Ганн покачал головой.

– Это не объясняет, каким образом Дирк и Саммер обнаружили ее участки на отмели Навидад – в Атлантике, по другую сторону от Доминиканской Республики.

Додж пожал плечами.

– Должно быть, какую-то ее часть отнесло ветрами и течениями через пролив Мона между Гаити и Пуэрто-Рико, а уж после этого занесло на отмель Навидад.

– Что бы ни содержалось в этом вашем коктейле, – сказала Рене, поднимая знамя зашиты окружающей среды, – от него вода становится вредной и опасной для всех, кто ее использует, – для людей, зверей, рептилий, рыб, даже для птиц, которые на нее садятся, не говоря уж о микроорганизмах.

– Что ставит меня в тупик, – пробормотал Додж, продолжая свою мысль так, как будто не слышал слов Рене, – так это то, что смесь с консистенцией ила способна сплотиться в единую массу, которая проходит огромные расстояния на глубине не более ста двадцати футов от поверхности и не распадается. – Говоря это, он делал в блокноте какие-то заметки. – Я подозреваю, что в распространении мути играет роль соленость морской воды. Этим же, возможно, объясняется тот факт, что муть не опускается на дно.

– Это не единственная странность в данной истории, – заметил Джордино.

– Поясни, – мягко подтолкнул его Питт.

– Температура воды семьдесят пять градусов, на добрые пять градусов ниже нормы для этой части Карибского моря.

– Еще одна загадка, – устало пробормотал Додж. – Нигде не зафиксировано, чтобы температура здесь когда-нибудь падала так низко.

– Все же вы многое узнали, – похвалил химика Ганн. – Мы возьмем пробы, и пусть лаборатория НУМА в Вашингтоне ищет ответы на загадки. Наша задача теперь – выяснить источник этой дряни.

– Единственный способ сделать это – идти по следу, двигаться все время в сторону наибольшей концентрации, – сказала Рене.

Питт устало улыбнулся.

– За этим мы сюда и приехали... – Он внезапно прервал свою речь и застыл, уставившись куда-то вперед сквозь ветровое стекло. – За этим, – тихо проговорил он чуть позже, – и ради визита в Диснейленд.

– Тебе лучше немного поспать, – спокойно заметил Джордино. – Ты начинаешь заговариваться.

– Здесь никакой не Диснейленд, – сказала Рене, подавляя зевок.

Питт обернулся и кивком головы указал на море прямо по курсу судна.

– Тогда почему нам вот-вот предстоит участвовать в постановке «Пиратов Карибского моря»?

Все головы повернулись одновременно. Все глаза уставились на горизонт, где кончалась темная вода и начинались звезды. Там виднелось слабое желтоватое свечение. По мере того как «Поко-Бонито» деловито шлепал вперед, яркость свечения постепенно возрастала. Люди замерли в молчании, а свечение медленно материализовалось в туманные очертания старинного парусного корабля. С каждой минутой корабль становился все отчетливее.

На мгновение им показалось, что они сходят с ума, но тут Питт негромко и бесстрастно произнес:

– А я-то гадал, скоро ли появится старина Ли Хант?

Настроение на борту внезапно изменилось. Почти минуту никто не двигался с места и не произносил ни слова. Все неотрывно смотрели на странное явление. Наконец Ганн нарушил молчание:

– Тот самый пират Хант, о котором нас предупреждал адмирал?

– Нет, буканьер Хант.

– Все это не может быть настоящим! – Рене в ужасе смотрела, отказываясь верить своим глазам. – Неужели перед нами на самом деле корабль-призрак?

Губы Питта изогнулись в рассеянной улыбке.

– Только в глазах зрителей. – И он процитировал «Поэму о старом моряке» Колриджа:[20] – «И тихо призрачный корабль опять в моря уплыл».

– Кто такой этот Хант? – спросил Додж с трепетом в голосе.

– Буканьер, который орудовал в Карибском море с 1665 по 1680 год. В 1680 он был захвачен кораблем Британских военно-морских сил и скормлен акулам.

Не желая видеть перед собой жуткий фантом, Додж отвернулся. Его мозг отказывался это воспринимать. Он пробормотал через силу:

– В чем разница между пиратом и буканьером?

