Таким манером они прочесали половину палаточного городка: клетчатая рубашка впереди, Серафима, упорно державшая дистанцию, чуть поодаль. Через час журналистка уже умирала от жажды и проклинала активного преследователя… Точнее, человека, которого теперь преследовала она. А еще через час она вернула платье, получила обратно свою одежду и покинула крепость, очень собой довольная.

Итак, клетчатую рубашку она помучила и оставила с носом, правда, никакой пользы это не принесло. Но теперь она хотя бы знает, как выглядит этот ее преследователь, и в будущем будет осторожна.

Серафима обнаружила, что стерла ноги в кроссовках, запылилась с головы до ног и где-то ободрала коленку. Но больше всего ей сейчас хотелось пить. Литр воды со льдом, а лучше два. Поэтому она зашла в кафе, заказала воду, отдельно лед в низком стакане и полчаса наслаждалась, вынашивая планы мести один другого страшнее.

…Наутро обнаружилось, что вода и лед сыграли с Серафимой злую шутку. В зеркале отражалась красная опухшая физиономия с лихорадочно блестящими глазами. Пощупав лоб, девушка поняла, что у нее температура, а горло болело так, словно она вчера поужинала толченым стеклом.

– О нет, у меня ангина! – горестно просипела Серафима и отвернулась от жуткого отражения. Только этого ей сейчас не хватало для полного счастья!

К завтраку она спустилась, стараясь не попадаться никому на глаза. Ее видом сейчас можно было пугать впечатлительных детей, а как испугался бы Ник – и подумать было страшно. Поэтому Серафима забилась в угол, занавесила лицо волосами и попыталась не скончаться прямо за столом.

Холл быстро наполнялся людьми, и вскоре на нее никто уже не обращал внимания. Шумное польское семейство служило отличным прикрытием – они так громко переговаривались и суетились, что остальные постояльцы совершенно терялись на их фоне.

Горничная принесла клеклые оладьи с джемом и кружку кофе с молоком. Серафима без аппетита поела, каждой клеточкой ощущая, как поднимается температура.

Ника в столовой не было: наверное, отсыпается после бурной ночи. Или вообще уехал куда-нибудь. Зато присутствовали Жирдяй и Хорек, которые так и зыркали в сторону Серафимы. Обоих украшали ссадины, заработанные в недавней битве, так что взгляды были далеко не безобидными.

Под конец завтрака в столовую спустился муж красотки Камиллы. Он был в майке и спортивных штанах с растянутыми коленками, очки беспомощно задраны на лоб, а весь вид выражает недоумение и растерянность.

– Садитесь, пожалуйста, вон там свободный столик, – дружелюбно сказала одна из горничных, выходя из кухни с подносом.

– Да-да, – пробормотал тот невнятно, но садиться не стал, а замер столбом посреди холла.

Серафима отложила вилку и внимательно посмотрела на дядьку. Тот был явно напуган: руки тряслись, а лицо казалось совершенно белым, даже несмотря на свежий загар. Постояльцы дружно перестали жевать и уставились на беднягу.

– Чего это с ним? – громко спросила одна из женщин. – Напился, что ли?

– Н-не-не… – промычал дядька и помотал головой. – М-м-м… М-м-моя…

Язык ему не повиновался, и администраторша сорвалась с места.

– Вам плохо? Сердце? Галя, быстро валокордин!!!

Тот снова принялся мотать головой и даже замахал руками на администраторшу, но она вцепилась в мужика мертвой хваткой и тащила его за ближайший столик.

– Не упирайтесь, вам же нехорошо! Сядьте вот здесь… Галя, да где же валокордин?!

Примчалась напуганная до полусмерти горничная, трясущимися руками накапала лекарство в стакан с водой, и по холлу поплыл отвратительный больничный запах. Дядька залпом выпил воду, выдохнул и страдальчески скривился.

Все постояльцы как один забыли про блинчики с кофе и неотрывно наблюдали за бесплатным представлением. На их лицах был написан явный интерес.

– А что случилось-то? – поинтересовался Хорек на весь зал. – Опять кого-то убили?

Администраторша диким взглядом посмотрела на него, побледнела и тоже схватилась за сердце.

