Поставленные Платоном задачи в области образования совершенно те же
самые. Здесь он преследует чисто политическую цель стабилизации
государства путем смешивания в характере правителей элементов
неистовства и мягкости. Две дисциплины, изучавшиеся детьми
представителей греческих высших классов, — гимнастика и музыка
(последняя понималась в широком смысле и включала в себя изучение всей
литературы), Платон соотносит с двумя элементами характера —
неистовством и мягкостью. «Разве ты не замечал, — спрашивает Платон4.36, — каким бывает духовный склад
у тех, кто всю жизнь посвятил гимнастике и вовсе не касался мусического
искусства? И каков он у людей, им противоположных? Занимающиеся только
гимнастикой становятся грубее, чем следует, а занимающиеся одним только
мусическим искусством — настолько мягкими, что это их не украшает… А
наши стражи должны обладать обоими этими природными свойствами… Я бы
сказал, бог даровал людям два искусства: мусическое искусство и
гимнастику, но не ради души и тела, а ради яростного и философского
начал в человеке… Главные образцы воспитания и обучения пусть будут у
нас такими», — заключает Платон.
Хотя Платон отождествляет душевную мягкость с предрасположенностью к
философии и хотя в завершающих частях «Государства» философия занимает
доминирующее положение, он вовсе не склоняется в пользу душевной
мягкости или музыкального, т. е. литературного образования. Его
беспристрастность в уравновешивании двух душевных элементов особенно
очевидна, когда он призывает к серьезнейшим ограничениям литературного
образования по сравнению с тем, что в его годы было принято в
Афинах. Это, конечно, отражает его общее предпочтение Спарты
Афинам. (Крит, его другая модель, был настроен против музыки еще более
решительно, чем Спарта4.37.)
Политические принципы литературного образования Платона основаны на
простом сравнении Афин и Спарты. Он видел, что Спарта обращалась со
своим человеческим стадом излишне жестоко, что, по его мнению, являлось
симптомом или даже признанием слабости4.38, а потому и симптомом начинающегося вырождения
господствующего класса. Афины, наоборот, обращались с рабами слишком
либерально и расслабленно. Платон решил, что это является
доказательством того, что спартанцы чрезмерно увлекались гимнастикой, а
афиняне — музыкой. Эта простая оценка помогла ему легко определить то,
что, по его мнению, являлось подлинной мерой или подлинной смесью двух
элементов в системе образования наилучшего государства и сформулировать
принципы политики в области образования. С точки зрения афинян это не
могло означать ничего, кроме требования удушить литературное образование
по примеру Спарты с ее жестким контролем литературы4.39. Суровой цензурой
контролировалась не только поэзия, но и музыка как таковая, которые,
внушая молодежи понятие о классовой дисциплине и классовых интересах4.40, должны были укреплять
стабильность государства. Платон даже забывает о том, что функция музыки
состоит в том, чтобы смягчать нравы молодежи, требуя, чтобы музыка
делала их храбрее, т. е. неистовее. (Принимая во внимание, что Платон
был афинянином, его аргументы, касающиеся собственно музыки, кажутся мне
почти невероятными в их суеверной нетерпимости, особенно при сравнении с
более просвещенной современной ему критикой4.41. Однако даже теперь многие музыканты на его
стороне, возможно потому, что им льстит его высокое мнение о вечности
музыки, т. е. о ее политическом значении. То же самое можно сказать о
педагогах и даже о многих философах, поскольку Платон требовал, чтобы
они управляли государством. Это требование мы рассмотрим в главе 8.)
Политический принцип Платона, определяющий характер духовного
образования, т. е. сохранение стабильности государства, определяет также
и характер образования физического. Цель физического образования у
Платона — типично спартанская. Если афинский гражданин получал общее
всестороннее образование, то Платон требует, чтобы представители
правящего класса обучались как профессиональные воины, готовые сражаться
против внутренних и внешних врагов. Детей обоих полов, повторяет он
дважды, «надо брать и на войну — конечно, зрителями, на конях, а где
безопасно, так и поближе; пусть они отведают крови, словно щенки»4.42. Формула одного современного
писателя, назвавшего тоталитарную систему образования «интенсивной и
непрерывной формой мобилизации», хорошо описывает всю платоновскую
теорию обучения.
Таков набросок платоновской теории наилучшего, или древнейшего,
города-государства, обращавшегося со своим человеческим стадом так, как
мудрый, но жестокосердный пастух обращается со своими овцами: не слишком
жестоко, но с подобающим презрением… Платоновское описание такого
города-государства действительно превосходно и в качестве анализа
спартанских социальных институтов и условий их стабильности или
нестабильности, и в качестве попытки реконструировать жесткие древние
формы племенной жизни. (В этой главе я рассматриваю только дескриптивные
аспекты этого анализа. Этические аспекты будут рассмотрены позднее.) Я
полагаю, что многое из того, что исследователи относят к мифологическим
или утопическим спекуляциям Платона, следует истолковывать в качестве
данного им социологического описания и анализа. Если, например, мы
вспомним его миф о триумфальном шествии военной орды, поработившей
оседлое население, то вынуждены будем отметить, что с точки зрения
дескриптивной социологии он очень удачен. На самом деле, его можно даже
понять в качестве интересной (хотя, вероятно, слишком общей) современной
теории происхождения государства, в соответствии с которой
централизованная и организованная политическая власть обычно появляется
в результате такого завоевания4.43. Описаний подобного рода в платоновских работах,
по-видимому, даже больше, чем мы можем предположить.