Как только стало известно о публикации, Фуллер велел своим людям проехать по городу и скупить в киосках все экземпляры газеты, а также по возможности задержать до понедельника в почтовых отделениях те, что предназначались подписчикам. При этом он велел действовать быстро и денег не жалеть. Сам же поехал на радио и в прямом эфире сделал заявление, в котором назвал сведения, приведенные в статье, «жалкой фальшивкой», состряпанной скорее всего в штабе губернатора Гаврилова или Твердохлсба, а то и совместно. Он обещал немедленно подать на редакцию в суд и вчинить иск на 500 миллионов рублей за нанесение Зудину Евгению Алексеевичу морально-политического ущерба.

К 12 часам того же дня прорезался по телефону сам Зудин.

— Где вы? Где вас черти носят? — не своим голосом заорал на него Фуллер, но Зудин лишь невнятно бормотал что-то насчет плохого самочувствия.

— Адрес! — взревел Фуллер.

Тут же была выслана машина, Зудин привезен в штаб и ему учинен допрос по всей форме. Прикрываясь носовым платком, он плел про поминки и лестницу и ни за что не хотел признаваться, как все было на самом деле.

— Да поймите же вы, — ходил вокруг него Фуллер. — Это подарок судьбы! Это надо использовать! Если бы этого не случилось, это стоило бы организовать! Покушение на кандидата в губернаторы, чуть не убит, чудом остался жив! Да мы сейчас такое вокруг этого закрутим! Но вы должны нам сказать, кто это сделал!

— Шегодня же шуббота, жапрещено по жакону, — шепелявил Зудин.

— Плевать на закон! Они тоже нарушили — в субботу опубликовали! Ввиду чрезвычайности ситуации мы обязаны сообщить общественности! Пусть потом подают в суд. Да кто будет подавать, когда мы победим? Победителей не судят. Давайте, Зудин, колитесь и побыстрее, у нас очень мало времени. Кто вас так отделал?

Чуть позже в штаб были приглашены собкоры общефедеральных каналов телевидения и уже к вечеру в Москву пошли репортажи о зверском покушении на кандидата в губернаторы Благополученской области Евгения Зудина, в котором обвинялась группа журналистов, якобы нанятых его соперниками Твердохлебом и Гавриловым. Фуллер потирал руки, Зудин не выходил из своего люкса и зализывал раны, в штабах Гаврилова и Твердохлеба одинаково материли столичное телевидение, а на квартире у Жоры Иванова сидела все та же теплая компания, попивала пиво и трепалась о том о сем. Телевизор у Жоры не работал.

Весь день и потом всю ночь шел дождь. Дождь в ноябре — обычная для Благополученска погода. В облизбиркоме боялись, что явка избирателей будет недостаточной, и, переговариваясь с районами, первым делом спрашивали: у вас дождь идет?

— Советская власть была не дура, когда назначала выборы на весну, — говорил сидевший в углу компьютерного центра пожилой дядечка, наблюдатель от местной ветеранской организации. — Весной все по-другому: природа оживает, вишни-яблони цветут, солнышко светит, ноги сами на улицу ведут — пройтись не спеша, с соседями поздороваться, поговорить. Придешь на избирательный участок, а там — музыка играет, пиво продают, все довольны, отчего ж не проголосовать!

— Да… — соглашается крупная дама в другом углу, наблюдатель от независимых профсоюзов. — Осенью какие выборы! В такой дождь хотя бы процентов 25 набралось!

— В Благополученске на 14 часов дня явка 31 %, — громко объявляет сидящий за компьютером невзрачный молодой человек в очках, и все, кто находится в помещении центра, удивленно качают головами и издают разнообразные возгласы: «О!», «Ты смотри!» и даже «Слава Богу!», хотя Бог тут, конечно, ни при чем.

Тем временем в пресс-центр облизбиркома, занимающий большой холл на том же этаже, что и центр компьютерной обработки данных, время от времени заглядывают журналисты разных областных и центральных газет, а также телевизионщики и радисты, чтобы выведать последние цифры все про ту же явку избирателей. Другого пока не знает никто. Результаты самого голосования начнут стекаться сюда только после десяти вечера, ближе к полуночи. Тогда в пресс-центр битком набьются все, кто днем лишь заглядывает на пару минут, и уж будут сидеть до победного конца, пока не выйдет сам председатель избиркома и не объявит имя нового губернатора.