– Очень небольшая, – пояснил Питт. – Пират – это общий термин для обозначения британских, голландских, французских моряков, которые захватывали торговые суда ради сокровищ и денег. Слово «буканьер» произошло от французского слова, обозначающего барбекю. Ранние буканьеры коптили и высушивали мясо для корабельных припасов. В отличие от приватиров, действовавших в соответствии с законными патентами своего правительства, буканьеры, не имея никаких бумаг, нападали на любые суда, преимущественно испанские. Еще их называли флибустьерами.

До призрачного судна оставалось всего полмили, и оно быстро приближалось. Зловещее желтое свечение придавало ему совершенно сюрреалистический вид. По мере того как корабль подходил ближе и детали проступали все яснее, на борту фантома стали слышны человеческие голоса и крики.

Это был трехмачтовый барк с прямыми парусами и небольшой осадкой – любимое судно всех пиратов до XVIII века. Его развернутые марсели и фок были полны несуществующим ветром. Верхняя палуба пиратского корабля несла десять пушек – по пять с каждого борта. На квартердеке стояли люди в банданах и яростно размахивали саблями. Высоко на грот-мачте развевался громадный черный флаг с дьявольски ухмыляющимся черепом, из которого сочилась кровь. Причем флаг развевался так, как если бы корабль шел навстречу сильному ветру.

Выражение лиц людей, находившихся в этот момент на борту «Поко-Бонито», варьировалось от растущего ужаса и дурных предчувствий до отрешенного задумчивого созерцания. Джордино смотрел на призрак с отвращением, как на холодную пиццу, а Питт разглядывал его в бинокль с видом человека, получающего удовольствие от просмотра фантастического фильма. Затем он опустил бинокль и рассмеялся.

– Вы с ума сошли? – резко спросила Рене.

Он передал ей бинокль.

– Взгляните на человека в алом камзоле с золотой перевязью. Он стоит на квартердеке. Взгляните и скажите, что вы видите.

Она поднесла бинокль к глазам.

– На нем шляпа с перьями.

– Чем он еще отличается от остальных?

– У него деревянная нога и крюк вместо правой руки.

– Не забудьте повязку на глазу.

– Да. Это тоже.

– Не хватает только попугая на плече.

Рене опустила бинокль.

– Я не понимаю.

– Вам не кажется, что он несколько стереотипен?

Ганн, старый морской волк, прослуживший пятнадцать лет на кораблях ВМС, почувствовал смену курса корабля-призрака, наверное, раньше, чем тот начал маневр.

– Он идет прямо на нас.

– Надеюсь, они не собираются дать по нам бортовой залп, – наполовину в шутку, наполовину всерьез заметил Джордино.

– Жми на газ и протарань его посередине, – скомандовал Питт Ганну.

– Нет! – задохнулась Рене, пораженно и непонимающе уставившись на Питта. – Это самоубийство!

– Я с Дирком, – как верный оруженосец, заявил Джордино. – Я бы даже сказал так: вставь этим молокососам по самое некуда!

Ганн начал понимать, что подразумевает Питт, и по его лицу медленно расползлась улыбка. Он встал к штурвалу и дал двигателям полный ход. Нос «Поко-Бонито» приподнялся над водой на добрых три фута. Суденышко рванулось вперед, как скаковая лошадь, которую кольнули в зад вилами. Через сотню футов оно уже летело над водой со скоростью пятьдесят узлов. Ганн правил прямо в левый борт пиратского корабля. Орудия, выставленные в порты, выстрелили. Из стволов вырвались длинные языки пламени. Гром выстрелов эхом разнесся над водой.

Один быстрый взгляд на экран радара – и Питт бросился в каюту за прибором ночного видения. Меньше чем через минуту он вновь появился на палубе и поманил Джордино за собой на крышу ходовой рубки. Тот без малейшего колебания полез следом за ним по трапу. Они улеглись на крыше, опершись локтями для большей устойчивости прибора, и принялись по очереди смотреть в него, передавая один другому. Как ни странно, смотрели они не на светящийся фантом, а куда-то в темноту впереди и позади него.