Пегги не было видно, что Стюарт часто мигал. Спина у него была прямая, шаг твердый. Дело происходило 7 апреля 1917 года. Днем раньше Соединенные Штаты объявили войну Германии. Стюарт шел на призывной пункт, чтобы записаться добровольцем.

Маргарет прочла записку сына и аккуратно ее сложила. Потом зашла в свою комнату. Вышла она оттуда в перчатках и шляпе. Она закрыла за собой дверь, ни слова не сказав Пегги.

Вскоре Маргарет решительным жестом распахнула дверь углового магазина и направилась прямо к мистеру Канцоньери, стоявшему за прилавком. Итальянец смотрел на нее круглыми от удивления глазами. Он впервые видел ее у себя в торговом зале и был совершенно уверен, что прежде она никогда не выходила на улицу в одиночестве. Но он не успел опомниться и найти слова для приветствия; Маргарет заговорила сама.

– Насколько мне известно, у вас есть телефон, – сказала она. – Мне хотелось бы им воспользоваться.

На следующий день двое армейских офицеров доставили Стюарта домой. Губернатор штата Южная Каролина немедленно пошел навстречу пожеланиям матери, носящей прославленную фамилию Трэдд.

Стюарт был зол и унижен. Негодующая Маргарет демонстративно молчала, пока из школы не пришла Пегги. Тогда мать усадила обоих детей на диван и, прохаживаясь взад-вперед по комнате, произнесла обвинительную речь:

– Теперь я вижу, как я ошибалась на ваш счет и как неправильно с вами поступала. Я доверяла вам, а вы за моей спиной сговаривались, как меня обмануть. Теперь я буду осторожнее. Стюарт, завтра утром, когда вы с Пегги отправитесь в школу, я выйду с вами. Ты проводишь меня в свою школу, я намерена поговорить с директором. Не сомневаюсь, ты сообщил этому человеку, Сэму Раггсу, что уезжаешь отсюда. Разумеется, о нем ты думаешь больше, чем о матери. Он тебя не ждет, и тебе незачем сообщать ему, что ни на своей автостоянке, ни в своем магазине он тебя больше не увидит. Но ты имей в виду, что дело обстоит именно так.

Стюарт разразился отчаянными протестами. Маргарет расплакалась.

– Ты видишь, как он со мной поступает! – всхлипывала она.

Пегги молчала, просто не зная, что сказать.

– Стюарт, – нанесла свой коронный удар Маргарет, – ты хочешь разбить мне сердце, ты мучаешь меня, совсем как твой отец.

– Ох, мамочка, не надо! Прости меня, я так виноват! – Стюарт порывисто вскочил и крепко обнял мать.

– Они там целуются и рыдают, а меня отправили к себе в комнату, – жаловалась Пегги младшей сестре. – А что я сделала? Только передала записку. Это несправедливо, ей-Богу.

– Хочешь поплеваться? – спросила Гарден.

– Нет, я слишком зла.

Джулиан Картрайт одобрительно смотрел на даму, сидевшую напротив его письменного стола. В своем лиловом платье и маленькой треугольной шляпке она выглядела утонченной, скромной и очень хорошенькой. Ее руки в белых перчатках были сложены на коленях, а на крошечных черных ботинках ярко белели отвороты с пуговками сбоку. Пуговки, как с удовлетворением отметил мистер Картрайт, едва виднелись из-под юбки. Новомодные платья с подолами выше щиколоток вызывали у мистера Картрайта чувство, похожее на гражданскую скорбь. Да, эта маленькая миссис Трэдд – очаровательная особа. Трудно поверить, что у нее такой взрослый сын, и к тому же такой лоботряс.

– Благодарю за оказанную честь, – ответил на приветствие Маргарет директор школы. – Буду счастлив, сударыня, сделать для вас все, что в моих силах. – Такие слова неизменно слышали от мистера Картрайта матери его учеников. Обычно эти дамы хотели, чтобы мистер Картрайт принял к сведенью длинный перечень тех достоинств их сыновей, за которые мальчикам следовало простить академическую неуспеваемость.

Но на уме у Маргарет было совсем другое.

– Я бы попросила вас подыскать работу для Стюарта, – сказала она. – Разумеется, что-нибудь подходящее для джентльмена. Стюарт может приступить к ней немедленно, он будет являться на службу прямо после занятий. Когда же он закончит вашу школу, то, разумеется, немедленно перейдет на полный рабочий день.

Мистер Картрайт не сразу нашелся с ответом. Было крайне маловероятно, что Стюарт вообще получит диплом. В его, мистера Картрайта, учебном заведении очень высокие требования. Стюарта давно бы попросили покинуть школу, если бы не настойчивое заступничество его опекуна, мистера Логана Генри. Мистера Генри и мистера Картрайта связывала старинная дружба.

«Ну вот, наконец-то, – подумал директор. – Я оказал Логану услугу, теперь его очередь».

– Я немедленно начну наводить справки, миссис Трэдд, – любезным тоном проговорил он. – И думаю, нам незачем дожидаться всех этих выпускных церемоний. Они же во многих отношениях простая формальность, как вы, наверное, знаете.

Маргарет поблагодарила его с очаровательной улыбкой.

– Могу я попросить вас еще об одной любезности? – добавила она. – Мне на короткое время необходимо общество моего сына. Он должен проводить меня домой. Вам не трудно будет вызвать его из класса? Одна я не могу появляться на улицах, как вы понимаете.

Мистер Картрайт не понимал. Его жена обходилась без сопровождающих. Но за Стюартом он кого-то послал.

Вечером директор рассказал жене о визите Маргарет.

– Трэдды? – переспросила Мэри Картрайт. – Я этого имени сто лет не слышала. Я думала, никого из них уже не осталось. С этой семьей была какая-то неясная история… какое-то происшествие на охоте?

Муж постарался освежить прошлое у нее в памяти. Ту же услугу ему чуть раньше успел оказать Логан Генри.

– Ну, этим все объясняется, – покачала головой Мэри. – Бедная женщина, она почти всю жизнь провела в трауре. Она была в лиловом, так ведь? Лиловое носят год после черного. В будущем году она сможет ходить в розовом, если пожелает. Но вряд ли ей этого захочется, она, наверное, очень предана памяти своего покойного мужа, если провела в затворничестве столько лет. Как трогательно и как старомодно. Сейчас все понимают, что жизнь не должна стоять на месте. И по-моему, так сосредотачиваться на своем горе вредно для здоровья. Может быть, мне стрит черкнуть ей записку, я напишу, что хочу ее навестить. Ее нужно вернуть в общество.

Мэри Картрайт была не единственной, кого заботило будущее Трэддов. В нескольких кварталах от ее дома Логан Генри пил разбавленное виски в обществе Эндрю Энсона, президента банка; банк назывался «Каролинский аккуратист».

– Трэдды? Да, конечно, помню, имя-то громкое. Моя мать чуть было не вышла за Пинкни Трэдда, но он погиб во время землетрясения. Да, Господи, я, конечно же, помню Трэддов. Рыжие волосы и невозможный характер. Как зовут мальчика?.. Стюарт. Да, это внук того самого Стюарта, которого я знал. Он был из компании Уэйда Хэмптона, из тех ребят, что выгнали этих жуликов во время Реконструкции. Потом Хэмптон сделал его судьей. Господи, как давно это было… А я играл с Лиззи Трэдд, когда был маленьким. Она была старше меня года на три-четыре. Значит, сейчас ей около шестидесяти, но по ней этого никак не скажешь. Знаете, та самая Элизабет Купер, она руководила фосфатной компанией?

– Знаю, Эндрю. Но если мы сейчас предадимся воспоминаниям, то нам и ночи не хватит. А нам надо быстренько решить, как поступить с парнем, в пользу которого говорит только то, что его дед был связан с Уэйдом Хэмптоном. Вы сможете найти этому юноше работу у себя в банке?

– Конечно смогу. Вы говорите, он хотел записаться добровольцем? Настоящий Трэдд. Сколько ему? Шестнадцать?

– Будет семнадцать в июле.

– Достаточно взрослый, чтобы учиться, и достаточно молодой, чтобы не считать себя всезнайкой. Я его беру.

– Эндрю, вы настоящий друг. Но вот еще что. Он – единственный кормилец в семье. Я хочу, чтобы вы платили ему больше, чем он заслуживает. Плантация начала приносить очень приличный доход. Я перезаключу договор с управляющим и буду передавать вам по десять долларов каждую неделю, а вы будете вкладывать их в его конверт с жалованьем.

– Почему бы вам не платить их прямо ему?