К десяти вечера становится ясно, что выборы состоялись. Действительно, слава Богу! Все так устали от них, что, если бы пришлось начинать все сначала (не окажись нужной явки), вряд ли вообще удалось бы когда-нибудь закончить это мероприятие. Но явка, ко всеобщему удивлению, даже высокая — за 40 %, выше, чем была летом на выборах президента. Вот тебе и осень, вот тебе и дождь! Теперь надо набраться терпения и ждать, когда закончится подсчет голосов. Журналисты позанимали места в пресс-центре — кто у телевизора, кто поближе к телефону, кто, напротив, забился в угол и пытается даже вздремнуть. И, конечно, обычный журналистский треп — обо всем и ни о чем.

— Четвертая власть! Кто это придумал? Сама по себе пресса еще не есть власть. Газет пруд пруди, но по-настоящему могут влиять на происходящее одна-две. Деньги! Вот теперь настоящая власть. Если у вас есть деньги и при этом вы имеете свою газету, тогда — да, кое-что вы можете. Живой пример — господин Зудин и его вонючая газетенка «Боже упаси!». Обрушили на бедного избирателя водопад помоев по адресу основных конкурентов, а самого представили просто агнцем божьим. Если его не избрать, то вот прямо завтра в нашей отдельно взятой области наступит конец света. И вот увидите — изберут. Но что это все-таки будет — истинное волеизъявление или результат информационного террора?

— Если его изберут, это будет результат глупости наших избирателей — только и всего.

В пресс-центре появляется бородатый человек с листком бумаги и просит внимания. В Благополученске по трем из пяти районов данные такие: Твердохлеб — 43 %, Зудин — 39,5 %, Гаврилов — пока 7 % (в холле загудели), за остальных по одному и менее процента. Но данные будут еще меняться, так как посчитаны не все городские районы и пока не начинали считать сельские.

— Сколько у Рябоконя? — спросил кто-то из журналистов. Бородатый заглянул в бумажку:

— Пока что — одна целая одна десятая процента.

— А у Афендульева?

— Ноль целых, сорок пять сотых…

Бородатый уходит, начинается оживленное обсуждение первых цифр, никто не ожидал такого провала Гаврилова, думали, он будет идти в затылок за Твердохлебом, а тут…

Заговорили о Зудине.

— Смотри, догоняет! Неужели догонит? Вот дела-то будут…

— А я считаю, что настоящему журналисту власть в прямом смысле этого слова не нужна. Он должен властвовать над людьми духовно. Пиши так, чтобы люди зачитывались твоими материалами, чтобы ждали каждого следующего появления твоей подписи в газете, и чтобы то, что ты пишешь, влияло на них, но влияло бы положительно — делало их лучше, чище, удерживало бы от дурных поступков…

— Ты перепутал, приятель. Это работа священника, а не журналиста. Мы не проповеди должны сочинять, а всего лишь отражать жизнь, как она есть, со всеми ее гадостями и безобразиями.

— Вот-вот, некоторые сделали эти «гадости» своей профессией и льют их, не переставая, на голову бедных читателей.

— Что поделать, время такое.

Кто-то принес из буфета поднос с чаем и бутербродами.

— Избирком угощает!

— Сейчас бы чего-нибудь покрепче…

— А можно? У нас тут есть.

Небольшая группа сдвинула стулья поближе к окну и уселась тесным полукругом спинами к входу. Внутри полукруга тихо булькнуло, раздался негромкий звон сдвинутых стаканов, потом смех и вскоре компания снова мирно беседовала, как беседуют люди, у которых впереди вся ночь и спешить все равно некуда. Время от времени входил бородатый с новыми данными. Уже был полностью обсчитан Благополученск, и ситуация изменилась: теперь впереди был Зудин — 44 %, и чуть добавилось у Гаврилова — 8 %, одновременно началась обработка данных из других городов и сельских районов области, и сразу выяснилось, что они разительно отличаются от благополученских — везде с большим перевесом побеждает Твердохлеб. В Дарьянском районе, откуда он родом, за него проголосовали 85 % избирателей. Пришел кто-то из телевизионщиков и объявил: