Через восемнадцать часов Пентагон секретной депешей донес до старших офицеров весть о том, что спутники зарегистрировали в Вайоминге, Колорадо, Неваде и Техасе несколько ядерных вспышек, однозначно указывающих на применение ядерного оружия массового поражения. Так как Пентагон еще не отдавал приказов применять именно это оружие, становилось понятно: американцы в глубоком тылу противника не могут сдержать натиск иными силами и прибегли к крайней мере. Отчего-то многих офицеров успокаивало то, что, судя по слухам, китайцы и русские тоже взорвали несколько ядерных бомб на территории своих стран. Еще о китайцах говорили, что они пытаются прорваться к Японским островам, эвакуируя население, но японцы расстреливают их корабли задолго до подхода к своим берегам.

Через двадцать два часа десять минут Пентагон все же отдал приказ на применение тактических ядерных зарядов малой мощности. Бронетанковые группировки у Бирмингема и Цинцинатти изготовились для экстренной переброски и последующей контратаки сквозь бомбардируемые территории. Контратака была необходима, чтобы прорваться к городам Индианаполису и Сент-Луису, с которыми удалось установить связь. У Индианаполиса в осаде находились несколько механизированных корпусов, а в Сент-Луисе войска защищали оружейные заводы и военно-воздушную базу, потерять которые ой как не хотелось.

Через двадцать четыре часа не осталось никого, кто бы не верил: наступил Судный День. К тому же, подтвердился слух, что местами военных действий стали вовсе уж неподходящие для этого места — кладбища. Многие видели, как трупы умерших людей выбирались из могил; в крупных городах, где все еще велись уличные бои, таинственное воскрешение мертвецов стало настоящим бедствием: десятки тысяч погибших солдат и горожан оживали и нападали на живых.

Первые сутки с начала войны прошли в жуткой панике, нечеловеческом страхе, боли и кошмаре. Американцы потеряли контроль над большей частью своей страны. Многие солдаты находились на грани сумасшествия или нервного срыва, участились случаи офицерского произвола, дезертирства и мародерства. Во многих местах ополоумевшие граждане обвиняли военных в неспособности противостоять демонам и линчевали их прямо на улицах. Произошло несколько столкновений полиции, солдат и гражданских, причем в различном соотношении. А в Нью-Йорке группа фанатиков объявила себя то ли апостолами, то ли мессиями, захватила здание фондовой биржи, после чего произошел акт массового самоубийства с применением взрывчатки. В результате высотка биржи сравнялась с землей. С Гавайских островов на всех парах мчались боевые и десантные корабли — планировалась высадка у Сан-Франциско.

Вторые сутки войны ознаменовались ядерной бомбардировкой демонических орд и началом наступления к Индианаполису и Сент-Луису. Военная машина наконец-то развернулась на полную, и войска несли гораздо меньше потери. На третьи сутки прокатилась вторая волна суицидов.

На орбите Земли космонавты Международной Космической Станции с ужасом смотрели на родную планету. Привычные цвета зеленых долин и лесных зон во многих участках поверхности сменились на багрово-коричневые; периодически вспыхивали и тут же гасли ослепительные звезды ядерных взрывов; дымом от пожаров заволокло огромные территории там, где находились мегаполисы. Космонавты, потерявшие связь сразу после начала вторжения, не знали истинного положения дел на Земле. Они могли лишь гадать, из-за чего, черт побери, началась Третья Мировая… Они уже не верили, что когда-нибудь вернутся домой, подразумевая под словом «дом» свою планету.

Ведь планета гибла прямо на глазах.

Утром не было никаких признаков того, что днем начнется снегопад. Облака против обыкновения набежали с юга, а не с запада. Небо очень быстро затянулось хмурой однородной пленкой, пошел снег.

