечестны перед самими собой, перед другими людьми и перед Богом. Господин губернатор, вопреки утверждению ваших консультантов по рекламе, имидж не все. Имидж есть иллюзия, обман чувств, ложь, в которую мы сами начинаем верить. И, как говорил отец, однажды имидж рухнет – ваш имидж, мой имидж – и тут неизбежно возникает вопрос: когда рухнет имидж, останется ли на его месте живой человек?