Не позаботившись даже надеть баллоны, Барнум сделал глубокий вдох, направил луч подводного фонаря перед собой и поднялся к поверхности футах в пятидесяти в стороне. Он поднимался в естественном темпе, одновременно выдыхая воздух. Его маленькая надувная лодка с жестким алюминиевым корпусом мирно покачивалась на волнах там, где он поставил ее днем на якорь, на безопасном расстоянии от подводного дома. Он подплыл к лодке, влез в нее и вытащил якорь. Затем включил зажигание, запустил два стопятидесятисильных подвесных мотора «меркурий» и, едва касаясь воды, полетел к судну, чья надстройка была ярко освещена множеством прожекторов и несла на себе ходовые огни – красный и зеленый.

Океанские суда обычно красят в белый цвет с красной, черной или синей продольной полосой. Некоторые грузовые суда – таких немного – предпочитают оранжевую цветовую гамму. Но только не «Морская фея». Как и все остальные суда, принадлежащие Национальному подводному и морскому агентству, она вся, от носа до кормы, была выкрашена в яркий бирюзовый цвет. Именно этот цвет выбрал для своих судов отважный директор агентства адмирал Джеймс Сэндекер. Он стремился сделать их отличными от всех остальных судов, бороздящих моря. Мало кто из моряков мог не узнать любое из судов НУМА, встретив его в море или в порту.

«Морская фея» для судов своего типа была крупным судном. Она насчитывала 308 футов в длину и 65 футов в ширину. Это судно, представлявшее собой во всех отношениях последнее слово техники, начинало свою жизнь как арктический ледокольный буксир. Первые десять лет жизни «Морская фея» провела в северных полярных морях, где вытаскивала поврежденные суда из ледяных полей и боролась с ледяными штормами. Она способна была пробить себе путь через сплошное поле шестифутового льда и отбуксировать авианосец, при этом не теряя устойчивости хода.

Когда Сэндекер купил ее для НУМА, «Морская фея» была еще в расцвете жизненных сил. Он приказал переоборудовать ее в сверхуниверсальное океанское исследовательское и водолазное судно. Для ремонта и реконструкции «Морской феи» не жалели ничего. Электронику и автоматизированную систему управления и связи специально для нее разрабатывали инженеры НУМА. Судно обладало первоклассными лабораториями, вполне приемлемым рабочим пространством и низкой вибрацией. Его компьютерные сети могли вести мониторинг, собирать и передавать обработанные данные в лаборатории НУМА в Вашингтоне для немедленного анализа, в результате которого проведенные исследования превращались в жизненно важные знания об океане.

На «Морской фее» были установлены самые передовые двигатели, какие только могла дать современная технология. Два больших магнито-гидродинамических двигателя могли разогнать ее на спокойной воде до скорости почти в сорок узлов[9]. И если прежде она способна была буксировать по бурному морю авианосец, то теперь она без особого напряжения утащила бы целых два. Ни одно исследовательское судно ни в одной стране мира не могло соперничать с ее грубоватой изысканностью.

Барнум гордился своим судном. Это был не просто один из тридцати исследовательских кораблей НУМА, это было самое уникальное из судов агентства. В свое время адмирал Сэндекер именно Барнуму поручил заниматься переоборудованием «Морской феи», и тот с радостью подчинился, особенно когда адмирал сказал ему, что о средствах можно не беспокоиться. Барнум не упустил ни одной детали и теперь не сомневался, что пост командира «Морской феи» – вершина его морской карьеры.

Не меньше девяти месяцев в году «Морская фея» проводила в рейсе, далеко от дома, и ученые на ней сменялись с каждым новым проектом. Остальные три месяца занимал переход к месту работы и обратно, техническое обслуживание в доке и доработка судового оборудования и приборов с учетом новых технических достижений.