Аима дежурил на караульной вышке — впервые за сотни лет караульная вышка использовалась по назначению. Рядом с астером прямо на дощатом полу был разложен скудный обед. Аима изредка прикасался к пище в промежутках между наблюдениями за тайгой. Отчего-то чувство безысходности противно сосало под ложечкой уже не первый день, и сегодня это чувство выросло многократно. Ефраст, куратор деревни, актуальней которую ныне назвать заставой, предупредил: ждите гостей. Он сказал это недвусмысленно, так что всем стало сразу ясно, что гости принесут с собою.

Вот только до сих пор Аима не знал, каких именно гостей ждать. Людей? Или, быть может, не-людей?

Когда в заснеженной тайге на расстоянии приблизительно в две мили раздался многоголосый волчий хор, Аима побледнел. Кусок хлеба, который астер намеревался запить квасом, не полез в горло, и Аима зашелся в хриплом кашле. Волчий вой нарастал и нарастал по мере того, как новые голоса примыкали к его общей какофонии, а потом внезапно стих. Оборвался, будто вовсе послышалось астеру.

Но он знал, что не послышалось. Внизу, в деревне уже началась видимая паника.

Астеры боялись нападения. Ведь каждый из жителей деревни знал, что враг сотрет заставу в порошок.

Аима быстро спустился с караульной вышки и помчался к избе старосты, где сейчас должен идти военный совет под председательством кого-то важного из Икстриллиума. Астер распахнул дверь, ворвался в избу и остановился перед хмурым Ефрастом. Еще в комнате присутствовал Рата, выглядевший получше: раны от человеческого оружия успели более или менее зажить.

— Там… — Аима указал рукой в сторону, с которой пришел леденящий кровь волчий вой. — Там… Там…

Ефраст сделал жест рукой, заставив ангела умолкнуть.

— Силь скончался под утро, — после паузы сообщил архангел.

Аима округлил глаза от удивления. Фраза архангела вызвала несравненно бОльшую бурю эмоций, настоящий шоковый удар, нежели волки в тайге. Ведь астер не может просто взять и скончаться. Он может быть развеян, но не может скончаться, как умирают живые существа. Ибо астер — это не живое с точки зрения, скажем, людей существо. Он нечто иное, должное умирать по иному.

А тут — скончался…

— Как? — лишь смог спросить Аима.

— Раны оказались смертельными. Я говорил вам, что наступили новые времена, где каждый из нас вынужден жить по новым законам. Силь стал примером того, что отныне человек и астер равны в физическом отношении. Миры слились воедино, дети мои. Миры слились, и мы, если хотим уцелеть, должны научиться существовать в новых условиях.

Аима вспомнил про вой:

— Там, в тайге!..

— Мы слышали, — спокойно ответил Ефраст, едва заметно кивнув головой. — Волчий вой. Приближается стая.

— Надо немедленно приготовиться к отражению нападения! — воскликнул Аима.

— Мы не сможем приготовиться к отражению нападения, как бы того ни хотелось. Застава падет за несколько секунд, дети мои. Да хранит Господь наши души…

Аима и Рата побледнели еще пуще. Никто из ангелов не хотел умирать. Более того, никто из них еще два дня назад и не думал о собственной смерти, так как считал ее почти невозможной, призрачной, далекой и аморфной.

— Но вы говорили, что пройдет военный совет, на котором будет утвержден план защиты деревни! — вспомнил Аима. — Где же посланцы Икстриллиума?

Ефраст тяжко вздохнул и присел на краешек деревянной лавки. В его золотых доспехах плясал огонек керосиновой лампы. В черных кудрях затесались седые волосы.

— Никто не прибыл из Икстриллиума, Аима. И никто не прибудет. Они заняты обороной столицы, они будут защищать только ее. — Ефраст как-то осунулся. Он более не выглядел грозным боевым архангелом, а был всего лишь обычным воином, уставшим после долгого похода в чужие земли и, вернувшись, нашедший собственный дом в руинах, а родные земли — разоренными. — И я должен сейчас быть в Икстриллиуме. Так приказали Светлейшие. Но я буду с вами.

Волчий вой повторился. Не такой многочисленный, как раньше, но уже гораздо ближе. На улице поднялся какой-то шум, Аима и Рата переглянулись, а затем выскочили из избы.