Вместе с тем, один элемент такой концепции является истинным, а
именно — все научные описания фактов в значительной степени
избирательны, или селективны, они всегда зависят от соответствующих
теорий. Эту ситуацию лучше всего можно описать, сравнивая науку с
прожектором (я обычно говорю о «теории науки как прожектора» в
противоположность «теории черпающего сознания»25.3). Что высветит прожектор — зависит от его
расположения, от того, куда мы его направляем, от его яркости, цвета
и т. д., хотя то, что мы увидим, в значительной степени зависит и от
вещей, которые он освещает. Аналогично, научное описание существенно
зависит от нашей точки зрения, наших интересов, связанных, как
правило, с теорией или гипотезой, которые мы хотим проверить, но оно
также зависит и от описываемых фактов.
Теорию или гипотезу можно представить как кристаллизацию
определенной точки зрения. Действительно, если мы попытаемся
сформулировать некоторую нашу точку зрения, то предлагаемая
формулировка обычно выступает в виде рабочей гипотезы, то есть
предварительного допущения, функция которого заключается в том,
чтобы помогать отбирать и упорядочивать факты. Поскольку ни одна
теория не является окончательной и всякая теория помогает нам
отбирать и упорядочивать факты, то ясно, что любая теория или
гипотеза есть всегда рабочая гипотеза в этом смысле. Такой
избирательный, или селективный, характер научного описания делает
его в определенном смысле «относительным», но только в том смысле,
что мы могли бы предложить не такое, а другое научное описание, если
наша исходная точка зрения была бы иной. Принятая нами точка зрения
может также влиять и на нашу веру в истинность того или иного
научного описания, но она не влияет на вопрос об истинности или
ложности, этого описания — истина не является «относительной» в этом
смысле25.4.
Причиной избирательности любого научного описания является, грубо
говоря, бесконечное богатство и многообразие возможных фактуальных
аспектов нашего мира. Для того, чтобы описать это бесконечное
богатство, в нашем распоряжении имеется лишь конечное число конечных
последовательностей слов. Поэтому мы можем описывать мир сколь
угодно долго, но наше описание всегда будет неполным, избирательным
и, к тому же, в него всегда будет включена лишь небольшая часть того
множества фактов, которое в принципе может быть описано. Это
свидетельствует не только о том, что невозможно избежать
избирательной, или селективной, точки зрения, но и о том, что
совершенно нежелательно пытаться это делать. Если бы мы попытались
так поступить, мы получили бы не более «объективное» описание, а
просто массу совершенно несвязанных между собой утверждений. Поэтому
некоторая исходная точка зрения совершенно необходима, а наивные
попытки обойтись без нее могут только привести к самообману и к
некритическому использованию какой-то неосознанной точки зрения25.5. Все сказанное в высшей
степени верно в случае исторического описания с его «неисчерпаемым
предметом исследования», как охарактеризовал его А. Шопенгауэр25.6.
Таким образом, и в истории, и в науке мы не можем избежать принятия
той или иной исходной точки зрения, а вера в то, что мы можем это
сделать, неизбежно ведет к самообману и утрате критического взгляда
на вещи. Разумеется, это не означает, что мы можем по нашему
собственному усмотрению фальсифицировать все, что бы мы ни пожелали,
или пренебрежительно относиться к вопросам истинности. Каждое
историческое описание фактов является либо истинным, либо ложным
независимо от того, насколько трудно нам решить вопрос о его
истинности или ложности.
Положение истории до некоторой степени сходно с положением
естественных наук, например физики. Однако, если мы сравниваем роль,
которую играет «точка зрения» в истории, с ее ролью в физике, то
обнаруживаем большое различие. В физике «точка зрения» обычно
выступает в форме физической теории, которую можно проверить с
помощью новых фактов. Для истории же эта проблема не является столь
простой.
II
Рассмотрим более подробно роль теорий в естественной науке, например
в физике. Физические теории имеют ряд взаимосвязанных задач, в
частности, они помогают унифицировать науку, а также объяснять и
предсказывать события. В связи с задачами объяснения и предсказания
мне следует, пожалуй, процитировать одну из моих работ25.7: «Дать причинное объяснение
некоторого события — значит дедуцировать описывающее это событие
высказывание (оно будет называться предсказанием), используя в
качестве посылок некоторые универсальные законы вместе с
определенными сингулярными высказываниями, которые можно назвать
исходными условиями. Например, можно сказать, что мы дали причинное
объяснение разрыва некоторой нити, если мы обнаружили, что эта нить
может выдержать груз в один фунт, а к ней был подвешен груз в два
фунта. При аналие этого причинного объяснения мы обнаружим в нем две
различные составные части. (1) Принимается некоторая гипотеза,
носящая характер универсального закона природы. В рассматриваемом
примере она такова: "Всегда, когда нить подвергается натяжению,
которое превышает определенный максимум, допустимый для данной нити,
она рвется". (2) В качестве допущений принимаются сингулярные
высказывания (исходные условия), относящиеся только к данному
обсуждаемому событию. В нашем примере можно выделить два таких
высказывания: "Максимальный груз, который может выдержать данная
нить, равен одному фунту" и "Груз, подвешенный к этой нити, равнялся
двум фунтам". Таким образом, мы имеем два различных вида
высказываний, которые вместе дают полное причинное объяснение, то
есть: (1) универсальные высказывания, имеющие характер законов
природы, и (2) сингулярные высказывания, относящиеся к отдельным
случаям, о которых идет речь, то есть исходные условия. Теперь из
универсальных законов (1) с помощью исходных условий (2) мы можем
вывести следующее сингулярное высказывание (3): "Эта нить
порвется". Это заключение (3) можно назвать сингулярным
предсказанием. Исходные условия (или, более точно — описываемые ими
ситуации) обычно называют причиной рассматриваемого события, а
предсказание (или, скорее, событие, описываемое в предсказании) —
следствием. Например, мы говорим, что подвешивание груза в два фунта
к нити, способной выдержать груз только в один фунт, явилось
причиной разрыва этой нити».
Такой анализ причинного объяснения позволяет уяснить
следующее. Во-первых, никогда нельзя говорить о причине и следствии
в абсолютном смысле, но можно сказать, что одно конкретное событие
есть причина другого события, являющегося следствием первого в
соответствии с некоторым универсальным законом. Универсальные же
законы очень часто настолько тривиальны (как в приведенном примере с
разрывом нити), что, как правило, принимаются нами как нечто само
собой разумеющееся и их применение не требует каких-то серьезных
сознательных усилий. Во-вторых, применение теории в целях
предсказания какого-то конкретного события есть всего лишь другой
аспект ее использования для объяснения этого события. Кроме того,
наш анализ показывает, как можно проверять теории. Мы проверяем
теорию, сравнивая предсказанные ею события с событиями, наблюдаемыми
в действительности. Применяем ли мы теорию для объяснения,
предсказания или проверки — это зависит от того, что нас интересует,
и от того, какие высказывания мы принимаем в качестве допущений.