Приближаясь к судну, Барнум в который раз оглядел его восьмиуровневую надстройку и огромный кран на корме. Именно с его помощью был опущен на дно подводный дом «Рыбы», именно он поднимал из воды автоматические зонды и погружаемые аппараты с людьми. Капитан внимательно осмотрел громадную вертолетную площадку, поднятую над бушпритом, и целый лес всевозможных коммуникационных и спутниковых устройств, выросший вокруг внушительного купола, в котором был размещен полный набор радарных систем.

Барнум повернул вдоль борта и переключил свое внимание на управление лодкой. Как только он заглушил двигатели, из-за борта показалась стрела небольшого крана и опустился трос с крюком на конце. Капитан зацепил крюком подъемный строп и подождал, пока лодку поднимут на борт.

Оказавшись на палубе, Барнум первым делом отнес загадочный объект в просторную корабельную лабораторию и вручил двум студентам-интернам из Школы морской археологии Техасского университета.

– Очистите эту штуку, насколько сможете, – сказал Барнум. – Но очень осторожно. В принципе она может оказаться весьма ценным артефактом.

– Похоже на старый горшок, залепленный грязью, – заметила светловолосая девушка в обтягивающей футболке Техасского университета. Было очевидно, что перспектива чистить артефакт ее не особенно прельщает.

– Вовсе нет, – сказал Барнум ледяным тоном. – Никогда не знаешь, какие жуткие тайны скрывает коралловый риф. Так что берегитесь злого духа, который сидит внутри.

Довольный тем, что последнее слово осталось за ним, Барнум повернулся и зашагал к своей каюте. Студенты подозрительно поглядели ему в спину, а затем повернулись и принялись рассматривать вазу.

К десяти часам того же вечера вертолет с вазой на борту уже был в воздухе и направлялся в аэропорт. Санто-Доминго в Доминиканской Республике. Там вазу планировалось погрузить на борт реактивного лайнера и отправить прямым рейсом в Вашингтон.

Тридцатиэтажное здание штаб-квартиры НУМА располагалось на восточном берегу Потомака с видом на Капитолий. Ее вычислительный центр на десятом, этаже напоминал звукозаписывающую студию из научно-фантастического голливудского фильма. Хозяином всей этой замечательной площадки был Хайрем Йегер, главный маг-компьютерщик НУМА. На разработку и создание самой крупной в мире морской библиотеки Йегер в свое время получил от Сэндекера карт-бланш и работал без какого бы то ни было вмешательства и финансовых ограничений. Ему удалось собрать, систематизировать и каталогизировать громадное количество данных по всем известным научным проектам: работы, исследования, анализы – все, что удалось отыскать, начиная с древнейших записей и до настоящего времени. Нигде в мире больше не существовало ничего подобного.

Вычислительный центр представлял собой обширное открытое пространство. Йегер в отличие от руководителей большинства правительственных и корпоративных вычислительных центров считал, что индивидуальные кабинки губительны для эффективной работы. Сам он дирижировал работой своего огромного комплекса из-за большой кольцевой панели, установленной на возвышении в центре. Единственным посторонним включением в вычислительный центр, не считая конференц-зала и уборных, была круглая прозрачная труба размером со стенной шкаф, установленная сбоку от ряда мониторов, окружающих консоль панели управления Йегера.

Йегеру так и не удалось окончательно превратиться из хиппи в образцового служащего. Он по-прежнему не носил деловых костюмов и одевался в джинсы, джинсовую же куртку и очень старые, поношенные ковбойские сапоги. Он собирал седеющие волосы в хвост и смотрел на свои обожаемые мониторы через старомодные очки. Как ни странно, но жизнь маг-компьютерщик НУМА вел совсем не такую, какую можно было бы вообразить по его внешнему виду.

У Йегера была жена – красивая женщина, к тому же признанный художник. На своей ферме в Шарпсберге, штат Мэриленд, Йегеры разводили лошадей. Две их дочери учились в частной школе и планировали после ее окончания продолжить обучение в том колледже, в каком захотят. Сам Йегер ездил в штаб-квартиру НУМА и обратно на дорогом «BMW V-12», а его жена предпочитала возить девочек и их подружек в школу и на вечеринки на «Кадиллаке-эспланада».