Сильно сказано. Никто никогда не выражал более честно свою враждебность
по отношению к личности. Эта ненависть глубоко укоренена в
фундаментальном дуализме философии Платона. Личность и ее свободу он
ненавидит так же сильно, как смену отдельных впечатлений, разнообразие
меняющегося мира чувственных вещей. В сфере политики личность для
Платона — сам сатана.
Изложенную по сути своей антигуманистическую и антихристианскую
установку Платона постоянно идеализируют. Ее считали гуманной,
отвергающей себялюбие, альтруистической и христианской. Например,
Э. Ингленд6.35 первый из этих
двух фрагментов из «Законов» называет «страстным обличением
себялюбия». Примерно то же говорит Э. Баркер, касаясь теории
справедливости Платона. Он утверждает, что целью Платона была «замена
себялюбия и гражданского разлада гармонией» и что «в учении Платона,
таким образом, возрождается былая гармония интересов государства и
личности — причем возрождается на новом, более высоком уровне, будучи
возвышена до сознательного чувства гармонии». Нетрудно объяснить эти и
многие другие утверждения, если вспомнить, что Платон отождествлял
индивидуализм и эгоизм: поэтому все платоники полагают, что
антииндивидуализм — это то же самое, что и бескорыстие. Такое
отождествление — бесспорное достижение антигуманистической пропаганды,
надолго (вплоть до наших дней) запутавшее рассуждения на этические
темы. Мы должны понять, что те, кого обманывает это отождествление и
соответствующие громкие слова, кто превозносит Платона как учителя
нравственности и заявляет, что его этика ближе всех к христианству в
дохристианском мире, — все они открывают дорогу тоталитаризму и глубоко
нехристианскому, тоталитарному истолкованию христианства. А это очень
опасно: ведь уже случалось, что в христианстве господствовали
тоталитаристские идеи, существовала инквизиция, и она может вернуться,
сменив обличье.
Следовало бы назвать еще несколько причин, заставляющих простодушных
людей убеждать себя в гуманности намерений Платона. Одна из них состоит
в том, что Платон, расчищая почву для своих коллективистских теорий,
обычно начинает с максимы или пословицы (имеющей, по-видимому,
пифагорейское происхождение): «у друзей все общее»6.36. Без сомнения, это — возвышенное, превосходное и
лишенное себялюбия изречение. Можно ли заподозрить, что рассуждение,
начинающееся с такого похвального утверждения, приведет к совершенно
антигуманному заключению? Другая важная причина состоит в том, что в
диалогах Платона содержится немало подлинно гуманистических изречений —
особенно в диалогах, предшествовавших «Государству», т. е. в тех, в
которых еще заметно влияние Сократа. Напомню учение Сократа, изложенное
в «Горгии», где утверждается, что лучше страдать от несправедливости,
чем причинять ее. Очевидно, что это учение отмечено не только
альтруизмом, но и индивидуализмом: ведь в коллективистской теории
справедливости, например, той, что изложена в «Государстве»,
несправедливость — это действие, направленное против государства, а не
против отдельного человека, и хотя человек может совершить
несправедливость, от нее пострадает только коллектив. Однако в «Горгии»
нет ничего подобного. Здесь предлагается совершенно обычная теория
справедливости, причем «Сократ» (вероятно, наделенный многими чертами
настоящего Сократа) приводит такие примеры несправедливости, как
пощечина, нанесение ран или убийство. Слова Сократа о том, что лучше
страдать от таких действий, чем их совершать, действительно очень близки
христианскому учению, а его теория справедливости соответствует духу
Перикла. (В главе 10 мы попытаемся это объяснить.)
В «Государстве» же развивается новое учение о справедливости, которое не
только несовместимо с индивидуализмом, но совершенно ему
враждебно. Однако читатель может легко поверить, что Платон все еще
привержен учению, предложенному в «Горгии», так как в «Государстве»
Платон часто намекает на эту теорию, говоря, что лучше страдать от
несправедливости, чем ее совершать, несмотря на бессмысленность этого
изречения с точки зрения развиваемой им коллективистской теории
справедливости. Более того, в «Государстве» оппоненты «Сократа»
выступают за противоположную теорию, т. е. за то, что причинять
несправедливость — благое и приятное занятие, а страдать от нее —
дурно. Такой цинизм, конечно же, вызовет у гуманистов неприязнь, и когда
Платон устами Сократа говорит о своих целях: «Я боюсь, что будет
нечестиво, присутствуя при поношении справедливости, уклоняться от
помощи ей»6.37, то доверчивый
читатель убеждается в хороших намерениях Платона и готов следовать за
ним повсюду.
Заверения Платона приобретают еще большую силу потому, что за ними,
оттеняя их, следуют циничные и себялюбивые речи Фрасимаха, изображенного
в виде мерзкого политического авантюриста6.38. При этом читателя вынуждают отождествить
индивидуализм и подход Фрасимаха и придти к выводу о том, что борющийся
с этой позицией Платон выступает против всех бытовавших в то время
подрывных и нигилистических взглядов.
Не следует, однако, в страхе отшатываться от индивидуалистического
пугала в образе Фрасимаха (кстати, его портрет во многом напоминает
современные попытки приписать коллективистам отталкивающие черты
«большевика») с тем, чтобы впасть в другую форму варварства — более
реальную и более опасную в силу ее меньшей очевидности. Ведь Платон
заменяет учение Фрасимаха о том, что право на стороне сильного, не менее
варварским учением о том, что право на стороне всего, что повышает
устойчивость и силу государства.
Подведем итоги. Платона, в силу его радикального коллективизма, совсем
не интересует проблема, которую обычно называют проблемой
справедливости, т. е. беспристрастная оценка несогласующихся требований
отдельных лиц. Не занимает его и то, как индивидуальные требования
привести в соответствие с требованиями государства. Действительно, все
индивидуальное у него занимает подчиненное положение: «Я установлю
законы, приняв в расчет все то, что наиболее полезно всему государству и
всему роду в целом, — говорит Платон. — Этой цели я справедливо подчиню
интересы каждого отдельного гражданина»6.39. Платона заботит только коллективное целое как
таковое, для которого справедливость есть не что иное, как здоровье,
единство и стабильность коллектива.