– Как – убили? – пролепетала она.

Серафиму с первой секунды начали мучить нехорошие предчувствия, но она только сейчас сообразила, отчего стало плохо несчастному мужику. Она живо представила труп в номере, с дырой в груди или кинжалом в спине и даже глаза закрыла от бессильного отчаяния.

– Ваша жена? – Администраторша попыталась осторожно навести справки. – Она в номере? С ней что-то случилось?

Муж Камиллы вдруг изменился в лице и закрыл лицо ладонями. В холле повисла напряженная тишина, только у кого-то выпала из рук вилка и с неуместно громким звоном грохнулась об пол.

– Галя, милицию! – слабо простонала администраторша. Потом резко поднялась, налила воды из графина и накапала валокордин, на этот раз себе.

– Да нас тут всех поубивают, как цыплят! – истерически воскликнула одна из «блестящих» девиц, а вторая разрыдалась, наверное, из солидарности с подругой.

А затем в холле началось светопреставление. Половина гостей громко требовала вернуть им деньги за испорченный отдых, вторая половина бурно обсуждала новое убийство, выдвигая версии одну другой оригинальнее, администраторша закатывала глаза и пребывала на грани обморока. И только польское семейство не принимало участия в общей суматохе, поскольку они не знали русского языка.

Из-за высокой температуры и головной боли Серафима воспринимала все происходящее словно сквозь туман. Звуки доносились как будто через слой толстой ваты, а перед глазами все плыло. Срочно в аптеку, иначе в гостинице обнаружится очередной покойник, а с ними здесь и так явный перебор!

Пока горничная названивала в милицию с телефона, стоящего на конторке, Серафима выползла из-за стола и побрела, пошатываясь, к лестнице. До третьего этажа она добиралась со скоростью раненой черепахи, с каждым шагом чувствуя, как темнеет в глазах.

Дверь номера была закрыта на два оборота. Несмотря на температуру и слабость, Серафима точно помнила, что, выходя к завтраку, поворачивала ключ в замке только один раз.

Что это за новости?!

В комнату она вошла чрезвычайно осторожно и даже с опаской, ожидая увидеть там все, что угодно, начиная от трупа невинно убиенного и заканчивая ордой вооруженных разбойников.

Но в номере было пусто. Серафима тщательно все осмотрела, лишь теперь оценив по достоинству убогий метраж своего жилища, не поленилась даже отдернуть шторку в душе и заглянуть под кровать. Вроде бы все было в порядке.

Открыв шкаф, Серафима полезла в чемодан, где хранила запасы наличности, и вдруг замерла. Вещи в шкафу лежали не так, как раньше. Стопка футболок была слишком ровной, вешалки кто-то сдвинул в одну сторону, явно пытаясь подобраться к чемодану, лежащему на дне шкафа, а в рюкзачке как будто торопливо рылись в поисках… неизвестно чего.

Так, теперь никаких сомнений: ее вещи осматривали, вот только кто? И зачем? Ничего интересного и привлекательного у нее нет: пара купальников, минимум косметики, не самый богатый гардероб, немножко денег – каждодневные траты строго ограничены, чтобы хватило до конца отпуска. Потом паспорт и удостоверение от газеты – на всякий случай. Ах да, еще «взломщицкие» игрушки и ужасающий рыжий парик – единственные компрометирующие ее доброе имя предметы.

Серафима села, закурила, но тут же закашлялась и погасила сигарету. Придется думать без допинга. Итак, кто мог побывать у нее в номере?

Самое простое объяснение – горничная, которая решила поживиться за счет постояльцев. Странная горничная: могла бы понять, что у человека, который снимает номер размером со скворечник, денег нет и не будет. Лучше бы обратила внимание на люксы!

Второй вариант – Агата, прознавшая о том, что Серафима вчера наведалась в ее номер, и решившая взять реванш. Но смысла в этом было еще меньше, чем в поисках несметных богатств в ее древнем чемодане.

И вариант номер три – эхо алмазной истории. На этом месте Серафима поняла, что дальше она думать не хочет. Три трупа – шутка ли! И она вовсе не горела желанием стать четвертым.